Вскоре они добрались до стоящего на обочине ГАЗика. Старый автомобиль, дрожащий на каждом ухабе, довольно быстро домчал их до деревни, дремавшей на краю большого, уже скованного льдом озера. Над крышами тёмных домов струилось тепло из печных труб, в некоторых окнах горел свет, и там же торчали любопытные лица.

ГАЗик притормозил возле старого дома. Ксения вслед за Алевтиной вошла в избу, с удивлением оглядела колоритное жильё, где как-то совместно жили и подушки с вышивкой, и плакаты с изображением модных певиц и актрис.

– Вон там болезный лежит.

Ксения прошла в небольшую комнатку, всю увешанную таким же глянцем, как и в гостиной, если её можно было так назвать. Бледным полотном на кровати лежал довольно молодой мужчина, он не открывал глаз и только тихо постанывал.

– Здравствуйте!

Матвей чуть сощурился, застонал громче и спустя пару минут сказал.

– Помираю я доктор!

– Придурок! – В комнату ввалилась Алевтина, включила свет, быстро откинула одеяло и показала свёрнутую набок ступню. – От этого ещё никто у нас в деревне не помирал.

– А я мать помру, вот увидишь!

Ксения быстро оглядела ногу, кивнула Алевтине и сказала:

– Придержите его!

Женщина с энтузиазмом взялась за дело и навалилась всем тучным телом на паренька. Матвейка сдавленно крякнул, а Ксения, воспользовавшись ситуацией, быстро вправила вывих. И тут мужчина заорал так, что его песнь даже подхватили соседские петухи.

– Вам больно? – Спросила Ксения, глядя ему в глаза.

– Уже, наверное, нет! – Сла́бо отозвался он.

– А что вы кричите? – Ксения покачала головой. – Ногу не нагружать дней десять. Мазь я сейчас напишу, какую купить нужно.

Ксения вышла обратно в большую комнату, где на столе уже дымилась жёлтая картошка, густо присыпанная укропом, лоснилось янтарное сало, румяной горкой лежала запечённая рыба и из-под льняного полотенца выглядывал бок каравая. Алевтина поставила на стол запотевшую бутыль с кристально чистой жидкостью и водрузила рядом две рюмки.

– Всё своё, домашнее! Не побрезгуй докторша! – Алевтина приветливо кивнула, приглашая к столу. – Не люблю ничего покупного, он бабы батонов накупят и сидят лопают. А я всё сама! Как мать и бабка учили. Даже укроп до сих пор в парнике теплится. А то на земле живут, а покупное едят! Не дело!

Ксения не могла отказаться от такого приглашения, иначе она рисковала на целую неделю пробрести себе недоброжелательную соседку.

– Ой, что это я! У меня ещё и сметанка с щучьей икрой есть и огурчики солёные.

Пока Алевтина ходила к холодильнику, из комнаты постанывай и прихрамывая вышел Матвей.

– Мам, я тоже есть хочу!

– Пить ты хочешь, а не есть! Иди ляг, я тебе туда всё принесу. Дай с нормальным человеком поговорить!

Алевтина неспешно плела кружево разговора, подперев полной рукой голову. Рассказывала о соседях, о деревенской жизни, смеялась над своими шутками. Ксении вдруг стало невероятно уютно в этом чужом деревенском доме, в котором её так радушно принимали и невероятно вкусно кормили.

– Поздно уже совсем! – Опомнилась наконец Ксения. – Идти нужно.

– На што? У тебя там уже не топлено, да и мы с тобой поллитровку-то уговорили, я ж за руль не могу. Оставайся, а с ранья провожу тебя. Я уж и тесто на оладушки поставила, утром нажарю. Давай вон там ложись, я тебе постелила.

Сон пришёл мгновенно, Ксения лишь успела коснуться головой подушки. А утром, открыв глаза, она увидела, что стужа за окнами вовсю кутает в белые покрывала всё видимое пространство.

– Зима, скорее всего, моё время для перемен! – Пробормотала она и вышла из-за занавески, за которой спала.

Ксения бродила по пустому дому и вдруг услышала, как стукнула входная дверь, и в комнату вошла хозяйка.

– Проснулась уже! Сейчас завтракать будем. – Она сразу разожгла плиту и поставила чугунную сковородку. – Ты кофий пьёшь утром?

– Доброе утро. Да, спасибо.

– Иди в сени, там тёплая вода в умывалке есть. Холодина там правда, но до зимы ещё успею утеплить, летом ремонт недоделала. Кто ж знал, что ноябрь такой выдастся.

Ксения вышла в мёрзлые сени, вдохнула морозный воздух и поняла, что именно сегодня впервые за долгое время она вдруг почувствовала себя счастливой.

Она присела к столу, зажмурилась от удовольствия, когда, искупав в сметане первый оладушек съела его и даже замерла, так ей было хорошо. Вдруг дверь отворилась, в комнату вошла женщина похожая на Алевтину и заулыбалась.

– Ой, и я с вами кофейка попью. Я Тамара, – она присела напротив Ксении, – а вас как зовут?

– Ксения, – улыбнулась она в ответ.

– Алевтина, ты мне молоком холодным разбавь, а то по скоренькому надо! Моя-то, чё удумала, – Тамара развернулась к Алевтине, которая хлопотала у плиты, – хочу говорит рожать, пока столичная докторица здесь! Ну ты ж мою знаешь, если ей в калган что и взбрело, – Тамара постучала себя по лбу, – то всё, не остановишь!

– И чего? – Алевтина поставила перед ней большую кружку.

– Не хочу, говорит, чтобы этот старый козёл роды мои принимал, – Тамара посмотрела на Ксению, – ну это она про фельшера нашего! Я говорю, милая моя, нешто так бывает, пух и родила. Говорю, собирайся, в район поедем. А она упёрлась рогом. Нет, хочу, чтоб столичная докторица приняла. Сподмогнёте? – Тамара проникновенно посмотрела в глаза недоумевающей Ксении.

– В смысле? – Ксения даже замерла с чашкой в руке.

– Дочь моя рожает, говорю. Пойдёмте роды принимать? – Весело сказала женщина.

– Что прямо сейчас рожает? – Вкрадчиво спросила Ксения, абсолютно сбитая с толку.

– Ну уж минут двадцать как. Я просто к Люське забегала, на празднование позвать.

– Да что же вы сидите? – Ксения вскочила.

– Да, не бойтесь, у нас в роду все крепкие, рожают быстро. Так, что бабанька моя на вторые сутки уже на покос ходила. Я просто переживаю, первый это у неё. Но жопа-то здоровая, хорошо должен проскочить.

Ксения выдохнула, быстро накинула куртку и сказал:

– Показывайте, где роженица.

Неделя, которая должна была принести отдых и умиротворение превратилась в насыщенный событиями отрезок времени. За пару дней Ксения успела не только принять роды, но и осмотреть десятка два пациентов и бесконечную очередь деревенских детей и даже объяснить, что консультацию по кошачьим болезням она точно дать не сможет. Каждый вечер она ужинала у Алевтины, потом беседа перетекала за полночь, и Ксения оставалась у неё.

До отъезда оставался один день, и Ксения наконец вернулась в лесной домик. Она долго сидела перед окном, смотрела, как лениво планирует снег, сливаются с наступающим вечером ветви деревьев и вдруг поняла, чего именно ей не хватало после ранения. Она погрязла в рутине, а ей необходимо было действие. Её закружили воспоминания, где она работала в самом сердце беды, бок о бок с Веславом, как прямо в лицо ей дышала опасность, но она была нужной! Воспоминания о Веславе отозвались тоской, но Ксения сразу же закрыла эту дверь, за которой она тщательно хранила не проходящее к Веславу чувство. Она вернулась мыслями к работе. Ксения поняла, что сейчас, работая в плановой хирургии, она совсем перестала чувствовать жизнь. Когда она проснулась, то решение пришло само собой!

Марина смотрелась в своё отражение, когда по воде прошла мелкая рябь и она увидела, что к ней плывёт Северино.

– Милая, ты как? – Спросил он, вытирая лицо от воды. – Ты почему грустная в последнее время?

– Привет. – Она улыбнулась. – Не знаю, какая-то тоска.

– Это та самая русская загадочная тоска? – Со смехом спросил Северино, стаскивая её в воду.

Марина упала в руки мужчины, начала шутя отбиваться, потом нырнула в глубину и всплыла уже в дальнем углу бассейна. Сегодня у неё совсем не было настроения, её действительно снедала тоска. Она уже несколько лет, после того как уехала из России не ступала на родную землю. С такими средствами как у Северино оказалось легко можно решить все миграционные проблемы, даже не выезжая за пределы Испании. И с тех пор Марина пари́ла в неге его любви, беззаботности и тихого женского счастья, о котором раньше она могла только мечтать. Но некоторое время назад тупая игла непонятно чувства засела в её сердце, и оно начало понемногу кровоточить. А всё потому, что она вспомнила Игоря, точнее, случайно увидела его фото, хотя ей казалось, что уже полностью вытравила его присутствие из своей жизни. Но в телефоне навязчиво всплывали заметки о нём и его ресторане.