Хорошее настроение сохранялось и в машине, когда мы ехали назад. Милу сморило, а Гриша рассуждал сколько он может съесть мороженого и каких еще видов оно может быть. Он даже спросил, ел ли когда-нибудь мороженое дядя Вася. И наш водитель начал посмеиваться и уверять, что в детстве съел его не меньше тонны и поэтому теперь у него вместо сердца огромная льдина. Но как только мы въехали в деревню и покатили по ее темным улицам, Гриша примолк.

Я начала переживать, что меня выбранят за долгую отлучку из дома, за то, что дети не пообедали по-домашнему. Но Катя только спросила надо ли подогреть что-нибудь, а отца детей я увидела только в конце недели. Оказалось, что будни он проводит в Москве, в своей квартире, а в Новые Колокольчики приезжает только на выходные и то не регулярно.

После возвращения мы вместе полдничали на кухне. Затем играли в детской, и к детям снова вернулось веселое настроение. Часов в семь нас позвали вниз, ужинать. Я уже порядком устала. Внизу кроме детей, Кати и меня был еще Василий.

– Опять ты эту грязь с собой приволокла? – Катя встала руки в боки и строго уставилась на рюкзачок-панду Милы.

Мила не расставалась с ним с того момента, как утром положила туда куклу. Я заметила, что он все время был с ней рядом. Я бы с удовольствием купила ей новую сумочку, но, как я уже сказала, деньги Дмитрия быстро закончились.

Катя глянула на меня, руки ее опустились вниз и более миролюбивым тоном она посоветовала, обращаясь ко мне:

– Вы бы отучили ее эту дрянь с собой таскать, она ведь и в постель ее кладет, одни микробы.

Тем же вечером с разрешения Милы я постирала сумку-панду, кроме куклы, стеклянных бус и пудреницы с остатками пудры и треснутым зеркалом, в ней ничего не было. Пудра была дешевой, такие за копейки продают на каком-нибудь рыночном развале. Опять рассказ о Франции показался абсолютно не вписывающимся в то, что я вижу, но эта мысль тут же вылетела из головы. Утром сумка высохла и Мила сложила все свои сокровища назад.

На следующий день, когда дети занимались с Максимом Максимовичем, я решила навести порядок в шкафах с одеждой. Надо было расчистить место для новых покупок, сложить ненужное более компактно. Перекладывая вещи, я обратила внимание, что в отличие от розового и голубого платья Милы, которые я увидела накануне, все вещи в шкафах были дорогими, качественными и безумно красивыми. Кашемировые свитерочки, хлопковые платьица. Вся одежда для девочки до двух лет, ничего, что мог бы носить Гриша я не нашла. На одной из полок я нашла красивую коробку с этикеткой на испанском. В ней лежала крестильная рубашечка с вышитыми белыми лилиями. Я не могла оторваться от красивой отделки. А, когда клала рубашечку обратно, заметила на дне коробки открытку с видом Барселоны. На открытке было написано: «Для нашей Лилички! Поздравляю!».

Мне вспомнились слова Сергея Александровича: «Никакой Лили нет…» и сказанное тем же вечером, когда я сидела за ширмой на лестнице: «Никакой опасности…»

***

Катя больше не приходила меня будить и стала говорить со мной на ты. При этом она скорее лучше стала ко мне относиться, чем раньше. Обращение на вы было возможно связано с тем, что она не знала, от кого я, а узнав, что я не являюсь ни знакомой Сергея Александровича, ни подружкой Дмитрия, она как бы теплее стала ко мне относиться.

Я перенесла подъем на семь тридцать утра, и сама стала готовить детям завтрак. Это было не мое решение, все складывалось само собой, что мыть полы в детской, стирать белье и гладить лучше выходило у меня. А Катя с удовольствием избавлялась от некоторых своих обязанностей.

После завтрака я выводила детей на полчаса из дома. Мы гуляли вокруг него. Здесь была детская площадка с горкой и качелями, можно было висеть, забираться по лестнице вверх, висеть на кольцах, скатываться, перелизать прятаться. Мы с Милой обычно большую часть времени качались на качелях. Основная прогулка у нас была после занятий. Между девятью и десятью утра их забирал Максим Максимович. Они занимались в большой светлой комнате на первом этаже, которая, вероятно раньше играла роль столовой. Чтобы детям удобно было сидеть за обеденным столом, на стулья им подкладывали подушки. Все это выглядело странно. Мне сложно представить родителей, которые, решив обучать детей дома и имея возможности Сергея Александровича, не позаботились бы о настоящей классной комнате со специальными столами, доской и прочими школьными атрибутами. Тем более, что все это можно было разместить в игровой комнате.

Во время занятий, которые продолжались до часу дня, я наводила порядок: разбирала детские вещи, игрушки, протирала пыль в наших комнатах или помогала Кате с обедом.

Обед обычно начинался полвторого. Все мы собирались на кухне, даже, когда Сергей Александрович оставался в Новых Колокольчиках. Ему и его жене обед накрывали в столовой, было заметно, что Илона, так ее звали, едва терпит детей. Но и Сергей Александрович не любил шум и детские разговоры его быстро утомляли.

Приблизительно в два часа Мила засыпала, а Гриша сидел со мной, играл с машинками или что-то рисовал. В три часа, если погода была хорошей, мы выходили за ворота и шли к озеру. Дети не получали удовольствия от этой прогулки. Снег выпал только в декабре. Грязи не было, потому что ночью был минус, но темные деревья и черная земля наводили тоску. Дети вряд ли это чувствовали, скорее всего им хотелось вернуться в теплую детскую к игрушкам, а не брести по безлюдной дороге. Чтобы было веселее, я стала брать собаку, рассказывала им что-нибудь интересное, чтобы прогулка не была однообразной. В начале я боялась, что они на меня пожалуются Сергею Александровичу, я даже подготовила аргументы за прогулки на свежем воздухе, но потом поняла, что им и в голову не приходило, что я в зависимом положении и они считали меня даже не полноправным членом семьи, а скорее тем человеком, который обладает большими правами, чем есть у них.

Мне нравилось брести вдоль темного леса, особенно в ветренную погоду, когда верхушки раскачивались и поскрипывали. Темнеть стало все раньше и раньше, но в этом тоже была своя прелесть.

В четыре дети пили кефир или получали другой полдник и отправлялись в гостиную на очередное занятие с Максимом Максимовичем. Наверное, он уставал, и поэтому растягивал свои занятия на весь день. А может быть ему просто нравилось ужинать в нашей компании, как я узнала, он жил один. Около шести мы могли снова выйти на детскую площадку, пройти по двору, выпустить собак из вольера. Всего их было три, красивые доберманы. Собаки несмотря на породу, были очень дружелюбными.

Ближе к девяти, десяти часам вечера к дому приезжала машина. Это был Дмитрий. Екатерина Филипповна сказала, что он живет здесь временно из-за ремонта в своей квартире. Дмитрий выдавал деньги каждую неделю и обычно разговаривал только с Катей по поводу оплаты счетов и других домашних забот.

Кроме трех доберманов, у которых был большой вольер, в гараже жил кот Савелий. Мы его почти не видели. Первый раз я узнала о коте, увидев его сидящим на краю детской площадки. Я решила, что кот принадлежит кому-то из соседей, но Екатерина Филипповна рассказала, что раньше кот жил в доме, но у Илоны аллергия на животных, кота сослали в гараж. После этого он одичал. Перестал подходить к людям, надолго убегал.

А еще на одной из кухонных полок я нашла роман Шарлотты Бронте «Джен Эйр». Я почувствовала себя современной Джен Эйр. Я тоже гувернантка и сирота. Кто мой работодатель я узнала после того, как была принята на работу. Когда я дошла до места в романе, где мистер Рочестер упал с лошади, я вспомнила как упала, когда шла на собеседование и свалила Сергея Александровича. Помнится я даже отложила книгу, чтобы вспомнить эту сцену в деталях… Во всем я проводила параллели с романтическими героями, если выдавалось свободное время. Гувернантка и владелец замка с темным прошлым. Порой сил хватало только на полстраницы, бывало, что я перечитывала какую-нибудь главу, чтение двигалось медленно. В выходные дни Максим Максимович приходил только вечером – погулять с собаками. Это была обязанность Екатерины Филипповны и его.