Правда, помещения эти роскошные и громадные, но тут уж придется пока потерпеть, хотя и не люблю я все эти роскоши. Кстати, заходил в Теремной дворец, думал, может, там чего можно сделать, и понял, что стиль Ивана III – это совсем не ко мне. Все время ощущение, что живешь в русской народной сказке, с самым что ни на есть реальным Золотым крыльцом, на котором, как известно, сидели царь, царевич, король, королевич…

Тьфу ты, ну ты!

И самое главное, как совместить все эти меры охраны с тем, что мне постоянно нужно встречаться с новыми людьми, активно перемещаться, да и перед толпами выступать? Я же не могу запереться в золотой клетке и бояться высунуть нос? Нет, не могу. Но, с другой стороны, судьба Ленина также предостерегает, что на каждого вождя может найтись своя Фаня Каплан.

Впрочем, сидеть взаперти я тоже не собирался.

Москва. Кремлевские казармы дежурной сотни собственного Его Императорского Величества конвоя.

11 (24) марта 1917 года

Длинный стол собрал всех казаков, кто не был на посту. Праздничная поляна хотя и отличалась от обычных царских кушаний, но и царь-батюшка не гнушался преломить хлеб с казаками Собственного Конвоя.

Я стоял со стопкой водки и смотрел на множество лиц, обращенных в мою сторону. В отличие от Дикой дивизии, которая была верна мне априори, в отличие от солдат Георгиевского полка, которые возвели меня на трон и которых я обласкал, и буду продолжать это делать, казаки Конвоя были мне верны лишь велением присяги, а это весьма опасное положение, учитывая близость их к моей бренной тушке. Поэтому первый визит к ним.

Что может быть милее сердцу воина, чем командир, не чурающийся своих солдат? Особенно, если этот командир не прячется в бою за их спины? Пусть с казаками Конвоя я не ходил в атаку, но ни одна зараза не сможет мне бросить в лицо обвинение в том, что я лично не водил свои войска в бой. Спасибо прадеду, что даже высказанное вслух сомнение в моей храбрости могло повлечь за собой серьезные неприятности для болтуна и без вмешательства всяких спецслужб. Фронтовики бы просто не поняли. И не простили бы. А в особенности сейчас, после всего, что я наговорил и наобещал. Насколько я мог судить и насколько я мог опираться на доклады, моя популярность в армии сейчас была крайне высока. Но популярность популярностью, а укрепить свой авторитет просто необходимо. И потому я в казармах, потому я чествую своих солдат, потому я пью с ними и ем с ними хлеб. Рецепт, проверенный тысячелетиями. Точно так же, как и я сейчас, пировали со своими легионами и полководцы древности. Особенно, если они хотели, чтобы их солдаты вместе с ними перешли тот самый Рубикон.

– Казаки! Вольный дух казачества веками создавал особую общность, особый уклад жизни, творил из казаков лучших наездников и лучших воинов. Вы всегда были опорой и надеждой русского престола. Были, есть и, верю, будете! Служба царю и личная свобода – вот главный девиз, особый смысл жизни казака. Слава, Высочайшая благодарность и привилегии – вот оценка службы Отечеством и императором. Служите верно, служите храбро и помните – я не забуду верную службу и всегда буду на вашей стороне!

Я поднял стопку и громко запел (благо прадед пел шикарно!):

Казаки взвыли от восторга, тут же десятки, сотни голосов подхватили песню:

Зазвучала музыка, кто-то растягивал меха баяна, отбивал темп бубен, слитные голоса выводили под сводами казарм, разносясь в ночной тиши на сотни метров вокруг Кремля.

Москва. Кремлевские казармы дежурной роты 1-го Лейб-гвардии Георгиевского полка.

11 (24) марта 1917 года

Следующий визит к тем, кто был моей надеждой и опорой в этой схватке за власть, схватке за будущее, в схватке, в которой я обязан был победить любой ценой.

– Мои боевые товарищи! Ваш полк уникален, ведь только в вашем полку все без исключения служат герои настоящей войны, войны без дураков, войны, где нет места малодушию и трусости. Вы же в этом ряду лучших бойцов воистину лучшие из лучших! Вы – герои войны, и я верю, что вы все станете героями мира, героями той России, ради которой мы с вами воевали, проливали кровь и которая наградила нас самыми геройскими, самыми уважаемыми в армии орденами и медалями Святого Георгия! Я пью за вас, мои верные солдаты! Отчизна будет всегда благодарить вас, а я никогда не забуду вашу доблесть и вашу верность!

Я опрокинул стопку под восторженные крики собравшихся. Под сводами старинных казарм трижды прогремело «ура!», и стопки были дружно опрокинуты. С ответной речью выступил генерал Тимановский, заверивший меня в верности царизму в моем лице всех присутствующих и готовности все приказы этого самого царизма исполнить в точности и без колебаний.

Снова водка, снова «ура!», снова мои слова:

– Объявляю вам о моем официальном повелении сформировать новый полк – Лейб-гвардии Георгиевский полк Его Императорского Величества с дарованием прав Старой Гвардии. Шефом вашего полка буду лично я. Верю, не посрамите вы честь Георгиевского знамени, будете достойны всех тех, кто снискал воинскую славу, кто творил величие России на полях сражений, кто был удостоен самой почетной награды русского воинства!

«Ура» вновь гремит под сводами, вновь стопка, вновь ответные речи. Слово за слово, а вновь пора сказать царю-батюшке:

– Герои Великой войны. На ваших плечах ответственность за судьбы России. Ответственность не только на полях сражений, но и в куда более трудное время мирной жизни. Именно вы должны стать и, я верю, станете опорой и движущей силой творения новой жизни в нашем Отечестве. Жизни, о которой мечтали в окопах, жизни, которая грезилась во снах, жизни, которая описывалась пророками минувших эпох. И я верю, что у нас с вами все получится. Получится, потому что не может не получиться. Ибо если не мы, то кто? Именно мы, вы и я, сможем вместе сотворить новую Россию. Я, веря в вас, а вы веря в меня, в вашего государя. За вас, гвардейцы!

Москва. Кремлевские казармы дежурной сотни дикой дивизии.

11 (24) марта 1917 года

Последняя гастроль на сегодня. Ингушский полк, сотне которого случилось дежурить в Кремле первой. Тут уж мне говорить приходится мало, полк встретил меня восторженными криками, а ротмистр Ивченко затянул официальную дивизионную песню собственного сочинения:

Я покосился на спешащего ко мне с рогом вина полковника Мерчуле, о котором, собственно, и поется в оригинальной версии этой песни. Но чего не сделаешь ради Высочайшей Особы! Что ж, как говорится в подобных случаях, прогиб засчитан. Принимаю из рук командира полка раззолоченный рог. Разноголосица выводила куплеты:

Ингуши пели вдохновенно, глаза горели восторгом, звучала кавказская мелодия. Всадники пели: