- Отдайся мне, Эсак...- помимо воли прошелестели мои пересохшие губы,- ты даже не представляешь, как тебе будет хорошо со мной... не думай ни о чем, забудься, растворись во мне... Я стану рекой, которая понесет тебя с бурных верховий к медленным плесам... я буду водой, смешанной с молоком и медом... чистым лесным воздухом, можжевеловым и мятным, чтобы наполнить твои легкие, которые еще не дышали...
Я хотела поцеловать его и протянула руки к его лицу, но он перехватил мои запястья и, грустно усмехнувшись, произнес: "Что толку в соединении тел, когда дух томится?.. Не искушайся обо мне, царица. Ступай".
Как раненая лань, я рванулась вон. Я летела к себе, прикусив кулак, чтобы не закричать от обиды. А в голове звенело и жужжало странное... последнее, что я почувствовала... Когда я бросилась к двери, Эсак чуть задержал мою рванувшуюся руку, слегка сдавив ускользающую кисть, так что вся она, влажная и горячая, с неизъяснимо тонким сладострастием протиснулась сквозь его холодные твердые пальцы... Когда в своей опочивальне я - уже совсем без сил - упала на постель, до меня дошло, наконец, что Эсак, оттолкнув, отнюдь не отпустил меня! Связь не исчезла... Она должна была существовать под постоянной угрозой исчезновения... чтобы МЫ ОБА жили в непрерывном напряжении не нарушенного запрета... чтобы греховное чувство изнемогало в своей идеальности, сводило с ума... терзало, жгло... вся изощренная натура волхва вожделела именно такой невыносимой безысходности, которую можно было бы нарушить... одним взглядом, одним движением руки ... и не нарушать!
Это было уже слишком!.. Зарывшись с головой в тяжелые подушки, я взвыла, как схваченная капканом волчица...
И тут ко мне вошел Приам. Я проглотила крик, скомкав его подушечным углом, и притворилась спящей. Как бы не так! Приам разбросал защищавшую меня постель и, насильно повернув к себе мое лицо, потребовал объяснений. В его настойчивости не было и тени ревнивого недоверия. Он просто был искренне встревожен, мой добрый Приам. Всхлипывая и размазывая слезы по распухшим щекам, я неловко села на постели и что-то пролепетала про дурной сон... Приам бережно привлек меня к себе, и такая от него исходила спокойная, добрая, чистая сила, что я вся размякла, словно внутри меня лопнула пружина. Он шептал какую-то утешительную чушь, большой преданный пес, кротко слизывающий мои слезы...
Вдруг моя ладонь оказалась в его ладони, он осторожно сжал мои пальцы... его рука была совсем не такая, как у волхва, она была теплая, упругая, крупная... но сам контраст мгновенно всколыхнул чуть притаившуюся боль, и страсть, сдерживаемая почти нечеловеческими усилиями, взорвалась во мне, хлынула наружу и всей своей мощью обрушилась на ничего не подозревавшего Приама. Любовь, ненависть, ужас, раскаяние, гнев, ошеломление обнаруженной в себе склонностью к пороку - все смешалось в этом порыве! Ни одна гетера, должно быть, в своих профессиональных упражнениях не доходила до разнузданностей, какими в эту ночь я испепеляла супружеское ложе... Как тропический ураган, я поглотила изумленного мужа... Шипя от горя и злобы, я обвивалась вокруг него, как разъяренный удав... я впивалась в его кроткие уста, как будто намеревалась высосать из него мозг... я заставляла его бороться со мной, доводя эту гору железных мускулов до рычания и щенячьего визга... я кусалась и царапалась, как кошка, хмелея при виде выступавшей крови... все завершилось какой-то уж совсем запредельной судорогой и сбивчивым жалобным шепотом... я, кажется, клялась Приаму в любви... Приам потрясенно молчал. Его возвышенное целомудрие не допускало подозрений в неверности. Но сам факт был странен... Приам откровенно не знал, как к нему относиться.
Наша жизнь с этих пор приобрела странный оттенок. Я старательно избегала не только встреч с волхвом, но даже упоминаний его имени. Несколько раз я издали видела его в храме и потом еще - во время праздника, в священной роще. Но душа моя была всецело поглощена бесконечным монологом, обращенным к Эсаку... я все время ловила себя на том, что бессознательно стремлюсь к нему . Внешне это никак не выражалось, разве что - в неизменной пылкости, с которой я теперь несла - прежде такое скучное - бремя супружеских обязанностей. Я обнаружила потрясающую возможность предаваться своей страсти, не нарушая обета... нужно было лишь вообразить... впрочем, со временем я стала замечать, что страшный яд моей преступной влюбленности начинает понемногу проникать в Приама. Он - словно проснулся. Впервые за несколько лет супружества мы открыли друг в друге любовников. Я любила его... и любила другого... в нем - в его роскошном мужском теле - любила чуждый, родной, загадочный, беззвучно и бессловесно призываемый Дух. Умница Приам, конечно, догадывался о чем-то... Однажды я проснулась среди ночи от его тяжкого упорного взгляда. "Ты все время зовешь его..."- сказал Приам и, подавленно вздохнув, спустился с ложа и мрачно удалился. Однако на следующую ночь он как ни в чем не бывало пришел ко мне и никогда уже больше не напоминал о своих горестных догадках. Он понял, мой добрый Приам, что за пламя во мне горит, и что за горючее питает это пламя... Он догадался кротким своим рассудком, кому н а с а м о м д е л е он обязан упоением любовного избытка, в котором пылает моя душа... Он знал, что без того, другого, этот избыток вряд ли когда-нибудь обнаружился бы... Наверное, это едва не разбило ему сердце. Но, будучи прост и ясен до мозга костей, он смирился с тем, что есть, и стал спокойно п о л ь з о в а т ь с я имеющимся, как единственно возможным и честно заслуженным достоянием.
Спустя несколько месяцев после нашей последней встречи Эсак явился во дворец и потребовал царской аудиенции. О чем они беседовали с Приамом, запершись в кабинете с утра до двух часов пополудни, я так никогда и не узнала. Но после этого Эсак стал в доме своим человеком, он приходил, когда ему хотелось, надолго уединяясь с царем и время от времени оказывая мне изысканные и никому, кроме нас, не понятные знаки внимания.
Эсак и Приама околдовал! Силы небесные! Все это напоминало какую-то жуткую игру... Мы, трое, были втянуты в невидимую клетку и, как безумные, метались по ее периметру, не находя выхода и... страшась его найти! Неизвестно, сколько все это продолжалось бы... должно быть, я в конце концов сошла бы с ума ... но вскоре на меня обрушилось несчастье...
Эсак до сих пор остается одним из тех редких прорицателей, предсказания которых, как правило, подтверждаются. Я-то думала, что, намекая Приаму на прибавление в семействе, он просто отвлекает его внимание. А оказалось, это было настоящее пророчество. Эсак ЗНАЛ о появлении на свет моих близнецов еще до того, как они были зачаты.
Как могут жечь и ранить воспоминания! А еще говорят, что время лечит... Двадцать с лишним лет минуло, а не забылось ничего.
Эсак застал меня в тяжком оцепенении.
- Не знаю, царица, обрадуют ли тебя мои слова... Но сомнения нет... Молодой пастух с Иды, которого все называют Парисом, - царского происхождения. Мужайся, Гекуба! Это - ТВОЙ СЫН.
4.
ЭСАК. В тот год расположение планет определенно указывало на возникновение самых неблагоприятных и разрушительных тенденций для южного побережья Пропонтиды - и особенно для областей, прилегающих к восточной береговой линии Геллеспонта. Чтобы развиться в полную силу, вихревым потокам энергии понадобилось бы полвека, не меньше... но их движение уже поддавалось наблюдению. Я был тогда молод, неопытен, и все-таки улавливал непрерывно возникающие приметы неуправляемого процесса, который простодушные люди называют историческим катаклизмом. Особого рода личности стали встречаться на моем пути - вспыльчивые, гневливые, волевые, подверженные необузданным страстям, красивые и гордые, в равной мере достойные восторга и отвращения. Когда живешь среди таких, поневоле становишься ОДНИМ ИЗ... Это как в сказке: хочешь пережить ее, испытать ее сладость и жуть, так становись сказочным персонажем, люби, дрожи и погибай всерьез... Но далеко не многие могут при этом продолжать оставаться ВНЕ, за переплетом, вернее - НАД страницами книги, что вознамерилась - ай -я-яй! - притвориться твоей судьбой. Опасно это! Но я игрок, - что делать! - страстный игрок...
