За окном шумел и шелестел лес. Увядающие, удивительно красивые листья, танцуя, опускались на землю. Осень окружала машину со всех сторон. Малыш Блейз мирно посапывал на заднем сиденье, а Агата, прислонясь к окну, прощалась с летом.

– Скоро зима, – громко и капризно крикнула она. – Долгие месяцы я буду сидеть дома, а если и выходить, то в каком-то балахоне. Прощайте мои платья, – она театрально вскинула руки.

– Дочка, – весело сказал отец, – да ведь зима – это санки, снежки, веселье! И вообще, зима – наше с мамой любимое время года. Давай поедем кататься на лыжах! Где ты хочешь провести каникулы? – он лукаво взглянул на Агату.

– Перестаньте! – вспыхнула она. – Конечно, вы будете кататься, вам будет весело, а мне? Обо мне вы подумали?

– Агат, да посмотри вокруг! – воскликнула мать. – Такая красота, а ты все ворчишь! Придумаем чего-нибудь, не беда!

Обычно девочка радовалась природе, любила блеск снега, яркие и одновременно грустные краски осени, журчание ручьев. Но сегодня ей было не до веселья. Ведь совсем недавно родители купили ей очень красивое платье, и вот … скоро начнется зима, а она его почти не одевала. Агата ничего не ответила, лишь прислонилась лицом к стеклу, бормоча про себя: «Никто меня не понимает!»

–Ура, приехали! – вывел ее из задумчивости отец. – Выбираемся!

«Опять привезли меня в какую-то глухомань!» – проворчала Агата.

Перед ними стоял старый маленький домик, почти вросший в землю. Дверь было полураскрыта. Отец, наклонившись, зашел в дом и позвал всех. Мать, держа за руку проснувшегося Блейза, последовала за ним.

– Агата, – позвали они.

– Мы здесь втроем не поместимся, – пробубнила она, но тоже протиснулась внутрь. Было тесно, холодно, пахло плесенью и вообще, девочке уже давно хотелось вернуться домой. А тут еще Блейз, испуганный чем-то поднял громкий рев. Агата пробралась в угол и спряталась там. «Вечно они находят какую-то глушь и радуются! Чему они радуются? Плесени?»

В углу лежал мусор. Девочка сердито пнула его, а потом тихо заплакала.

Когда Блейз немного успокоился, родители постарались разжечь камин, стоящий в углу. Дрова промокли, но мало-помалу пламя занялось, стало теплее, и семья расположилась вокруг огня. От скуки Агата поглядела в угол, в котором только что стояла.

Что это? На полу лежали туфельки, просто прозрачные туфельки на высоких каблуках. Нет, не просто. У Агаты перехватило дыхание. Как в этой дыре могло очутиться подобное чудо! Таких нежных туфелек Агата никогда не видела. Она бессмысленно вертела их в руках и глупо улыбалась. Девочка бысто примерила их, и они идеально ей подошли.

– Ведь эти туфли – ничьи, их кто-то забыл, мы ведь можем взять их, – громко крикнула она.

Родители, сидящие рядом, переглянулись, а потом лицо матери затуманилось.

– Агата, – тихо сказал она, – но ведь, кто-то потерял их потерял. Наверное, такая же девочка, как и ты. И возможно, сейчас она их ищет.

– А нам какое дело! – упрямо сказала Агата. Если забыла, то туфельки – мои.

– Ты знаешь, дочка, – медленно проговорил отец. – Как-то мой дедушка, а твой прадедушка Аллен рассказал мне волшебную историю. Эта история пришла к нему от его бабушки. Как видишь, это очень старая и, как бы это сказать, … наша фамильная история. Хочешь послушать? А потом мы вместе решим, что делать.

Агате очень хотелось заполучить туфельки, но она решила не торопиться и не злить родителей. А кроме того, что греха таить, папа рассказывал истории очень редко. Но уж если рассказывал, то это были удивительные и ни на что не похожие сказки. Отец преобразовывался и становился главным героем своих рассказов. Обычно спокойный, веселый и рассудительный, он мог начать истерически смеяться, заплакать или сгорбиться так, что походил на старика, повидавшего на своем веку многое. Слушая сказки отца, Агата часто забывала о времени.

– Главное, что не будет скучно, а потом я получу туфельки, – сказала сама себе девочка, присела рядом с родителями, вглядываясь в языки пламени, и приготовилась слушать. – Что бы ни случилось, туфельки будут моими!

      В тот вечер мадмуазель Манон де Же вернулась домой довольно поздно. Утомленно упав на кровать, она с упоением вспоминала те неземные мгновения, что подарил ей месье Пьер.

– О, Пьер, – шептала она в сладкой истоме.

Перед ней проплывал танцевальный зал, свет, блеск и пары, проносящиеся мимо, словно волшебные лодки, скользящие по волнам Сены.

– О, Пьер, – повторяла она, вспоминая сказочный образ своего принца, его нежное, внимательное и задумчивое лицо. – С тобой, Пьер, хоть на край света! Я хочу кружиться, летать, и вы, мелкие людишки, завидуйте нам, двум прекрасным волшебным голубкам.

Так, предаваясь воспоминаниям, мадмуазель де Же нехотя начала раздеваться. Заснуть, и во сне видеть Пьера – вот о чем она мечтала в тот миг. Но, стягивая туфельки на каблуках, она с удивлением обнаружила, что они не поддаются. Она потянула сильнее, но туфельки словно намертво приклеились к ножкам прелестницы.

– Вы, глупые туфли, отдирайтесь, что я вам говорю! – воскликнула Манон и тут же поправилась. – Ах, туфельки, милые туфельки, как же я с вами плохо обращаюсь!

Она вспомнила свою прогулку по Елисейским полям в поисках платья, в котором не стыдно было бы показаться на балу Его Величества короля Франции. Платья, что составляли ее гардероб, были милы, но безнадежно устарели, а то и вовсе истрепались. Не могла же она выйти в свет в таком рванье!

– Да, да, – повторяла Манон своим подружкам, – я наряжусь так, что весь двор, увидев меня, воскликнет: «Вот она, волшебная фея, королева бала!»

Время шло, но ничего подходящего не находилось. Все платья были недостойны мадмуазель де Же, ее волшебных рук, ее грациозной фигуры и ее хрупких и стройных ножек.

Наконец подружки разошлись по домам, оставив госпожу Манон одну в ночи. Ночь была страшна. Грозные тучи застилали небо, а из-под земли волшебные призраки грозили бедняжке и тянули к ней свои ужасные скрюченные руки. Но госпожа де Же настойчиво искала.

– Я не только волшебно красива, но и чрезвычайно храбра, – успокаивала она себя. – Вот обзавидуются Фабрина и Софи, когда меня провозгласят королевой бала, и самые прекрасные кавалеры будут вздыхать и страстно просить моей руки! Впрочем, я буду неприступной и отдам свое сердце только самому достойному!

Наконец дрожащая и перепуганная девушка заглянула в маленькую лавку, неожиданно вынырнувшую из сумрака. В лавке сидел угрюмый и неприветливый бородач.

– Чего надо? – громко прорычал он. Мадмуазель де Же чуть не упала в обморок.

– Ты, мужлан, – высокомерно проронила она, – да как ты смеешь так обращаться к первой фрейлине двора! – На самом деле первой фрейлиной девушка не была, она даже не состояла в свите королевы, но надо же было показать этому грубияну его место!

– Ах, дамочка, извините, – лицо бородача скривилось в некрасивой ухмылке, – так что же вам надо?

– Не надо, а изволите, – произнесла Манон, обрадовавшись, что вразумила нахала.

– Ой, пардон, – противно захихикал продавец. – Так чего же вы изволите?

– Скорее всего, ничего особенного, – пробормотала Манон.

– Почему же, почему? – отталкивающе улыбнулся незнакомец. – А вот поглядите-ка!

И он извлек из-под прилавка платье. Манон замерла. Это было прекрасное, необычайное платье, которое ей не могло присниться даже в самых волшебных снах, ведь оно было настолько легко и прозрачно, будто его шили в далекой стране сказочных Фей!

– Я хочу его примерить, – быстро сказала она.

– О, прекрасная дама! Неужели вы унизились до того, чтобы изъясняться как простая крестьянка? – воскликнул бородач.

Щеки Манон зарделись. Но она лишь процедила:

– Ах ты мужлан, не тебе учить меня!

– Так вы берете платье? – грубо перебил ее продавец.

– Я бы хотела …

– Вы берете платье, или я ухожу, поздно уже, спать пора, и вам тоже.