– Обо всем этом вам расскажет генерал Уваров. Он только что прибыл из Петербурга.

Высокий, хорошо сложенный генерал с красивым, слегка вытянутым лицом вышел вперёд и сделал быстрый поклон.

– Честь имею, господа офицеры. Прибыл только что с донесением от самого императора. Отныне на гербе России Мальтийский крест. А сама остров Мальта является частью Российской империи.

– Расскажите нам подробнее, что произошла в Петербурге, – попросил Ушаков.

– Император с благословения Папы Римского организовал Российско-католический приорат ордена Иоанна Иерусалимского.

– Интересно, – задумчиво покачал головой Ушаков.

– Великим приором российским поставлен принц Конде, – продолжал генерал Уваров. – Чрезвычайным послом мальтийского ордена назначен граф Лета. Ордену передан в дар Воронцовский дворец.

– Здесь написано, – сказал Ушаков, показывая письмо. – Святые дары, а вместе с ними резиденция ордена Святого Иоанна Иерусалимского перенесены в Петербург.

– Да, действительно, святые дары торжественно переданы на хранение в Петербург, – подтвердил Уваров.

– Расскажите, как все это происходило, – попросил Ушаков.

– Представьте, к Зимнему дворцу подкатило сорок карет в сопровождении всадников в латах и плащах с мальтийскими крестами. Поистине – торжественное зрелище. Император, принял графа Лета в тронном зале, и тот передал ему предложение возложить на себя титул протектора ордена. Нынче все в Петербурге стремятся вступить в рыцарство. Большие командорские кресты уже получил граф Безбородко, князь Куракин, Великий князь Александр. Вот и вам, Фёдор Фёдорович я обязан торжественно передать сию награду. – Генерал всем показал бархатную алую подушечку, на которой возлежал белый мальтийский крест, украшенный чёрной лентой. – Отныне, вы комендор Мальтийского ордена.

Присутствующий на собрании батюшка со «Святого Павла» перекрестился и громко пробасил:

– Прости, Господи. Орден же этот – католический. А император-то наш из православных. Что же это творится, господа?

– Мало того, – продолжал Уваров, – император Российский, в связи с оккупацией безбожными войсками священного Ватикана, предлагает Высокий престол перенести в столицу России.

– Ватикан в Россию? – чуть не задохнулся от гнева батюшка, замахал руками, как птица крыльями. Ничего не смог произнести, кроме: – Ну, господа, это что же твориться? Теперь нам всем в католическую веру осталось податься?

Все кругом заспорили: хорошо это или плохо.

– Петербург станет центром Мира, центром Европы! – восхищались одни.

– Все это – провокация, – убеждали другие. – Европа всегда ненавидела Россию. Из русских торгашей не сделать.

– Господа! – утихомирил офицеров Ушаков. – Не наше это дело – спорить о политике. Наше дело – защищать отечество. О политике пусть заботятся те, кому это доверено Богом. Нам предстоит дальний поход. Прошу завтра представить рапорта о состоянии кораблей и экипажей. Составить требование по боеприпасам, провианту и парусному вооружению.

* * *

Следующие две недели проходили в подготовке к походу. Я как-то не вписывался в общую работу. Ничего не понимал в морском деле. Чтобы я зря не болтался под ногами, меня загружали письменной работой: копии рапортов, списки личного состава, отчёты корабельной комиссии…. В штабе мне выделили стол, обитый зелёным сукном, чернильный прибор с перьями и стопку чистой бумаги, серые штабные конверты, и подсвечник с дюжиной свечей, так, как приходилось засиживаться допоздна. Я впал в уныние.

Терпеть не мог всю эту канцелярию. В Питере она мне надоела до чёртиков, теперь и здесь приходилось тем же заниматься. Мне тоже хотелось готовить корабельную артиллерию, проверять комплекты к орудиям, подсчитывать заряды, участвовать в пробных стрельбах…

– Лейтенант Добров, вы же ни разу не готовили корабли к походу, – говорил сурово Ушаков, терпеливо выслушивая моё нытьё. – А вдруг что перепутаете или не досчитаете. Море ошибок не прощает. Вот, поживёте с нами с полгодика, послужите – тогда другое дело. А сейчас – марш в штаб!

Матрос Дубовцев бегал по моим поручениям. Что б я без него делал? Словно нянька заботился обо мне: что бы я голодным не остался, что бы лёг вовремя. Платье вычистит и выгладит. Исподнее белье у прачки свежее каждый день приносил…. В штабе жара невозможная, Дубовцев с кувшином холодного морса бежит. Дождь зарядит, а мне домой надо, так он кибитку крытую находит. Вечером и утром – всегда самовар горячий. Полотенце чистое, мыла кусок, бритва отведённая.

Как-то я работал над списком личного состава: кто выписан из госпиталя, кто направлен на лечение. Духота стояла нестерпимая. Солнце пробивало тяжёлые портьеры на окнах. Открытые настежь двери не спасали от духоты. Буквы расплывались перед глазами. За шиворот тёк горячий пот. Я не выдержал, встал, отдёрнул портьеру и подставил лицо горячему ветру. А там, за окном плескалось море. В бухте лениво покачивались корабли. Чайки с пронзительным криком носились над волнами. Эх! – подумалось. – Пробежаться бы босиком по горячей гальке, скинуть с себя все, да нырнуть поглубже в прохладную воду.

– Мечтаем? – сзади раздались уверенные шаги. Я обернулся. В штаб вошёл Ушаков с тремя офицерами: Сенявин, Метакса, Сарандинаки. Вдруг, адмирал остановился и повернулся ко мне.

– Добров, эскадра отправляется в длительное плавание. Что вам приказывал император? Все время быть при моем штабе?

– Так точно.

– Но вы же не морской человек. Выдержите? На кораблях тяжкая служба.

– Разве у меня есть выбор?

– Предположим, я могу составить рапорт, что вы заболели.

– Это – обман, – заартачился я.

Он пристально посмотрел мне в глаза.

– Поймите, Добров, мне лишние люди в море не нужны. От каждого требую – максимум пользы. Вы же были на корабле. Каждый уголок, каждая полочка для чего-то приспособлена. Куда вас деть?

Возникло чувство обиды, похожее на то, когда я маленький хотел играть с деревенскими парнями в лапту, а мне говорили, что я ещё не дорос, и меня ненароком могут зашибить.

– Я постараюсь быть полезным. Вы же комплектуете команды рекрутами, – нашёлся я.

– Так они матрозы или гардемарины. А вы – офицер. Звание ваше обязывает в случае выхода из строя кого из офицерского состава – заменить его. Сможете командовать матрозами, а может быть целым судном?

Мне совсем стало не по себе. Конечно же, не смогу. Конечно же, я ни черта не смыслю в морском деле. Но я же в состоянии всему научиться. Я же не тупой. А что я буду делать в опустевшем городе? Останусь на берегу. Буду днями просиживать в штабе и переписывать рапорта? Я так хотел в море, вместе со всеми. Я полюбил море. Полюбил корабли. Они мен казались огромными богатырями, грозными, надёжными… И – все! Остаюсь на берегу… Обидно до слез.

Возле нас возник лейтенант Метакса.

– Дозвольте обратиться? – попросил он.

– А, Егор, – дружески похлопал его по плечу Ушаков. – Вот – настоящий моряк. Так он через все прошёл: битвы, шторма, муштру…. Ну, говори, что хотел?

– Дозвольте взять шефство над Добровым.

– Чего? – удивился Ушаков.

– Он исполнительный офицер. Физически вынослив. И языкам обучен. Я из него за месяц сделаю морского волка.

– Кого? Волка? Сам-то ещё волчонок.

– Добров – человек надёжный. Такие офицеры в море всегда нужны. Хотя бы определить его к морским гренадёрам.

Ушаков долго и внимательно глядел, то на меня, то на Егора.

– Хорошо, – согласился адмирал. У меня даже сердце на миг остановилось. – Но учти, лейтенант Метакса: Добров оплошает – вдвоём у меня получать будете. – И показал Егору свой огромный кулак. – Сечь лично буду.

– Спасибо огромное! – прошептал я, когда тяжёлые шаги адмирала стихли за дверью кабинета. – Даже не знаю, как благодарить вас.

– Так-то, – весело сказал Метакса. – Вы уж не оплошайте.

Меня ещё ни разу не секли.

Вечером, укладываясь на койку в тесной каюте, я спросил у Егора Метаксы: