Последнее время у Алексея Семашко все складывалось удивительно удачно. Получил новую должность, и теперь он – заместитель главного редактора газеты «Иркутский рабочий». Интересная работа, прекрасный коллектив. Столько новых идей, столько можно сделать.
С главным редактором Ильей Рыбалко хорошие отношения сложились сразу. Они поняли друг друга с полуслова: «Газету обновляем, приглашаем новых спецкоров, посылаем их по областям. В стране идут стройки, открываются новые школы, больницы. Обо всем нужно писать. Сколько прекрасных людей работает повсюду! Семейные династии, стахановские движения».
Илья с Алексеем допоздна засиживались в редакции, обсуждая верстки, споря до хрипоты, как лучше.
И газета действительно стала другой. Это отмечали и простые читатели, и администрация города.
Звонили из горкома партии:
– Молодцы, ребята. Правильной дорогой идете. Пишете о том, что важно. Интересных героев для своих статей находите.
– Спасибо за доверие, – отвечали руководители и работали с удвоенным энтузиазмом.
– Илья, а давай международную колонку откроем. Ну допустим, как живут рабочие в разных странах. И запустим маленькие репортажи. Сегодня из Германии, завтра из Испании, – фонтанировал идеями Алексей.
– Боюсь, Алексей, это не будет соответствовать политике партии. Вот если написать, как их прижимают, как притесняют…
– Да нет, Илюш, ты не понял. Про то, как притесняют, все пишут. А мы напишем, какие станки изобрели, или просто про то, чем дышат, книжки какие читают, про художников, может.
– Это что-то, Леш, совсем новое. Давай, пиши докладную записку. Пойдем туда, – Илья многозначительно поднял вверх указательный палец, – посоветуемся.
Алексей хлопнул друга по плечу.
– Идет! Подготовлю к понедельнику.
Подружились и жены газетчиков. Ровесницы, в семьях по двое детей. Правда, у Алексея росли сын и дочь, оба ученики начальной школы, а в семье Рыбалко – мальчишки-близнецы и тоже первоклассники.
Жили в одном доме, в соседних подъездах. Ведомственные квартиры семьям выделила редакция.
Семья Алексея переехала в Иркутск из Усолья. Квартира была в старом доме, печь нужно было топить дровами, туалет на улице.
Иркутск город большой, и газета центральная, и квартира семье Алексея была выделена соответствующая. Две большие комнаты, обставленные красивой мебелью. На окнах шторы, в буфете хорошая посуда. Даже соусник со смешной раздвоенной ложечкой.
– Видать, у каких-то бывших экспроприировали, – предположил Алексей.
Больше всего семья обрадовалась, увидев в квартире пианино. Как так случилось, что Алексей умел играть практически на всех музыкальных инструментах, осталось загадкой и для него самого. Но стоило ему взять гармошку или, к примеру, гитару, – пять минут, и уже по звуку подбиралась мелодия. Роня с удовольствием подпевала мужу, а скоро к ним присоединилась и Томочка. У нее тоже прорезался приятный и чистый голос. Только Бориске медведь на ухо наступил.
– Ничего, сын, ты у нас математиком будешь, крупным ученым, – мечтал Алексей.
– Алеш, неужели и на пианино сможешь научиться? – Роня хоть и верила в безграничные возможности мужа, но всему же есть предел. Здесь и клавиш сколько, и педали.
– Попробую, наверное, не так сложно.
И вскоре зазвучал новый инструмент в руках Алексея Семашко. Не всегда ровно и профессионально. Но зато весело и от души. Мог подхватить любую песню, подыграть танцующим. Потихоньку вырисовывались и мелодии фокстрота и вальса.
Поэтому вскоре вся редакторская шумная компания стала собираться на вечеринки у Семашко.
Роня была известной кулинаркой. Выдумывала необыкновенные блюда, накрывала красивый стол. Умела украсить его и цветами, и какими-нибудь затейливыми салфеточками. И всегда открыты двери для друзей.
Жены работников редакции удивлялись расторопности Рони. Идея провести вместе вечер могла родиться спонтанно уже под конец рабочего дня. Мужчины забегали за женами домой:
– Собирайся, к Семашко идем. Не доделали работу, заодно поговорим, а потом и потанцуем.
Понятное дело, что Роня точно такое же заявление получала вместе со всеми.
Она работала в той же редакции наборщицей. Освобождалась раньше, чем Алексей. Но нагрузка на нее ложилась – будь здоров. И дом, и семья, и двое ребятишек, и работа.
Придя в гости, друзья заставали Роню красиво одетой, в вышитом фартуке. Большой стол выдвинут на середину зала, уже накрыт праздничной скатертью, а Роня замешивала тесто.
– Девочки, Алеша опять не предупредил. Но есть рыба, сейчас на скорую руку пирог сделаю. Лид, стругай лук. Мигом все сотворим.
Мужья обсуждали недоделанные дела, жены готовились к застолью, и через час уже говорили тосты в честь хозяев дома. А потом песни и обязательно танцы под патефон. Как же без них! И танцорами главными считались Роня и Алексей. Как он умел вести в танго! Все женщины мечтали танцевать с ним. Всем известно, все зависит от партнера, как он поведет, такой и танец выйдет. Но танго Алексей танцевал только с женой. Это был их коронный номер.
Из детской, насупившись, смотрел Борис. Он страсть как не любит, когда мама танцевала. Она должна быть только его. А здесь она явно принадлежала другому мужчине. А хотя бы и папе. И Борька начинал громко плакать. Отец строго смотрел на сына, не останавливая танца. Бориска рыдать прекращал, но продолжал всхлипывать. Никакие уговоры не помогали, так повторялось каждый раз, как только мама выходила танцевать.
– Красивые имена дал детям, Алексей!
– Да, царские! Царь Борис, царица Тамара.
– Не по-советски как-то. Где у нас здесь цари?
– Так это ж наша история! Что ж, и от нее открещиваться начнем? Это не дело. Никогда ничего путного не произойдет в обществе, которое забыло свои корни.
– Алексей, а как же политика партии? Вымарываем пережитки, – в спор включились многие.
– Согласен, пережитки нужно вымарывать, и в нашем светлом будущем им не место. Но эти персонажи из жизни не выкинешь. И потом, они были сильными личностями, они могли менять ход истории.
– Э как! Какую судьбу ты своим детям готовишь!
– Такую – не такую, а серостью они не будут никогда! Хочу, чтобы мои дети стали хозяевами своих судеб. Не зависели ни от обстоятельств, ни от окружения.
Много времени спустя Роня все анализировала, все пыталась понять. Может, эти слова послужили причиной той самой их семейной трагедии? Или все-таки есть та самая судьба, от которой не уйти? И как ты кого ни называй, что ни делай, закончится, как предначертано. Вот только кем? Кто наши судьбы пишет? Кому дано, кому подвластно?
А может, виной всему черное платье. Зачем надела его на Новый год. А потом еще и на Первомай. Хотела же пошить голубое. Времени не хватило. Отдала подруге, а с платьем отдала и свое счастье…
= 2 =
– Ронь, чем занимаешься? Помощь твоя нужна. В магазин при редакции платья завезли. Пошли поглядим. Я себе к Первомаю присмотрела. Но сомневаюсь, что-то не того. Может, с брошкой лучше? Ты у нас самая модная. – Лида Рыбалко стояла в дверях, вся запыхавшаяся. Берет в руках, пальто расстегнуто.
– Лидуш, ну ты даешь! Бежала, что ли, всю дорогу?
– А ты думаешь, на полчаса отложила. Ты же знаешь, какие продавщицы там вредные. Ужас. Прям от груди отрывают. Еще и на часы демонстративно посмотрела. И мне пальцем показала. Ну, я ноги в руки – и к тебе прямиком. Хорошо, обеденный перерыв. Накормила своих?
– Да. Вон, борщ пока горячий, съешь хоть ложку, небось сама-то пообедать не успела.
– И то правда, – Лида прямо из кастрюли зачерпнула пару ложек.
– А я сейчас шов закреплю, – Роня сделала еще несколько спорых движений, остановила ход швейной машинки, привычно зубами оборвала нитку и быстрыми шагами направилась к вешалке.
– Что мастеришь?
– Платье для Томочки к празднику. Посмотрела, есть два остатка. На хорошую вещь не хватит. А так кокетка и рукавчик-фонарик в цветочек выйдут, а само платьице однотонное, сиреневое. Вот маракую, получится, нет. – Роня натянула котиковую шубку, сунула ноги в высокие белые боты. – Побежали!