Сидя на продавленном сиденье, Антон размышлял: не похоже, чтобы бригада была привязана к своей машине. Такое ощущение, что им все равно, на чем они ездят на смену. Это, да еще и явно высказанное ему нежелание видеть его в экипаже, абсолютно не вписывались в ту картину, которую он нарисовал себе, пока готовился к сдаче тестов. Было стойкое ощущение, что ему еще только предстоит что-то узнать о новой работе.

Не очень чистые стекла полыхнули желтоватым светом – по проезду мимо них медленно прополз такой же, как и у них, вездеход с большим бортовым номером 87. Антон вдруг понял, что не знает, какой номер у их машины – ничего подобного он на ней не видел. За окном мелькнул человек – к Алексею, чем-то громыхавшему у лебедки, подошел незнакомец. Крутанувшись на кресле, Антон всмотрелся из глубины кабины в людей перед носом вездехода – пришедший, это был шеф, рассказывал что-то неприятное его напарнику. Лицо последнего было хмурым и даже злым. Шефа тоже нельзя было назвать в этот момент счастливым. Алексей мотнул головой по направлению Антона, и они, не сговариваясь, повернули головы, всматриваясь в темноту кабины – Антон замер. Почему-то в этот момент он был уверен, что разговор шел о нем. Вероятно, его не было видно сквозь наклоненное лобовое стекло, так как шеф, мазнув по нему взглядом, никак не отреагировал на застывшего новичка, вернувшись к разговору с Алексеем. Последний что-то резко сказал, отчего шеф напряженно застыл, уставившись в его лицо, потом махнул рукой, и они устремились к дверям машины, а Антон поспешил освободить водительское кресло.

Двери распахнулись одновременно, отработанными движениями его напарники запрыгнули на передние кресла – Алексей на место водителя, шеф – рядом.

– Поехали, – сказал шеф и только после этого, обернувшись, кивнул застывшему на заднем ряду электрику: – Привет. Освоился?

– Здравствуйте. А что тут осваивать? Я только кабину и видел. Ни в чистом отсеке, ни в ремонтном еще не был.

– Успеешь еще.

Шеф уже потерял к нему интерес, активируя интерфейсы вокруг себя. Алексей, откинувшись в кресле, щелкал кнопками на паре джойстиков, установленных на подлокотниках. Сзади что-то загудело, затем гул стремительно истончился, плавно перейдя в шипящий свист, загорелись какие-то лампочки над входными дверями, уши слегка прижало повысившимся давлением, и в то же мгновение соседние вездеходы медленно поплыли назад – машина тронулась. Устроившись поудобней на кресле у окна, Антон выбросил все мысли о странностях новой работы, разглядывая скользящий мимо окружающий мир.

Вездеход шел удивительно плавно и мягко, еле заметно покачиваясь на ходу. Вот замелькали гиганты, до которых Антон так и не добрался – многоосные машины с длинными вытянутыми телами, раскрашенные в яркие цвета. На них громоздились разнокалиберные надстройки: вот мощная антенна в сферическом защитном кожухе, вот пара огромных дронов, припавших животами к крыше их носителя, вот непонятного вида подъемники и даже парочка настоящих кранов. Неожиданно слева распахнулся широченный проезд, ведущий куда-то в дальнюю глубь подвалов, но вездеход Антона стремительно развернулся в другую сторону, вжимая новичка в стенку, и устремился по неширокому тоннелю к виднеющемуся сквозь лобовое стекло ярко освещенному шлюзу, призывно мигавшему зелеными сигналами.

После шлюза турбина за спиной увеличила обороты, и вездеход долго поднимался по длинной, открытой сверху траншее, так что Антон видел только серые стены по сторонам и кусочек светлого неба через потолочный люк. Когда они наконец выбрались на свободу, он обнаружил, что вездеход оказался на древней дороге, в прошлом огибавшей все районы Большой Москвы. Собственно, от той дороги уже давно ничего не осталось, кроме широченной просеки в лесу между брошенной Балашихой и Измайловым.

– Мы что, в Балашиху едем? – взволнованно спросил Антон.

Шеф ничего не ответил – было похоже, что он задремал. Алексей покосился на соседа, на Антона и, хмыкнув в микрофон, ответил:

– Нет, конечно. Что там делать? У нас точка в сорока километрах от Измайлова, мы Балашиху с севера обойдем.

– А что там?

– Подстанция там, – водитель помолчал, но добавил: – Сто лет ее не ремонтировали, пока она не накрылась. Мы там будем с трансформаторами возиться, а ты, пока мы будем корячиться, будешь винты и гайки крутить – заменишь всю старую автоматику.

– На что заменю?

– Комплектовщик еще ночью контейнер для тебя закинул. Разбирайся. Это вроде твоя работа.

Антон ничего не ответил. Действительно, его же не на экскурсию взяли – работать. Схватив планшет, он активировал его и некоторое время изучал наряд на работу и сопроводительную документацию. Быстро поняв, что ничего нового для него там нет, он вернулся к тому, что происходило за окнами. А вездеход между тем, проскочив участок дороги, пролегавшей по окраине Измайлова, свернул на унылую бетонку, пробиравшуюся через густой лес. Было заметно, что те, кто ездил по этой дороге, предпочитали двигаться по обочинам, вместо того чтобы трястись по раздолбанным стыкам плит. Но в этот раз, однако, прошедший недавно дождь внес свои коррективы, и вездеход вынужденно запрыгал по грязному бетону. Толчки и тряска не произвели никакого впечатления на шефа, продолжавшего похрапывать в своем кресле. Антон же впервые в жизни видел в непосредственной близости от себя настоящий лес. Нет, конечно, их возили на лабораторные занятия в кусочек бывшего огромного парка, сохранившийся как раз на самом краю района. Но то был тщательно очищаемый и контролируемый людьми образец локальной экосистемы, а не дикий и опасный кусок природы.

Он отлично помнил, как в восьмом классе у них было особое занятие, на которое допускали только ребят, получивших медицинский допуск. Тогда под присмотром врача им, по пять человек за раз, разрешали снять защитную маску, чтобы вдохнуть нефильтрованный и неочищенный воздух. Ребята ужасно волновались, Антон старался держать себя в руках и делал вид, что ничего особенного не происходит, но постоянно замечал, как болтает ногами – привычка, которой за ним никогда раньше не водилось. Обычно молчаливая Анька Бурова трещала, как заведенная, а друг Ванька потом признался, что страшно потел. Он помнил, как ударили по нервам странные, непривычные запахи: мокрая земля, которую можно было видеть совсем рядом, что-то пахуче неуловимое, и запах собственного костюма, который, оказывается, вонял разогретым пластиком.

Каждая группа проводила без маски по пятнадцать минут – те, кто, конечно, мог это выдержать. Антону повезло – ничего, кроме внезапного зуда в носу и затяжной серии чихов. Закончилось все тем, что нос изнутри опух так, что он мог дышать только через рот. Но все это были мелкие неприятности по сравнению с тем же Ванькой, у которого начался массивный отек. Антон навсегда запомнил уродливую маску вместо лица друга и торопливую суету санитаров, тут же утащивших Ваньку в медблок.

Позже они все долго еще хвастались друг перед другом пережитыми страхами и болячками. В детстве Антон часто мечтал о том, как он будет исследовать окружающий мир, купаться в морях или озерах и дышать чистым воздухом высоких гор. После того урока все мечты такого рода исчезли сами собой. Им всем как будто сделали прививку от внешнего мира, от дикой жизни.

И вот неожиданно он пробирается в слабозащищенном вездеходе через настоящий лес, полный не только аллергенов, но и враждебной человеку жизни. Антон боялся признаться себе, но это его почему-то не пугало, а волновало и даже радовало – в однообразной череде будней появилось нечто новое, возбуждающее. Даже если его никогда больше не возьмут в бригаду, он уже не жалел о том, что согласился на эту работу. Кто еще из его друзей мог похвастаться, что видел вот так, своими глазами, мокрые кусты вдоль обочины, таинственные тенистые просветы между стволов деревьев, манящие неизведанным, вот эти странные пушистые деревья, покрытые вместо листьев иголками, деревья, похожие на высоченные оранжевые столбы с кроной на самой макушке, или вот эти гиганты, захватывающие пространство вокруг своими толстенными узловатыми ветвями. Антон смотрел на освещенные солнечным светом макушки этих деревьев и воображал, как было бы замечательно очутиться вон там – на перекрестках деревянных дорог, высоко под голубым небом, среди темной листвы, защищавшей тайные тропы от нескромного взгляда снизу.