Теперь голоса зазвучали едва ли в двадцати шагах от его укрытия. Осторожно выглянув из-за камня, Кенджи с облегчением выдохнул, увидав всего лишь двух женщин. Та, что чуть постарше, лет так тридцати, с короткими черными волосами, одетая в легкое косодэ и соломенные сандалии, подошла к воде, поставила на землю корзинку с бельем и принялась усердно полоскать цветастое одеяло, щебеча, словно сорока. Ее подруга была едва ли старше Кенджи: девушка с толстой косой в длинном, до пят платье.

Словно почувствовав на себе его взгляд, незнакомка вдруг оглянулась, и Кенджи поспешно спрятался обратно. Женщины умолкли, и наступила тишина, которую нарушал лишь стрекот насекомых, носящихся над рекой. Несколько мгновений он слышал, как ухает его сердце, но вскоре снова раздался громкий смех. Видимо, девушка или не заметила его, или подумала, что ей попросту показалось.

Еще некоторое время Кенджи размышлял, стоит ли ему выходить из своего укрытия. Но почему бы и нет? Наверняка где-то неподалеку располагалась деревня, раз женщины решили отправиться на реку только вдвоем. Хм, а быть может, это его дом? А эти две крестьянки – его знакомые? Он еще раз выглянул из-за камня, пристально вглядываясь в лица женщин и напрягая память. Но даже если он когда-то и знал их, то теперь эти воспоминания напрочь стерлись из его головы. Что ж, вряд ли местные жители откажут в помощи уставшему и продрогшему путнику. Видимо, он слишком шумел, так как старшая женщина вдруг оглянулась. А потом схватила лежавшую возле нее палку, поднялась на ноги и повернулась в его сторону.

– Эй! – крикнула она, причем в голосе ее не было ни капли страха. – Нан, опять ты за нами шастаешь? Вылазь, поганец, уж я-то тебя отучу людей пугать!

Что ж, прятаться дальше было уже глупо. Увидев перед собой незнакомца, крестьянки переглянулись. Та, что постарше, придирчиво оглядела его с ног до головы. Голос ее зазвучал чуть спокойнее, но палку из рук она так и не выпустила:

– А ты, прошу прощения?..

– Меня зовут Кенджи, – ответил он.

Повисло неловкое молчание. Судя по всему, его собеседницы ожидали услышать нечто большее, однако Кенджи не знал, что добавить. Что он помнит только свое имя? Что в памяти у него только смутные обрывки, которые вообще могли ему привидеться? Что последнее его воспоминание – чей-то незнакомый голос и дикая боль, разрывающая тело?

– Я пришел в себя на берегу реки. Клянусь, не хотел вас пугать, – принялся сбивчиво рассказывать Кенджи. – Просто…

– Откуда ты? – полюбопытствовала девушка.

– Не помню, – признался Кенджи.

– Ты шел в Сагару? Куда девалась твоя обувь? Почему ты…

– Мико, ради всех богов, – закатила глаза женщина, на что та умокла и смущенно потупила глаза. – Ты что, не видишь – у парня зуб на зуб не попадает, а желудок урчит, словно в нем медведь завелся. Кем бы ни был наш новый знакомый, он явно нуждается в крове и горячем ужине. Отведем его в деревню, отогреем и накормим – а там, глядишь, и желание поговорить проснется.

Эта идея пришлась по душе всем троим, а больше всех самому Кенджи, который и впрямь был страшно голоден. Так что вскоре они уже вышагивали по пыльной дороге, направляясь прямо в сторону заходящего солнца.

Вскоре вдалеке показался высокий частокол, и, едва успев его преодолеть, Кенджи сразу же ощутил на себе десятки заинтересованных взглядов. И если поначалу за ними следовали лишь несколько босоногих ребятишек, во все глаза таращившихся на незнакомца, то вскоре посмотреть на чужака собралась, казалось, вся деревня. Старики и дети, перемазанные землей мужчины и усталые женщины с мозолистыми руками. Один из мальчишек расхрабрился настолько, что подбежал к Кенджи и дотронулся до его рукава, но уже через миг мать поволокла его в сторону, браня и осыпая тумаками.

Наконец они остановились перед крепким зданием, находившимся прямо в центре селения. Наверное, оно было единственным строением, возвышающимся над землей сразу в несколько этажей. Если все остальные домики являли собой скромные жилища с тонкими стенами и соломенными крышами, то этот дом был полностью сделан из дерева и даже украшен простой, но добротной резьбой в виде переплетающихся узоров.

В просторной комнате за вытянутым столом не торопясь обедал старик. Думается, когда-то он был рослым мужем и даже мог похвастаться недюжинной силой – об этом говорили его крепкие мышцы, которые были видны даже под одеждой, и крупные кулаки, каждый из которых мог легко размозжить тыкву. Но годы согнули его спину, волосы стали белее молока, а морщины испещрили лицо, точно трещины – прибрежные скалы.

При виде гостей староста лишь удивленно поднял брови. Однако не успел он даже отложить ложку, как Нэо, тараторя, принялась рассказывать ему обо всем случившемся на реке. Никто другой при всем желании не смог бы вставить хоть слово – впрочем, этого и не требовалось. Выслушав ее, старик повернулся к Кенджи и жестом пригласил за стол, видимо, заметив его голодный взгляд:

– Вы подоспели как раз к ужину. Мико, будь добра, принеси нашему новому другу чистую одежду.

Не заставляя просить себя дважды, Кенджи занял место напротив старосты. Спустя время, одетый в свежую рубаху, добротные штаны и крепкие сапоги, подошедшие так точно, словно были сшиты на его ногу, он уплетал уже вторую миску густой похлебки, которая казалась ему просто даром небес.

Поначалу старик Юки не тревожил его расспросами, ожидая, пока Кенджи утолит голод, однако потом попытался осторожно узнать у него, кто он и как вообще очутился около их деревни. Впрочем, староста добился не большего, чем другие крестьяне, – Кенджи честно признался, что не помнит ничего.

– Последнее, что я запомнил, – произнес он, отодвинув пустую тарелку и кинув взгляд в потрескивающий очаг, – это…

«Кенджи! Беги! Я задержу их!»

Мечущиеся тени.

Всполохи огня, разрывающие ночь.

Треск ломающейся кровли.

Чей-то хриплый голос. А потом дикий вопль, режущий уши.

Запах крови. Столь густой и вязкий, что, казалось, ощущался кожей.

Боль, пронизывающая все его тело.

– С тобой все в порядке?

Очнувшись, Кенджи понял, что какое-то время он просто молча пялился на огонь. Помотав головой, он сумел выдавить слабую улыбку:

– Да. Прошу прощения. Просто я очень устал.

– Нужно показать его господину Сато, – обратилась Нэо к Юки. – Уверена, он-то подскажет, как лучше…

– Змеи! Змеи идут! – послышался чей-то вопль с улицы.

Старик чуть побледнел и поспешил к дверям. За ним последовали и женщины. А Кенджи подошел к окну и открыл ставни. Выглянув наружу, он увидал несколько вооруженных всадников, въехавших в деревню через открытые ворота.

Всадников было всего трое, однако шумели они как добрый десяток, свистя, улюлюкая и размахивая плетками. Какой-то парень чуть замешкался, не успев вовремя сойти с их пути, и через мгновение рухнул наземь, получив удар плетью прямо по хребту.

Остановившись около дома старосты, незнакомцы спешились. Они явно не бедствовали – их богатые наряды особенно выделялись на фоне местных жителей, многие из которых опоясывались простыми веревками, а одежду себе шили из десятков разрозненных кусочков ткани.

Широченные штаны развевались, словно паруса; куртки украшала серебряная нить – все в оттенках черного и зеленого. Высокие сапоги с подвернутыми голенищами. На пальцах у каждого сидело по несколько толстых перстней, а на груди была вышита эмблема в виде змеи, которая свернулась кольцом и ухватила себя за хвост. Даже седла их украшали различные побрякушки, гремевшие при каждом движении, а в гривах лошадей пестрели разноцветные ленты.

Судя по всему, незнакомцы являлись воинами, так как были вооружены и не стеснялись этого, старательно демонстрируя длинные мечи на поясе. Помимо клинка, у каждого на груди болтались ножны с кинжалом, украшенные драгоценными камнями.

Сделав шаг вперед, один из незнакомцев – бугай с квадратной челюстью, который, по всей видимости, был у них за главного, – засунул большие пальцы за пояс, обвел взглядом столпившихся вокруг крестьян и прокричал: