— Насколько сильно ты хочешь это знать?

— О, это нехорошо… — Кальдар щелкнул языком.

На лестнице послышались шаги. Уильям повернулся к двери.

— У нас компания.

— Я ничего не слышу, — сказал Кальдар.

— Может, тебе стоит заткнуться? — задался вопросом Эриан.

Ступеньки скрипнули. Дверь распахнулась, и массивная фигура заслонила дверной проем. Уро протолкался в комнату. Изможденный, с бледной серой кожей, он, шатаясь, подошел к столу, держа правую руку на перевязи. Кальдар встал и отодвинул стул от стола. Уро сел.

Казалось, вся сила покинула его, словно он стал слишком тяжелым для своих мышц.

— Голубая кровь, — сказал он, протягивая Уильяму через стол левую руку.

Они пожали друг другу руки. Рукопожатие Уро все еще было крепким, но Уильям почувствовал слабость в его руке.

— С тобой все в порядке? — спросил он.

— Бывало и лучше. — Глаза Уро были налиты кровью и тусклы.

— Как супруга?

— Ранена.

Он так и думал. Клара была ранена, и мир Уро раскололся. Он мог много вытерпеть, но неспособность защитить свою жену сломила его.

— Очень жаль это слышать.

— Я хочу попросить тебя об одолжении, — медленно проговорил Уро, словно пытаясь выдавить из себя нужные слова. — Ты уже помог мне однажды, так что я буду должен тебе два раза.

— Ты мне ничего не должен. Что за услуга?

— Я оставляю здесь своего младшего сына. Он должен быть занят, поэтому, если тебе нужно что-то сделать, скажи ему, чтобы он сделал это для тебя. Чем тяжелее работа, тем лучше.

Странно.

— Хорошо, — сказал Уильям. — Так и будет.

Уро сунул руку в карман, вытащил оттуда что-то и подтолкнул через стол. Это была круглая штука, около двух дюймов шириной, сделанная из плетеной бечевки и человеческих волос. Из круга торчал черный коготь, испачканный засохшей кровью. Он пах человеческой кровью и выглядел как один из когтей Уро, только у него были все когти на месте.

— Оставь это у себя для меня, чтобы мой сын выполнял твои приказы.

За спиной Уро Кальдар с широко раскрытыми глазами яростно затряс головой. Лицо Эриана было тщательно нейтральным, в то время как его рука рядом со столом, вне поля зрения Уро, делала движение «не бери это».

— В чем дело? — спросил Уильям.

— Это штука — знак. — Слабая дрожь пробежала по хриплому голосу Уро, и Уильям понял, что это было самое близкое к тому, чтобы просить милостыню. Его охватило непреодолимое желание встать и уйти.

— У меня нет никого, чтобы взять его, — сказал Уро. — Семья не сработает, а остальная Трясина… ну, в общем, я никому не доверю своего мальчика. Они будут плохо с ним обращаться. — Боль затопила его глаза. Его голос упал до грубого, прерывистого шепота. — Сделай это для меня, Уильям. Я не хочу убивать собственного сына.

Уильям сидел совершенно неподвижно. Воспоминания кружились в его голове. Он читал об этом обычае раньше, в книге о племенах Южного континента Зачарованного. Когда ребенок совершал преступление, караемое смертью, его семья могла передать его опекуну и сохранить ему жизнь. Ребенок должен был служить опекуну до тех пор, пока не достигнет зрелости.

Младший сын Уро сделал что-то такое, что каралось смертью, и Уро больше не мог его удерживать. Ребенок выживет только в том случае, если будет принадлежать кому-то другому.

Уильям сидел очень тихо. Когда он родился и его мать не захотела его видеть, она могла бы бросить его в канаву и уйти. В Луизиане его бы задушили при рождении. Он выжил, потому что родился в Адрианглии, и потому что его мать заботилась о нем достаточно, чтобы сдать правительству вместо того, чтобы бросить в канаву, как мусор. Хорошо или плохо, но его приняли, накормили, дали кров, и хотя жизнь его никогда не была легкой, он никогда не жалел о том, что родился на свет.

Не имело значения, что ребенок точно не был перевёртышем, и это была не Адрианглия, и он не знал Уро или что делать с его сыном.

Теперь была его очередь. Только дурак не расплатится судьбой, а он не был таким дураком.

Уильям взял амулет.

Уро медленно выдохнул через нос. Кальдар сделал вид, что ударился лицом о буфет. Эриан наклонился вперед, опер локти на стол и положил голову на кулаки, пряча лицо.

— Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится… — Уро поднялся на ноги.

Уильям кивнул. Все было понятно без слов.

Уро повернулся и вышел из комнаты.

— Тебе не следовало этого делать. — Эриан поднял голову. — Теперь обратного пути нет.

Кальдар вздохнул.

— Ты хороший человек, Уильям. Глупый, но хороший.

Уильяму было уже достаточно.

— Ты слишком много болтаешь.

— Я уже много лет говорю ему об этом, — сказал Эриан.

Дверь распахнулась во второй раз, и вошел один из детей Уро. Гастон, вспомнил Уильям. Парнишке было лет шестнадцать или около того, судя по лицу. Он был худее Уро, но уже на пару дюймов выше и приближался к массивному телосложению своего отца. С таким же характером, судя по неглубоким шрамам на мускулистых предплечьях. Наверное, дрался с братьями. Уильям внимательно вгляделся в его лицо: твердый подбородок, плоские скулы, глубоко посаженные глаза, поразительно бледно-серые под черными кустистыми бровями. Парень вполне мог сойти за человека, если свет был достаточно плохим. На подбородке и шее виднелись синяки. Кто-то избил его.

Уильям указал на стул напротив.

— Садись.

Парнишка сел, ссутулив плечи, словно ожидая, блокировать удар. На левой руке не хватало ногтя. Рана едва успела покрыться струпьями.

— Голодный?

Парнишка посмотрел на еду и покачал головой.

Уильям взял еще одну тарелку, наполнил ее и передал ему.

— Не лги мне, я все узнаю.

Парень принялся за еду. Уильям дал ему поесть пару минут. Поза парня медленно расслаблялась.

— Сколько тебе лет?

— Пятнадцать.

На три года старше Джорджа, брата Розы.

— Как тебя зовут?

— Гастон.

Уильям коснулся амулета.

— И что же ты сделал?

Гастон замер с вилкой на полпути ко рту.

Уильям молчал.

Парень сглотнул.

— Вы ушли. Папа спал. Ри и Март отправились загонять ролпи в загон, потому что мама боялась, что если Ширилы появятся, они убьют ролпи первыми. Я должен был следить за домом. У нас на дереве есть ручная сирена. Если что-то пойдет не так, я должен был включить сирену, чтобы Март и Ри прибежали домой. Мама готовила карпа. — Гастон уставился в свою тарелку. — Папа терпеть не может карпов. Говорит, что у них вкус водорослей. У меня были удочки, установленные в ручье. Я пошел их проверить.

Гастон упер взгляд в свою тарелку.

— Я бросил свою семью.

— Кто пришел в дом, пока тебя не было? — спросил Уильям.

Гастон перешел на бесцветный монотонный тон.

— Мужчина. Он напал на маму. Он… отрезал ей ногу. Игната говорит, что ничем не может помочь. Моя мама стала калекой. Благодаря мне.

Парень вываливал на себя ведра ненависти к самому себе. Это была не его вина. Клара должна была уйти, когда Сериза рассказала ей о Рухе. Гастона выгнали из семьи не потому, что он оставил свой пост. Он был ребенком и, вероятно, не был должным образом обучен. Гастона выгнали, потому что Уро любил Клару, и теперь каждый раз, когда он смотрел на своего младшего сына, он вспоминал о ее ране. Уро был не в той кондиции, его жена не могла эвакуироваться, и теперь они взвалили всю свою вину и свои ошибки на своего ребенка и выгнали его из семьи. Вот так.

Дикий зверь царапал его внутренности. Это было прекрасно. Парнишка теперь принадлежал ему.

— Как выглядел тот мужчина?

— Я видел его всего секунду, когда он выпрыгнул из окна. Высокий. Светлые волосы.

— Что еще?

— Он предложил Кларе лайм для супа, — тихо сказал Кальдар.

Паук. Уильям заглушил рычание. Только Паук мог войти в дом женщины, чтобы допросить ее и начал разговор, предложив ей фрукты.

Уильям наклонился вперед.

— Мужчина нырнул в воду и не вынырнул, чтобы глотнуть воздуха?