Так продолжалось до тех пор, пока она не проснулась на следующее утро в постели в задней комнате.

Священная роща исчезла. Нимфы исчезли. Малкольм исчез.

И она снова стала просто Моной.

Глава 6

Портрет джентльмена

Единственное объяснение, которое Мона могла придумать, чтобы объяснить события той ночи с нимфами, состояло в том, что Малкольм был очень богатым человеком, о чем она уже догадывалась. Только за деньги можно было купить необходимую "магию", чтобы превратить кладовую в галерее в маленькую рощу и населить ее сексапильными юными девушками, готовыми и способными сексуально обслуживать мужчину, одетого как сатир. Она бы предположила, что он накачал ее наркотиками, но в мире не существовало наркотика, который вызывал бы галлюцинации настолько яркие и сильные, и после которого было бы лучше на следующий день, а не хуже. Следующим утром ее тело ныло от танцев, было чувствительным от совокупления, и бодрым, как будто она купалась нагишом в прохладном прозрачном голубом источнике в обжигающий августовский день.

Нелегко было возвращаться в реальный мир после ночи, проведенной в роще. Но она сделала это, потому что реальный мир требовал этого от нее. Малкольм заплатил ей за ночь с сатиром, и заплатил хорошо. Расплата пришла в виде миниатюры королевы Виктории, которую он оставил на ее подушке. Она была оценена в пятьдесят тысяч долларов. Мону так и подмывало продать ее на аукционе, но она знала, что та принесет большую прибыль, как только она предоставит обещанное Малкольмом безупречное происхождение.

Если этот день вообще наступит.

Недели ползли. Галерея постоянно занимала ее показами и выставками. Приходил писатель эротических книг и устроил чтения, что позволило Моне выставить на всеобщее обозрение многие из странных порнографических картин ее матери. Две из них она продала. Богемному сердцу ее матери было бы приятно видеть, какое удовольствие доставляет ее коллекция молодому поколению.

Все это время Мона не могла перестать думать о Малкольме. Кто же он такой? Почему он выбрал именно ее? Почему между их свиданиями проходит так много времени? Что он запланировал для нее дальше? Еще нимфы? Опять аукционы? Опять шлюхи?

Все вышеперечисленное?

Сначала он приходил к ней раз в месяц, но с той ночи, когда она играла для него нимфу, прошло уже два месяца. Он предупреждал ее, чтобы она не ждала его частых визитов. Он не казался капризным человеком, но говорил, что любовные связи отнимают у него много сил. Она представила его в Англии с женой и детьми, от которых он редко сбегал. Он платил женщинам, потому что он хотел определенный вид секса, который не мог получить в респектабельном браке. Это объясняло, почему он еще не назвал своей фамилии, почему так много времени проходит между любовными утехами и почему каждая ночь, которую они проводили вместе, превращалась в спектакль и длилась часами.

И часами.

Однако после двух долгих месяцев она не знала, увидит ли его когда-нибудь снова. Но в середине октября, когда листья окрасились в ярко-оранжевый и ржаво-красный, а температура требовала свитеров с юбками и чулки, она вошла в свой кабинет и обнаружила на столе книгу с красным бархатным колье, снова отмечающим страницу.

Она улыбнулась. Чертовски вовремя.

На этот раз Малкольм отметил страницу не в большой белой книге по истории искусств. Книга на ее столе было последним аукционным каталогом из Лондона. Она перевернула страницу, которую он отметил, и увидела то, что там был... портрет конца восемнадцатого века от английского католического художника Джеймса Шарплза.

Портрет джентльмена, маленького, в три четверти роста, сидящего на стуле, в охотничьем костюме, с хлыстом для верховой езды в правой руке.

Это был безусловно он. Она увидела лихого джентльмена. Она увидела, что полотно действительно было совсем маленьким. Увидела, что мужчина на портрете сидит на стуле, и что он одет в костюм для охоты, а в руке он держит стек.

Очень точное название для картины.

Значит, на этот раз будет стек? О нем он тоже ее предупреждал. Ее никогда не порол любовник, по обоюдному согласию или по какой-то другой причине. Мать никогда ее не шлепала. Однажды в книжном магазине мальчик ущипнул ее за задницу, и она была готова дать ему пощечину, когда увидела, что ему нет и четырнадцати. Она отомстила ему, сказав об этом его матери, которая пила чай в кафе, в то время как ее сын делал вид, что смотрит книги. Мать вытащила его за ухо из магазина, и все это время Мона улыбалась. Хорошее воспоминание, но не эротичное. Она не могла представить, что ей понравится быть выпоротой стеком, но кто знает? Она никогда не думала, что ей понравится резвиться с нимфами, или быть проданной на аукционе, или ощущать внутри бутылку. И все же ей понравилось.

Ей все понравилось.

Поскольку Малкольм не дал ей никаких указаний, что надеть на их воскресное свидание, она надела свое любимое осеннее платье из мятого красного бархата - длиной до щиколоток, обтягивающее, с открытой спиной. Она заколола свои яблочно-красные волосы в пучок, и вытащила пряди у затылка. Если это не понравится такому мужчине, как Малкольм, тогда ему ничто не понравится.

Наконец, наступила полночь.

Мона отправилась в галерею, и провела несколько мгновений, гладя сладко-спящего в своей постели Ту-Ту, затем направилась в заднюю комнату. Она не хотела показаться испуганной, поэтому без колебаний открыла дверь.

Малкольм ждал ее.

Он стоял в центре комнаты, спиной к ней. Он был одет, как мужчина на портрете. Охотничий костюм. Белые бриджи, зеленый бархатный жакет, и коричневые кожаные сапоги для верховой езды, которые обтягивали его бедра, словно вторая кожа. Он был великолепен, ослепителен, невероятно желанен. Его волосы казались чуть длиннее и чуть светлее, и завиты в неповторимом стиле эпохи регентства.

В правой руке он держал длинный деревянный стек с кожаным наконечником.

Мона проигнорировала стек. Тот ее не заботил. Она подошла к Малкольму, почти побежала, и он заключил ее в объятия и страстно поцеловал. Во рту у него было тепло, пахло пряным вином и сигарами. Она не могла оторваться от него.

- Красивая девушка, - прошептал он ей в губы. Ей хотелось сорвать с него тонкий белый льняной галстук и лизнуть впадинку на шее. Она бы кусала и целовала ее. Она бы пила из нее вино. Она ни на секунду не задумывалась об этом углублении, пока оно было прикрыто и скрыто от ее взгляда.

- Я уже хочу тебя, - сказала она, схватив его сзади за пиджак и прижавшись грудью к его груди. Он поцеловал вершины ее грудей, выпирающих из платья. Он провел кончиками пальцев по этим мягким выпуклостям, и она вздрогнула и вздохнула. Ее соски нуждались в сосании, клитор -в лизании, а киска - в его члене. Она была рада, что сегодня вечером они останутся одни, впервые за много месяцев. У нее было, что спросить у него, но Мона понимала, что не стоит, пока он не истратит свою страсть на нее. Пройдут часы, она знала каков был шаблон.

Она не могла дождаться.

Малкольм намотал кожаный шнур стека на правое запястье, и она ощутила, как кончик щекочет ее спину, в то время как он целовал ее. Он легонько провел кончиками пальцев по ее спине, лаская кожу вдоль позвоночника, обхватывая ее ягодицы, прежде чем снова пощекотать ее затылок. Он поцеловал ее в мочку уха, в ключицу. Поцеловав ее в шею, он спустил бретельку платья с плеча и обнажил левую грудь. Он держал ее в руке, сжимая и целуя в губы. Опустив взгляд вниз, он улыбнулся, словно перед ним был драгоценный предмет.

- Какая прелесть, - сказал он. - Такая юная и спелая. - Он подразнил нежную красную вершину большим пальцем, проводя по краю ореола. Ее сосок быстро затвердел. Под подушечкой его большого пальца тот превратился в красный шарик. Он играл с ним, заставляя ее стонать.

- Скажи мне, что ты чувствуешь, Мона. Скажи мне, что я делаю с твоим телом.