Жил был Иванушка. И была у него невеста Марьюшка. Решили они пожениться, и, в знак обоюдного согласия, Иван подарил Марье колечко. С виду оно было самое что ни на есть обычное. Но стоило солнечному лучу его коснуться, как во все стороны вокруг радуга разливалась. Старики, говорили, что это любовь Ванина силу свою являет.

Прознали про то колечко подруги Марьюшкины, и ну к ней приставать: покажи, да покажи. А она – ни в какую.

– Нельзя, – говорит.

– Почему? – спрашивают.

–Да, потому, потому! Потому, что не хочу. Нас это только с Ваней касается.

Марья-то гулять с ними давно уж перестала, как они с Иваном помолвились. Вот приятелки и стали думать, как бы её из дома выманить, может, тогда им удастся со стороны взглянуть на колечко и полюбоваться им. Однажды позвали девки-подруженьки Марью на пригорочек на солнышке понежиться, да про то, про сё покалякать.

Марьюшка не хотела идти, да тут матушка встряла:

– Иди, доченька, проветрись, а то всё дома сиднем сидишь, Ивана ждёшь, а он болтается не знай где..

Ладно, пошла. Пришли на пригорочек, расстелили свои платочки на травку зелёную, сели и давай языками чесать. Марья, так, та – всё молчком. Солнышко припекло, она легла и рукой лицо эдак прикрыла, а колечко как заиграло, да как засветилось. Вот девки увидали такое чудо и ахнули.

– Что же ты, подруженька, такую красоту прячешь, посмотри, как оно на солнце переливается, сколько радости в нём и счастия! Тебе только и надо, что по улицам ходить, да за погляд деньги собирать.

Посмеялись, конечно, от души, а девкам так и неймётся разглядеть его поближе.

– Ну, что покажешь?

– Так и быть смотрите, радуйтесь.

К одной руку протянула до самого носа, показала, к другой, к третьей. Дошла очередь до тех, кто сидел от неё поодаль. И так не хотелося Марье вставать, так её жары разморило… Вот она и говорит им:

– Сами подходите, я вам и покажу.

– Ишь ты! Ты вон потянуться к нам ломишься, а нам каково?! Чтоб ни кому накладно не было, ты дай нам колечко-то, мы поглядим и отдадим обратно. А ежели кто из нас вздумает себе прибрать Ванину любовь вместе с его подарком, так мы её тут же за волосы оттаскаем.

Опять хохот, смех, а кольцо так и сияет радужными лучами, отчего девкам ещё веселее становится. Вот сняла Марья кольцо, подала подруженьке той, что справа. Та его осторожно пальчиками берёт и жмурится, уж больно ярок свет. Потом – другая, она тоже с трудом выдержала блеск, скорее третьей передала. Очередь дошла до самой последней, до сонной Алёны, так её прозвали в деревне. С измальства не хотела девка шевелить ни мозгами, ни ногами, ни, тем более, руками. За что ни возьмётся, всё делает медленно, пока у неё то самое дело проворные сёстры не отберут и скорее сами доделают.

Девушка, что дала ей кольцо, упредила, чтобы она крепко в руках его держала. Алёна согласно головой кивает, но пальцы деревянные, еле шевелятся… В обчем, только она протянула кольцо обратно, как оно упало и покатилось вниз, по камням, прямо к берегу. Речка там текла хоть и не широкая, но глубокая и быстрая. Увидала Марья, что тут приключилось с ейным кольцом, кинулась его догонять, да только пригорочек-то крут оказался. Марья чуть было не сиганула с обрыва. Хорошо, девки за косу её удержали.

А колечко Ванино катится себе всё дальше. То подскочит, то ударится о встреченный камешек, то отскочит в сторонку. Один камень попался уж больно большой, и колечко налетевши на него, отлетело далеко-далеко, туда, где мост перекинут был через речку.

По тому мосту как раз в ту пору заморская богиня нелепостей плелась. Шла она с ярмарки домой, волокла на плечах мешок с обновками. Сколько ж она на сей раз нелепостей себе приглядела, ни в чём себе не отказала! Идёт, по сторонам не глядит, под ноги уткнулась и что-то там бормочет.

Вдруг видит, прямо к ней колечко катится, свет от того кольца радугой – во все стороны. Смекнула она, что не простое кольцо-то, а – с любовью. Обрадовалась и без всякого сожаления скинула с себя свою поклажу. В мешке там что-то звякнуло, потом хрустнуло, может, разбилось что. Но ничего не слышала богиня, скорее кольцо схватила, подняла над головой, чтобы оно ещё ярче засияло, и ну давай кружиться, прыгать и скакать от радости. Усталости – как ни бывало!

Девки ей с пригорка кричат во всё горло, руками машут, а она их не слышит. Ну, или слышать не хочет… Всё глядит на кольцо, любуется, глаз оторвать не может. Марья обрадовалась было, что кольцо не в реке утопло, откуда его точно никто не подымет. Но лишь увидала, как богиня выплясывает, рассудила, что дело – не ладно. Заметалась она на месте, скорей начала спускаться к реке. Да только богиня не стала её дожидаться, повертелась, покружилась и исчезла.

Унеслась в свой тамошний мир, решила она применить свою божественную магию. И – с концом. А мешок оставила, да и зачем он ей, от него у богини спина разболелась, да ноги одервенели. Прибежала Марья домой вся – в слезах, а там её Иван дожидается. Бросилась она ему на шею и плачет. Стал он допытываться, что стряслось, ну, она ему всё и рассказала. Плохая молва за этой приметой в народе водится: потерять любовное колечко – не к добру.

Иван не долго думая, тут же за кольцом в дорогу снарядился. Пойду, говорит, кольцо верну, эту примету, быстро обнулю и всё в порядок приведу. Марья обрадовалась, обняла Ивана: какой, говорит, ты у меня добрый, славный! Будущая тёща тут же ему пирожки горячие в дорогу напекла. Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

Вышел Иван за порог, дошёл до края деревни, и тут вдруг спохватился, что сперва не узнал, в какой стороне мир богов тамошних расположился, и как ему до него добраться. Ох, как не хорошо возвращаться, подумал Иван. Как раз почти возле самой раздорожицы стояла высохшая изба, с тремя схранёнными досками вместо кровли. Ветер гулял, как вздумается, бревно ссохлось, посерело, прорехи между брёвнами – как во рту у беззубой старухи. Вместо дверей давно уж бурьян высокий пророс.

Мальцом он с ребятами тут ночью ходил, слышал, как изнутри кто-то бормочет и вздыхает. Забоялись они тогда до смерти, и с тех пор ноги их здесь больше не было. Старики сказывали, что хозяин той избы – неупокоённый дух первого поселянина. То ли он богам чем-то не приглянулся, то ли – что, вот они его и не берут к себе. Но была от него и польза великая: злых людей он от деревни отгонял, пройти не давал, добрым благоволил, вспомогал в чём мог. Деревенским самим не больно-то хотелось испытывать, какая из этих категорий к ним ближе пристанет, а потому вокруг то место обходили.

Вот Иван, помятуя слова стариков, раздвинул высокий бурьян и вошёл внутрь избы. Стоило ему перешагнуть через порог, как стены, двери, пол, потолок, ставни тут же восстали. Не смотря на то, что снаружи день только зачинался, изнутри в окнах было черным-черно. Иван опасливо вошёл, дверь следом прикрыл, и вскоре разглядел, что в углу свеча полыхает, и кто-то возле неё шепчет да охает. Иван затрясся, не может с места сдвинуться, языком пошевелить. Замер на месте. Тот, кто вздыхал, услыхав Ивана, замолчал, затем поднялся и зашагал тяжело по скрипучим половицам навстречу нежданному гостю, шаркая по полу ногами.

Старик с длинной белой бородой был слишком высок для своей избы, потому переломился в поясе, чтобы выстоять. Тут вдруг он скомандовал Ивану:

– Отомри!

Иван зашевелился.

– Ну, садись, рассказывай, зачем пожаловал?

– Я, – говорит Иван, – ищу, в какой стороне мир богов божественный устроен?

– А зачем он тебе снадобился?