— Рот закрой, дурень! Человек пришел мудростью делиться, по заветам предков, а ты кроме металла ни о чем думать не способен! — Хмурясь, мужик поставил предо мной чашку и уселся рядом со скулящим от боли Жуйриком.

— Прошу простить меня за тот раздор, что я невольно вам принес. — Руки сами потянулись с пышущей теплом чашке. Хоть после настойки Торкеля холод и перестал ощущаться, но тело продолжало все так же остывать и дубеть.

— Не обращай внимания. Этого дурня Жуйриком зовут, меня Насиром, вон там сидит Гумир. А тебя как родители нарекли?

— Была на то судьбы причина, иль Боги даром наделили, но не способен оказался с детства запоминать ни лиц друзей, ни имена. Как нарекли меня не знаю, а если знал — давно забыл. Для всех вокруг я просто странник. Увы, мой друг и господин, проснувшись утром я и вас из памяти утрачу, оставив в голове лишь множество историй.

— Слышал, Жуйрик?! Его сами Боги наградили! А ты, гаденыш, с него еще денег удумал трясти?!

— Да слышал я! — Воскликнул едва не пришибленный, сочувствия к которому я не испытывал ни капли. — Откуда ж мне было знать, что он и правда шатается и сказки людям рассказывает?

— Тебе голова дана не для того, чтоб ты ей об стол бился! Он же тебе с порога заявил! — Мужик похоже завелся не на шутку, только вот причину я уловить не смог. Либо они и раньше не ладили, либо у него и правда был крайне интересный и умный отец, прививший уважение к хранителям знаний.

— Угомонитесь. Мешаете. — Довольно громко произнес сидящий в сторонке маг, мгновенно прекращая спор.

— Как отогреешься с дороги — можешь начинать. Мы тебя перебивать не будем. — Заявил Насир, еще раз отвешивая леща сидящему рядом парню, но на этот раз скорее для профилактики и силу не прикладывая.

Мысленно вздохнув, готовлюсь к неизбежному. Стихи, еще будучи подростком, я, конечно, писал, но было это лет десять назад. А тут задача еще сложнее, ибо сочинять надо на ходу. Впрочем…

* * *

Давным-давно, в стране настоль далекой,

Что даже всаднику её достичь не суждено,

Родилась девочка, по имени Фиона

Прекраснее которой в мире не было и нет.

Отец её, купец известный многим,

Как только девочку увидел

Сию секунду беззаветно полюбил.

И с возрастом, что в седину его одел,

Её капризам потакал все чаще.

На той же улице, под тем же небом,

Немногим ранее соседям улыбнулись Боги,

И ниспослали людям крепкого младенца,

Что Францем отроду был наречен.

Судьбе капризы свойственны порой,

А от того, вполне закономерно,

Под ярким летним солнцем было суждено,

Фионе повстречать наивного соседа.

Мальчишка был сражен на месте,

Той красотой, той статью и улыбкой,

Что были девочки даны по воле свыше,

И воспылавши искренней надеждой,

Франц девушке признался тут же в чувствах.

Меня забавят те слова,

Ответила ему она,

Что ты сказал мне не подумав,

О том, кем вижу я тебя.

Мальчишку смерив взглядом строгим,

Фиона носик сморщила слегка,

Сказавши фи и ножкой топнув,

Та кавалера отогнала от себя.

Ты зеркало, негодник, видел?

Что скажут люди обо мне,

Когда такого замухрышку,

Представить смогут парой мне?

Мой муж, красавец несомненно,

Природой должен быть не обделен.

Да силой обладать на зависть многим,

Чтоб на руках меня носить во время свадьбы.

Когда ты силы наберешься,

Сказала девочка ехидно,

Тогда, быть может…

Тебе отвечу я взаимно.

Душой упав, с разбитым сердцем,

Мальчишка в дом к родителям явился.

Но слезно им историю поведав,

Франц с пораженьем не смирился.

И в тот же день, на удивленье многих,

Отправился парнишка к кузнецу,

Что в городе прослыл на столько сильным,

Способным меч напополам переломить.

И до двенадцати годков,

Франц в кузне закалял характер с телом.

А вечером, печальным взглядом,

Он наблюдал за радостной Фионой.

Но вот настал прекрасный день,

Что был чертою для мальчишки,

Отмерившей шесть сотен дней,

Работы с молотом без передышки.

Явился снова Франц к Фионе,

Внимание её в кругу подруг привлек,

Да сдернувши с себя рубаху,

Услышал дружных женский вздох.

Ты тот парнишка, вспомнила Фиона,

Что в чувствах признавался мне тогда?

Ты стал сильней, то глазу видно.

Но стал ли ты притом умней?

Я видела совсем недавно,

Как приезжал к нам знатный воин,

Но проиграл, вполне досадно,

И в битве разума прослывши недостойным.

Коль хочешь ты, чтоб стала я невестой,

Сначала наберись ума.

Ведь в голове твой не мозг, а тесто,

Ты не достоин быть с такой как я.

Под дружный смех, душою вновь упавши,

Побрел мальчишка вновь к отцу,

А тот, слегка похлопотавши,

Сумел учебники достать ему.

И серебро, что Франц скопил при ковке,

Направилось на постижение наук,

А дабы дело не стояло,

Ему согласен был помочь Машук.

Известный мастер и ученый,

Что имя смог себе создать,

За плату принял паренька,

Чтоб мага из него поднатаскать.

И вновь минула пара лет.

Парнишке стукнуло шестнадцать.

Воздев на шею амулет,

Отправился он вновь с Фионой повидаться.

А девушка, что до того была прекрасна,

Уже цвела подобно алой розе.

И средь подружек выделялась,

Что было взгляд не оторвать.

Ты вновь пришел, неугомонный.

Увидев Франца, молвит чаровница.

Я вижу, ты не только силой наделен.

Но мало этого, чтобы меня добиться.

Ты можешь быль силен, умен.

Но толку мне с тобой возиться?

Ведь властью ты не наделен.

А я хочу на бал в столицу!

И хоть сама я дочь купца,

Но все ж себе я знаю цену.

И ни за что не прогадаю,

Не выберу я безызвестного глупца.

И снова парень был разбит.

Пол жизни цели посвятивши,

Он был отвергнут и забыт,

Ведь власть и он — то разные стихии.

Придя домой Франц сел за книги,

Намереваясь силой взять,

То, что придворные собаки,

Ему б не захотели отдавать.

Но нет, усвоивши урок,

Не собирался потакать он снова в малом.

Решивши взять сполна от мира,

Да так, чтоб мир перед ногами суженой сложить.

Минули годы незаметно.

И парень возведя алтарь,

Приносит в жертву всю деревню,

Дабы призвать войска инферно.

И зародилась в землях пламя,

Что пожирало города,

А Франц с усмешкой вел войска,

Дабы дворец обрушить и присвоить власть.

И не сыскалось силы равной,

Способной паренька остановить.

Ведь силой наделен был он не малой,

А разумом и вовсе стены мог крошить.

Когда страна та на колени встала,

Потребовал у них тиран кровавый,

Чтобы Фиону, в качестве невесты,

Те привели ему в багровы залы.

Но стоило девице преступить порог,

Как Франц, глазам своим не веря,

Увидел там, где нет его, подвох.

И от того от злобы тлея,

Устроил всем переполох.

Как смеют жалкие людишки,

Шутить такие мерзки шутки?!

Ведь он потребовал Богиню!

А те втащили проститутку.

И невдомек то было Францу,

Что жизнь девицы обернулась адом,

Как только та пришла в столицу,

То начала работать задом.

Творили страшное в застенках,

Во внешне привлекательных домах.

Ведь власть меняет человека,

Рискуя утопить того в грехах.

Когда же парня разум понял,

Что нет обмана средь пришедших,

А на него из балахона,

Взирает страшная Фиона…

Отныне нет страны далекой,

Хотя минули сотни лет.

Людей там просто не осталось,