Глава 1.
– Иван Палыч, аккуратнее! – Притормозил меня жестом Серафим Иванович, – Сразу видно, что давно в этой среде не работаешь! Я тоже первое время к концу рабочего дня на ровном месте спотыкался! Ничего, пройдет!..
Я лишь кивнул, поскольку на большее был действительно не способен. Радовало лишь то, что быть в роли воспитателя мне предстояло не так долго. Впрочем, как именно долго – во многом зависело от меня. Наверное, если бы я хоть наполовину представлял, каково реально работать воспитателем летнего лагеря – отказался бы сразу. Но теперь было поздно, я уже занялся этим делом, хоть пока и не сдвинулся в нем и на шаг.
Началось все примерно полторы недели назад, приятным июньским днем, когда ко мне пришел Виктор Иванович, владелец частного летнего лагеря. Долгое время он был учителем, затем завучем, несколько лет даже руководил небольшой сельской школой. Затем, в девяностые, подался в бизнес, сколотил хорошее состояние, но душа все чаще рвалась обратно в стены школы. Только вот бросать дело, приносящее миллионные доходы и уходить на зарплату учителя литературы – до такого экстрима он был не готов. Время шло, настал двадцать первый век, стали появляться частные учебные заведения – от летних оздоровительных лагерей, до школ и частных детских садов. Несколько раз у Виктора Ивановича мелькала мысль открыть частную школу, но он понимал, что затея это прибыли большой не принесет – а вот головной боли может добавить немало.
Между тем, отправившись с давним другом на рыбалку в глубинку нашей Руси-матушки, он оказался в деревне Мытарево. Уже само название вселяло трепет, а густой темный лес, через который они пробирались к большому озеру, и вовсе казался обителью не то чудовищ, не то оравы разбойников. Во время рыбалки друг поведал Виктору Ивановичу, что неподалеку от них есть два заброшенных старинных дома. Это были два корпуса усадьбы боярина Мытарева. Вернее, одно здание было жилым домом, а второе, сильно пострадавшее во время Великой Отечественной Войны – лабораторией младшего сына боярина, Максима Мытарева. По легенде, не вполне адекватный ученый занимался пересадкой органов, мечтая собрать воедино человека из частей десятка человек. Иными словами, проверить на практике опыт доктора Франкенштейна из произведения Мэри Шелли. Из-за высокого чина и связей его отца, сумасшедшего не трогают, хоть и ходят легенды, что в подвале его лаборатории хранятся в растворе десятки людских рук и ног. По легенде, они принадлежали крестьянам, прогневавшим его отца – старший Мытарев тоже был не ангел…
После революции Максима Мытарева хотят казнить, но его страшное увлечение оказывает безумцу услугу. Один из «красных» командиров, пришедших его арестовывать, лишен половины руки – ампутировали после одной из битв гражданской войны. Мытарев предлагает провести операцию и пересадить комиссару другую руку. После недолгих раздумий тот, хоть и с опаской, но соглашается. Если даже сейчас такие операции не являются простыми и распространенными, то в начале двадцатого века и вовсе казались фантастикой. Но в этом Мытарев и в самом деле был гений. Злой гений. После трудной операции красноармеец снова обладает двумя рабочими руками – и докладывает об этом начальству. Так из безумного изверга Максим Мытарев превращается в неприкосновенного лекаря – но не для всех, а лишь для партийной верхушки. За три месяца он проводит больше десяти операций, возвращая «красным» командирам потерянные в боях руки и ноги.
Лабораторию Мытарева оснащают всем, что ему необходимо, а доноров для операции содержат в огромном подвале – политзаключенных, маньяков, приговоренных к расстрелу. Не обремененный нормами этики и морали, Мытарев на операционном столе отнимал у них как парные органы, без которых можно жить – руки, ноги, уши – так и жизненно важные – сердце, печень, почки. Огромный сад вокруг дома-лаборатории превращается в кладбище доноров.
Во время войны с фашистами бесчеловечные опыты младшего Мытарева снова нашли свое применение. Ему было все равно, кому служить и кого «латать». Главным было наличие возможности заниматься опытами – и обилие «материала» для работы. В этом фашисты, которым он десятками пришивал руки-ноги военнопленных, ему не отказывали. Лаборатория Мытарева пополнялась сотнями органов, людей он кромсал каждый день. Даже многие матерые командиры германской армии относились к нему с опаской – человек был безумен. Но полезен. Именно по этой причине ему привезли необходимое для реанимации – или, скорее, оживления человека – оборудование. Стало ясно: он затеял создать своего монстра, искусственно собранного человека.
Но, видимо, такого высшие силы стерпеть не могли: при штурме этих мест советскими войсками несколько авиационных снарядов уничтожили больше половины здания лаборатории, вместе с самим Мытаревым. Его тело нашли при разборе завалов. Подвальное хранилище органов не пострадало – и его обследование очень озадачило всех: получилось, что стояли кучей банки и колбы из-под набора органов как раз на одного человека. Конечно, было ясно, что фашисты увезли часть содержимого, когда их стали теснить из этих мест, но… Очень быстро разошелся слух, что Мытарев успел собрать своего монстра. А вот куда он делся – вопрос остался открыт. Даже несмотря на то, что война закончилась лишь еще через год, еще в это время пошли слухи о том, что в окрестностях часто видели странного человека. Странного тем, что он был больше двух метров ростом, нескладный, двигался как-то нестандартно, словно пытаясь сложиться пополам при каждом шаге – и издавая при этом странный не то хрип, не то рык. И порой, по словам «очевидцев», странного человека видели в этих местах до сих пор!
Эта история понравилась Виктору Ивановичу, в голове родилась идея необычного летнего лагеря. Он начал действовать – по своим связям нашел нынешнего хозяина дома, бывшей усадьбы, выкупил его. Останки лаборатории принадлежали другому хозяину, которого так и не удалось найти. Но это скорее придавало пикантности месту – заброшенные руины было видно из северных окон дома. Казалось бы, затея обречена: какой родитель отправит ребенка на лето в такое место? Конечно, здесь прекрасная природа, огромное озеро поблизости – но репутация-то какая?..
А вышло все отлично. Целевой аудиторией лагеря стали скорее подростки, а не дети, в возрасте от двеннадцати-тринадцати лет. А лагерь так позиционировали как место для творческих людей и любителей мистики. В нем регулярно устраивали различные квесты для воспитанников, что еще больше подогревало интерес к лагерю. Конечно, гигантских прибылей он не приносил – больно много уходило на организацию охраны и медицинского сопровождения – но и убыточным не был.
Пока однажды не грянул гром: одну из воспитательниц нашли убитой на тех самых руинах лаборатории Мытарева-младшего. Экспертиза установила, что убили ее тяжелым тупым предметом. А вот нанести такой удар, согласно все стой же экспертизе, мог человек ростом не меньше двух с половиной метров! Кроме того, поблизости нашли следы обуви примерно сорок восьмого размера, которую тоже вряд ли мог носить карлик. Из всего этого получалось, что женщину убил… сотворенный руками Мытарева монстр.
Хотя было и немало вопросов. В частности: как ночью молодая женщина смогла покинуть территорию детского лагеря, да так, что ни одна из камер ее не зафиксировала, ни один охранник не заметил? Охрана у лагеря очень жесткая, после отбоя на территорию мышь не войдет – и не выйдет с нее без пропуска. Но убитая словно телепортировалась из своей комнаты в развалины лаборатории Мытарева. Кроме того, был ещё один факт: она была беременна на раннем сроке. Относилось это к делу, или нет – пока тоже не понятно. Лишь известно, что мужа у нее не было – да и после ее смерти никто не интересовался подробностями. Похоже, особо теплых отношений с отцом не родившегося ребенка девушка тоже не имела.
Так я и попал в лагерь под видом воспитателя. По легенде, я давно не работал с детьми, но имел хорошие рекомендации как добросовестный и интеллигентный человек. Наверное, в отношении второй части было проще – даже лгать не пришлось. Все воспитатели проживали в лагере на период нахождения в нем детей. Жили по два человека. Мне, к сожалению, поселили с Серафимом Ивановичем, который в лагере отвечал за физическое развитие детей. Нет, он хороший человек, работать с ним было удобно: при одном только его появлении голоса детей из оживленного гомона превращались в шепот, до чего мне пока было далеко. Но разговаривал он всегда так, словно продолжает очередной урок физкультуры, от его голоса к вечеру у меня голова гудела больше, чем от шума всех воспитанников вместе взятых. Как назло, Серафим просто эталонный водолей, не умолкающий от рассвета до заката. Изначально меня должны были поселить с Василием Германовичем, в прошлом учителем истории. Тихий интеллигентнейший человек – но на этот раз в лагере работала медсестрой его жена, отчего комнату он, разумеется, делил с ней. Впрочем, женщин на лагере вообще было мало: даже поварами были вечно ругающиеся между собой шкафоподобные Витя и Гена. Единственной женщиной из воспитателей была Галина Петровна, пятидесятилетняя дама с суровым и громоподобным голосом. Когда она оказывалась рядом с Серафимом, мне казалось, что рядом с ними начнут лопаться стекла. Благо, что она не так разговорчива, как физрук. С ней комнату делила вторая медсестра, Зинаида Павловна.
