Коньяк. Годы, проведенные в невесомости, явно изменили метаболизм Королева. Он уже совсем не тот, каким был раньше. Нет, он останется спокоен и попытается с достоинством перенести это. Если его вырвет, он станет всеобщим посмешищем.
В дверь музея постучали, и в люк великолепным нырком проскользнул Никита-Сантехник, главный мастер на все руки "Космограда". Вид у молодого инженера был разъяренный, и Королев съежился от страха.
- Рано поднялся, Сантехник, - сказал он в надежде сохранить хотя бы видимость нормальности.
- Точечная утечка в Дельте-Три. - Никита нахмурился. - Вы понимаете по-японски?
На Сантехнике были застиранные джинсы "ливайс" и рваные кроссовки "адидас". По всей заляпанной рабочей жилетке в самых неожиданных местах были нашиты карманы. Из внутреннего кармана Никита выудил кассету.
- Мы записали это прошлой ночью.
Королев отпрянул, будто кассета была каким-то оружием.
- Нет, только не по-японски, - ответил он, сам удивившись кротости в собственном голосе. - Только по-английски и по-польски.
Он почувствовал, что краснеет. Сантехник был его другом. Он хорошо знал Никиту и доверял ему, но все же...
- С вами все в порядке, полковник? - Сантехник запустил кассету и ловкими мозолистыми пальцами набрал код программы-переводчика. - Вид у вас такой, будто вы жука проглотили. Мне бы хотелось, чтобы вы это послушали.
Королев с неприязнью смотрел, как на экране вспыхнула реклама рукавиц для бейсбола. Маниакально забормотал голос японского диктора, и по экрану побежали кириллические субтитры словаря.
- Сейчас пойдут новости, - сказал Сантехник, покусывая костяшку большого пальца.
Королев озабоченно покосился на экран. По лицу японского диктора заскользил перевод:
"АМЕРИКАНСКАЯ ГРУППА ПО РАЗОРУЖЕНИЮ ЗАЯВЛЯЕТ... ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЕ РАБОТЫ НА КОСМОДРОМЕ БАЙКОНУР... СВИДЕТЕЛЬСТВУЮТ О ТОМ, ЧТО РУССКИЕ НАКОНЕЦ ГОТОВЫ... ДЕМОНТИРОВАТЬ ВООРУЖЕННУЮ БАЗУ КОМИЧЕСКОГО ГОРОДА..."
- Космического, - пробормотал себе под нос Сантехник, - сбой в словаре.
"ПОСТРОЕННЫЙ НА РУБЕЖЕ ВЕКА КАК ТРАМПЛИН В КОСМИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО... АМБИЦИОЗНЫЙ ПРОЕКТ ПОДОРВАН ПРОВАЛОМ ЛУННЫХ РУДНИКОВЫХ РАЗРАБОТОК... ДОРОГОСТОЯЩАЯ СТАНЦИЯ УСТУПАЕТ НАШИМ БЕСПИЛОТНЫМ ОРБИТАЛЬНЫМ ФАБРИКАМ... КРИСТАЛЛЫ, ПОЛУПРОВОДНИКИ И ЧИСТЫЕ ЛЕКАРСТВА..."
- Самодовольные ублюдки, - фыркнул Сантехник. - Говорю вам, это все проклятый кагэбэшник Ефремов. Кто, как не он, приложил к этому руку!
"ЗАТЯЖНОЙ ДЕФИЦИТ СОВЕТСКОЙ ТОРГОВЛИ... ОБЩЕСТВЕННОЕ НЕДОВОЛЬСТВО СОВЕТСКОЙ КОСМИЧЕСКОЙ ПРОГРАММОЙ... ПОСЛЕДНИЕ РЕШЕНИЯ ПОЛИТБЮРО И СЕКРЕТАРИАТА ЦЕНТРАЛЬНОГО КОМИТЕТА..."
- Нас закрывают! - Лицо Сантехника перекосилось от ярости.
Не в силах сдержать дрожь, Королев отшатнулся от экрана. С его ресниц сорвались и невесомыми каплями поплыли по воздуху слезы.
- Оставь меня в покое! Я ничего не могу поделать!
- Что с вами, полковник? - Никита схватил его за плечи. - Посмотрите мне в лицо. Кто-то дал вам дозу "Страха"!
- Уходи, - взмолился Королев.
- Этот маленький засранец! Что он вам дал? Таблетки? Инъекцию?
Королев трясся всем телом.
- Я выпил...
- Он дал вам "Страх"! Вам, больному старику. Да я ему морду набью!
Сантехник резко подтянул колени, сделал сальто назад и, оттолкнувшись от потолка, катапультировался из комнаты.
- Подожди! Сантехник!
Но Никита, белкой проскользнув стыковочную сферу, исчез в коридоре, и Королев почувствовал теперь, что не вынесет одиночества. Издалека до него донеслись искаженные металлическим эхом гневные выкрики.
Дрожа, старик закрыл глаза и стал ждать, что кто-нибудь придет и поможет ему.
Он попросил военного психиатра Бычкова помочь ему одеться в старый мундир с привинченной над левым нагрудным карманом звездой ордена Циолковского. Форменные ботинки из тяжелого черного нейлона с подошвами на присосках отказались налезать на искореженные артритом ноги, поэтому он остался босиком.
Укол Бычкова в течение часа привел полковника в чувство, депрессия постепенно сменилась яростным гневом. Теперь Королев ждал в музее Ефремова, который должен был явиться по его вызову. Его дом обитатели станции называли "Музеем Советских Достижений в Космосе". И по мере того как, уступая место застарелому, как и сама станция, безразличию, стихала ярость, он все более чувствовал себя всего лишь еще одним экспонатом.
Полковник мрачно смотрел на портреты великих провидцев космоса, заключенные в золотые рамы, на лица Циолковского, Рынина, Туполева. Под ними, в несколько менее богатых рамах, красовались Жюль Верн, Годдар, О'Нил.
В минуты глубочайшей подавленности он иногда считал, что замечает в их взглядах, особенно в глазах двух американцев, некую общую странность. Было ли это заурядным безумием, как иногда думал он в приступе цинизма? Или ему удалось уловить едва заметное проявление какой-то жуткой, неуправляемой силы, в которой он частенько подозревал движущую силу эволюции человеческой расы?
Однажды, лишь один-единственный раз, Королев видел это выражение и в своих собственных глазах - в тот день, когда он ступил на землю Каньона Копрат. Марсианское солнце, превратившее в зеркало лицевой щиток шлема, вдруг показало ему отражение двух совершенно чужих немигающих глаз бесстрашных и полных отчаянной решимости. Тихий затаенный шок от увиденного, как он осознавал теперь, был самым запомнившимся, самым трансцедентальным мгновением его жизни.
Поверх всех портретов, масляных и мертвенных, висела картина, изображавшая высадку на Марс. Краски неизменно напоминали полковнику о борще и мясной подливе. Марсианский ландшафт был низведен здесь до китча советского социалистического реализма. Рядом с посадочным модулем художник со всей глубоко искренней вульгарностью официального стиля поместил фигуру в скафандре.
Чувствуя себя опозоренным, полковник ожидал прибытия Ефремова, кагэбэшника, политрука "Космограда".
Когда Ефремов наконец появился в "Салюте", Королев заметил, что у него разбита губа, а на шее - свежие синяки. Политрук был одет в синий комбинезон из японского шелка фирмы "Кансаи", на ногах - стильные итальянские туфли.
- Доброе утро, товарищ полковник.
Королев смотрел на него, намеренно выдерживая паузу.
- Ефремов, - с нажимом произнес он, - вы меня не радуете Ефремов покраснел, но взгляда не отвел.
- Давайте говорить начистоту, полковник, как русский с русским. Естественно, это предназначалось не для вас.
- Что? "Страх", Ефремов?
- Да, бета-карболин. Если бы вы не потакали их антиобщественным поступкам, если бы вы не приняли от них взятку, ничего бы не случилось.
- Так, значит, я сводник, Ефремов? Сводник и пьяница? Тогда вы контрабандист и стукач рогатый. Я говорю это, - добавил он, - как русский русскому.
Теперь лицо кагэбэшника превратилось в официальную пустую маску с выражением ничем не омраченного сознания собственной правоты.
- Но скажите мне, Ефремов: что вы на самом деле затеваете? Что вы делали здесь с момента вашего появления на "Космограде"? Мы знаем, что комплекс будет демонтирован. Что же ожидает гражданский экипаж, когда люди вернутся на Байконур? Разбирательства по обвинению в коррупции?
- Безусловно, будет произведено расследование. В определенных случаях возможна госпитализация. Или вы осмелитесь предположить, полковник Королев, что в провале "Космограда" повинен Советский Союз?
Королев молчал.
- "Космоград" был мечтой, полковник Мечтой, потерпевшей крах. Как и весь космос. У нас нет необходимости оставаться здесь. Предстоит навести порядок на целой планете. Москва - величайшая сила в истории Нам нельзя терять глобальность мышления.
- Вы думаете, нас так просто сбросить со счетов? Мы - элита, высокообразованная техническая элита.
- Меньшинство, полковник. Назойливое меньшинство. Какой вклад в общее дело вы вносите, если не считать кип ядовитой американской макулатуры? Предполагалось, что экипаж станции будет состоять из рабочих, а не зарвавшихся спекулянтов, переправляющих к нам джаз и порнографию. Спокойное и пустое лицо Ефремова ничего не выражало. - Экипаж вернется на Байконур. Боевыми установками можно управлять и с Земли. Вы, конечно, останетесь, и здесь появятся гости: африканцы, латиноамериканцы. Для этих народов космос еще сохраняет хоть какую-то долю престижа.
