– Мы с тобой знакомы четырнадцать лет, – начал кушан издалека. – Когда я оказался в Бактре, там хозяйничал Гондофар. Только благодаря твоему отцу жизнь эллинов была сносной: он не душил налогами и умел договариваться с ассакенами. Поэтому они не казнили вас за малейшую провинность, как делают саки в Арии.

При упоминании отца, погибшего во время восстания против оккупантов, на лицо македонянина набежала тень. Всему, что он умел, его научил Деимах: воевать, быть справедливым к подданным, терпеть боль… Гермей скучал по нему.

– С тех пор многое изменилось, – сказал Куджула. – Эллины подняли голову и с оружием в руках вернули себе свободу. Деимаха не вернуть, но они будут долго его помнить. Так вот, к чему я это говорю…

Он снова налил себе и Гермею вина. В походах ябгу[50] пил только кушанское вино, из винограда, выращенного в долине Сурхандарьи.

Затем продолжил:

– Мы друзья. Между нами не должно быть секретов. Моему положению сейчас не позавидуешь. Я слишком увлекся походом на юг, а тем временем тохары у меня за спиной перешли Хисарский хребет и сожгли Ланьши, столицу асиев. Племенной совет ничего больше не решает. С востока движется армия Раджувулы, сатрапа Матхуры, он уже дошел до Сиркапа[51]. У меня только два пути: вернуться назад, чтобы забить землей рот сихоу[52] тохаров, или дать отпор Раджувуле, а потом продвинуться вниз по Синдху. Выбрав Синдх, я получу новые земли и подданных, но потеряю исконные территории асиев вместе с родовым поместьем отца – Халчаяном.

Внезапно побагровев, он ударил кулаком по столику. Ритоны зазвенели, а полог шатра сразу приоткрылся – внутрь заглянул обеспокоенный телохранитель.

Гермей с пониманием смотрел на друга, на его лице не дрогнул ни один мускул – он слишком хорошо знал Куджулу и понимал, что вывести того из равновесия может только действительно серьезная причина.

Справившись с яростью, кушан снова заговорил:

– Сам понимаешь, придется вернуться. Но я тебя прошу… Если есть хоть малейшая возможность закрепиться в Семиречье[53], это надо сделать. Иначе Раджувула дойдет до Капиши. У него развязаны руки после того, как он заключил мир с Гондофаром. Куда он двинется дальше, одному Фарро известно. Возможно, в Бактру…

Куджула на мгновение замолчал, глядя Гермею в глаза.

– Ты сможешь?

Тот спокойно выдержал взгляд друга. Много лет назад Куджула – тогда еще кушанский царевич – спас его от смерти на скачках. Подосланный Гондофаром фарсиван тайком подрезал подпругу седла. Кожаный ремень порвался, когда Гермей мчался во весь опор, из-за чего он едва не погиб. Куджула вовремя подоспел, схватил за хитон, остановил лошадь…

Македонянин отделался переломом стопы. Но дело даже не в том, что он обязан кушану жизнью: копыта чужих коней не должны снова топтать мостовые Бактры. За свободу полиса отдал жизнь Деимах. Сын обязан продолжить дело отца.

Он задумался.

Потом принялся рассуждать вслух:

– Со мной пришли четыре тысячи гоплитов[54] – все они свободные граждане Бактры… Сотня катафрактов – немного македонян осталось в живых после восстания… Полторы тысячи союзников, конных бактрийцев, с дротиками и луками. Еще почти полная ила[55] карийцев. Рабов я освободил, ты знаешь, поэтому половина из них ушла. Но те, что остались, будут сражаться за меня насмерть… Еще пару тысяч наемников наберу среди греков Капиши. Из них сформирую отряды пращников и туреофоров[56]. Думаю, что…

Тут он посмотрел на закусившего губу Куджулу и с нажимом сказал:

– Точно справлюсь, не сомневайся! Эллины учли ошибку, которую Эвтидем совершил в битве с Антиохом Великим на реке Арий. Мы больше не нападаем беспорядочной лавой.

– Хорошо, – с заметным облегчением сказал кушан. – Наделяю тебя правом собирать пошлины за провоз товаров в Семиречье и Бактриану. Теперь ты мой соправитель, на бактрийской земле от Амударьи до Синдха не будет никого между нами – только ты и я. Освоишься – вам, эллинам, не привыкать, потому что со времен Эвтидема власть в Бактрии всегда делили соправители.

Друзья обнялись. Выходя из палатки, Гермей на миг остановился. Обернувшись, тепло посмотрел на Куджулу.

– Я помню скачки Анахиты…

«Вината! Вината!» – звонкие детские голоса разносились над балкой, подхваченные прохладным северо-восточным ветром. Откинув со лба челку, девушка посмотрела на гребень, где скакала, размахивая руками, деревенская ребятня.

Освещенные солнцем фигурки отчетливо виднелись на фоне затененного дальнего кряжа. Уходящие в сторону гривы придавали ему сходство с лежащим на боку слоном. Казалось, облака подкрадываются к спящему исполину, чтобы осторожно накрыть его серым пухлым одеялом.

Что-то случилось, иначе ее не стали бы звать. Пес настороженно поднял морду, нюхая воздух. Но голоса звучали скорее радостно, чем взволнованно. Неужели?.. Драупади, старшая сестра, была на четвертом месяце беременности и уже несколько раз во время работы в огороде радостно трогала живот. Ребенок начал шевелиться, а значит, пора провести пумсавану – обряд, обеспечивающий рождение сына.

Вината пустила в ход хворостину, чтобы отогнать горбатых зебу от горного ручья. Те в испуге шарахнулись, наполняя тишину балки недовольным мычаньем и треньканьем бронзовых бубенцов. Собака с лаем носилась вдоль берега, помогая хозяйке согнать животных в кучу. Ничего, доберут корма на горных террасах, там тоже есть сочная трава, а воды они достаточно напились.

Вместе со своим маленьким стадом она выбралась из балки. От седловины уже рукой подать до деревни: тропинка змеится вниз к покрытым тростником домикам.

На полпути подскочил братишка, потрепал по загривку пса. Тощие коровы с длинными, торчащими в стороны рогами меланхолично побрели в разнотравье, не придав значения замене сторожа. Вината быстрым шагом направилась к воротам.

Во дворе родового дома уже собрались старики, старухи, а также кормящие матери с младенцами – все, как Драупади и Вината, принадлежали к брахманскому клану Лакшмидхара – «Приносящий счастье». Родственники тихо сидели под пальмой, стараясь не мешать Чакри – мужу Драупади – готовиться к ритуалу пумсаваны.

Остальные жители деревни трудились. Женщины пропалывали огород, черпали воду из пруда для полива посевов, стирали белье. Дети постарше изучали Священный закон, а также другие науки под руководством гуру. Мужчины совершали ритуальные жертвоприношения на капище, проводили занятия с учениками или принимали дары от жителей соседних деревень. Юноши охотились. Лишь Винату оторвали от работы для помощи Чакри.

Тот устроился у стены дома между кучей кизяка и охапкой свежесорванной травы сахадеви. Сидел, поджав под себя одну ногу, при этом другой ногой наступил на рукоятку железного серпа.

Перед ним стояла большая глиняная миска. Он брал пучки покрытых волосиками сердцевидных листьев и желтых цветов, после чего обеими руками с нажимом проводил по острию. Миска была до краев наполнена травяными обрезками.

Чакри и Вината прошли в спальню. Налив в таз воды, муж поставил его на колени жены, которая сидела на циновке, прислонившись спиной к стене и вытянув перед собой ноги. Саронг Драупади распахнула, чтобы показать округлившийся живот. Глаза светились тихим счастьем.

Чакри с улыбкой посмотрел на нее, потом начал проникновенно читать заклинание из «Атхарваведы»: