Странно, но Марина совсем не помнила его лица. Хотя чувства и эмоции были по-прежнему свежи. А вот черты лица стерлись, потому и странно. Единственным воспоминанием о том, как выглядел наладчик Леха с завода автомобильных прицепов, был Патрик Суэйзи. Разумеется, именно в те годы, когда он был дьявольски молод, хорош собой и сводил с ума в «Привидении» и «Грязных танцах». Леха очень походил на голливудского красавчика: фигура, стать, прическа. Правда, зубы у парня подкачали, и улыбался заводской мачо не белоснежной, а золотой улыбкой, точнее – с напылением.

***

Когда Марине исполнилось 18, она была полна жизни, комплексов и жажды справедливости. Последнее, кстати, послужило поводом для ее первого громкого увольнения. После торгового училища девушка отрабатывала практику в одном из небольших магазинчиков родного города. В основном молодая смена в количестве четырех человек из Маринкиной группы занималась фасовкой товара. В те годы сахар, мука и крупы поступали в торговые точки в мешках, а яйцо – в больших картонных коробках.

Фасовка – дело монотонное и довольно скучное, но только не для Марины и ее подруг. Особенно девушки развлекались, фасуя яйцо, ведь в коробке всегда не хватало одного для последнего десятка. А тот, кто оставался с девятью штуками в пакете, отправлялся за новой коробкой, противно вскрывал ее огромным колбасным ножом, складывал пустые ячейки в предыдущую. Чтобы избежать этой участи, молодежь на фасовочном складе шла на различные уловки, а временами и на мелкие подлости. Обманывали друг друга, то и дело вызывая в торговый зал, мол, мама пришла. Усыпляли бдительность или просто толкались локтями, пытались завладеть последним лотком на дне злосчастной коробки. Сколько яиц побили в той войне, история умалчивает. Но было весело.

***

Случалось у Маринкиных подруг еще одно занятие: ответственное и энергоемкое, а именно борьба с кулинарным жиром. Он поступал в магазин неподъемным, весом в несколько килограмм брикетом, и ни один нож (во всяком случае, которые были в наличии) победить скользкого монстра был не в силах. Для этого в подсобке имелась металлическая струна с двумя пластмассовыми ручками. Ответственным это занятие было, потому что жир имел привычку крошиться, а крошки продать трудно. Ну а чтобы разрезать брикет хотя бы пополам, нужно было обладать силищей как у Ильи Муромца. Выпускницы торгового училища или, как их называл Маринкин папа, ПТУшницы, наваливались на врага всем весом, впивались струной в жирный кирпич, издавая при этом боевой клич борцов сумо. За более-менее ровный срез следовала похвала от старших коллег и долгожданный перекур на эстакаде. А когда грузчики на склад привозили этажерки коробок шоколадных конфет, на фасовке наступал праздник. Девчонки беспощадно рубили ножом вкусные и свежие конфеты, отправляя одну половину в пакет для покупателей – чтобы начинку можно было сразу увидеть – а вторую, разумеется, в рот. Фантики прятали в специальную банку, хранившую следы преступления за железными стеллажами.

В такие дни и продавцы магазина частенько наведывались на фасовку, чтобы полакомиться нахаляву сладостями от «Красного Октября». Выбор фабрик в 80-х был невелик. Даже заведующая Полина Петровна в своем огромном, как парусник, и накрахмаленном до металлического звука колпаке садилась на мешки с мукой, с удовольствием разворачивала пару-тройку конфет и рассказывала, как ей казалось, очень смешные истории из своей институтской молодости. Маринка с девчонками смеялись. А как иначе? Начальство же!

***

А потом банку с фантиками нашла уборщица, отнесла улику заведующей и пообещала позвонить куда следует. А этого все боялись. Своими насиженными, теплыми и блатными местами продавцы дорожили, словно жизнями. Ведь за батон дефицитной колбасы можно было и в очереди на мебельный гарнитур продвинуться, и на прием к хорошему врачу попасть. Ну а за несколько банок консервированной сайры, добрый кусок настоящего окорока и парочку бутылок чешского пива некоторые граждане могли и родину продать.

Когда тайна фасовки получила огласку, администрация магазина решила наказать виновных, а точнее – Маринку и ее подруг. Злоумышленниц вызвали на ковер, куда пригласили и представительницу управления – рыжеволосую и злющую тетку Раису Максимовну. Рыжую бестию боялись как огня. Один ее вид наводил ужас: тонкие губы, накрашенные морковной помадой, и брови, густо нарисованные поверх взъерошенных собственных, били точно в цель. Раиса Максимовна была яркой представительницей чиновничьей братии – фальшивой, продажной и потому подозрительной.

Когда на обеденном перерыве коллектив собрали в зале, намереваясь обсудить «конфетное дело», слово сразу взяла заведующая магазином. Периодически поправляя свой огромный колпак, женщина начала обвинительную речь. От волнения она раскраснелась, на висках выступили капельки пота. Полина Петровна неожиданно вспомнила военные годы, предателей и врагов народа и, наконец, коммунизм, к которому страна шла семимильными шагами. И в это, так сказать, историческое время какие-то девчонки вдруг вздумали конфеты воровать у трудящихся. Безобразие!

Она говорила эмоционально, долго, потрясая в воздухе кулачком, словно начальник отдела очистки Полиграф Шариков, выступающий на съезде.

Такого откровенного ханжества Марина простить не могла. Свято веря в справедливость, она напомнила присутствующим, что конфеты ели все, в том числе и заведующая с парусником на голове. От такой наглости у Полины Петровны в зобу дыханье спёрло. В поисках поддержки она повернулась к даме из управления, демонстрируя своим видом негодование и оскорбление.

В ответ на этот призыв морковные губы, до этого времени скривленные в недовольной ухмылке, поспешили на помощь. Даже голос Раисы Максимовны был ей под стать: вкрадчивый и противный. Чиновница поднялась с места, распрямила плечи и начала. Женщина не обращалась к кому-то конкретно, она говорила о потерянном поколении. Мол, строили- строили – и вот результат. Весьма доходчиво обрисовала картину грядущего апокалипсиса, рыжеволосая закончила свое выступление следующими словами: «О чем мы вообще говорим, если у нее три серьги в одном ухе!»

Это было про Марину. Эти слова вызвали у девушки истерический смех. Раиса Максимовна опешила. Заведующая снова повернулась к ней и развела руками в стороны. Мол, ну что я вам говорила? С этой девицей никакого сладу!

Апофеоз собрания был следующим – несговорчивой выпускнице настоятельно порекомендовали оставить ряды честных работников торговли и написать по-собственному. Девушка сопротивляться не стала. В память о полученном некогда образовании у Марины остались давно утратившие актуальность «бесценные» знания. Например, что название кекса «Ромовая Баба» не склоняется. И еще она умела производить все арифметические действия на деревянных счетах.

***

Через несколько дней после увольнения обладательница трех сережек в ухе уже шагала по бескрайнему цеху штамповки, одетая в мешковатый рабочий костюм и с пластиковой каской в руках. На завод ее устроила подруга Катька. Катька работала на заводе в соседнем городе. Когда она озвучила обещанный заработок, который превышал зарплату обоих родителей девушки, Маринка задохнулась. Да, граждане! На 350 рэ в те годы можно было жить припеваючи.

Итак, экс-продавщица, полная надежд и желаний, шагала по цеху. Масштаб цеха и грохот от работающих прессов впечатлял. Мимо сновали электрокары, и девушка отскакивала в сторону, пропуская их. Чтобы найти мастера, Марине пришлось покричать в уши нескольким теткам в замасленных синих робах. Те в свою очередь по цепочке указывали дорогу к бытовке, где заседало начальство. Мастером оказалась женщина лет 35-ти с пепельными кудрями и голубыми перламутровыми тенями. Марине она была по плечо.