"Посибле", журнал центра, привел слова Фрага, когда его назначили на пост министра внутренних дел:
- Я сказал королю, что смогу занять пост лишь в том случае, если мне разрешат проведение моих демократических реформ. Для этого мне нужно привести с собой полдюжину верных людей.
Испанцы ждали, что Фрага немедленно объявит о сроках и датах реформ. Он медлил - обещая.
Испанцы ждали амнистии. Министр юстиции Антонио Гарригес обещал провести амнистию, однако после того, как будут внесены конституционные изменения в "Основной закон".
Испанцы ждали вхождения в общий рынок, однако министр Ареильса - после первых своих визитов в Париж и Бонн - ничего, кроме посул "привести Испанию в семью европейских народов", не сделал.
А три политические единицы Испании по-прежнему хранили молчание: король, армия, "Опус деи".
В Париже, когда ожидание затянулось, было проведено широкое совещание демократической оппозиции, в котором приняли участие Игнасио Камуньяс Солис и Хоакин Сатрустеги - от либеральных монархистов, представитель испанской компартии, Руис Хименес и де Миранда - от демохристиан, генеральный секретарь Социалистической рабочей партии Филипе Гонсалес, социал-демократ Мануэль Диас Аллегрия - сын бывшего начальника генштаба (и такое возможно в нынешней Испании), социалист Рауль Мородо.
По оценкам европейской прессы, совещание это было "историческим", ибо все его участники вернулись затем в Мадрид и разъехались по домам: раньше бы их встретили на аэродроме Баррахас полицейские машины.
На совещании выступил Руис Хименес - он был защитником Марселино Камачо, его адвокатская контора приняла на себя защиту Луиса Корвалана (если, впрочем, можно надеяться на защиту коммуниста в условиях пиночетовского фашизма).
Руис Хименес наметил план действий оппозиции: продолжать борьбу за демократизацию, организовывать манифестации в стране, используя прессу, проводя широкую разъяснительную работу.
- Надо дать возможность правительству, - закончил Руис Хименес, выполнить обещания, которые были им выдвинуты в программе кабинета.
Однако либеральный монархист Сатрустеги оппонировал Руису Хименесу:
- Положение в Испании не изменилось. Существовало единовластие Франко, и поныне проводятся в жизнь его законы; король не может назначить президента кортесов более либерального, чем тот, который был при Франко; председателем совета министров остался тот, который был во время дикратуры.
Профессор Хосе Видаль Бенейто, представляющий Социалистический союз, заключил:
- Демократические преобразования должны быть проведены немедленно условия для этого созрели. Мы взываем к чувству патриотизма тех, кто работает в государственных учреждениях... Испанская армия занимает позицию Нейтралитета и стоит в стороне от политических процессов...
...Вечером приятель увел меня в "Чокко", где собираются журналисты со всего мира (традиция времен гражданской войны - здесь, на Гран Виа, обычно встречались Хемингуэй, Кольцов, Мальро). Здесь было все, как и год назад: шумели, бражничали; разница заключалась, впрочем, в одном лишь: раньше Франко ругали втихомолку, а сейчас "поливали" в открытую; раньше прощались, вскидывая правую руку - приветствие фаланги идентично гитлеровскому, ныне наряду с "хайлем" демонстративно поднимали кулаки: "но пассаран!" - "они не пройдут!".
Не пройдут ли? Собственно, это и была та проблема, которую мы обсуждали в тот вечер, да и во все другие дни и вечера прошлого декабря и нынешнего января. Естественно, те, кто стоит на левых позициях или на позициях демохристианского центра, утверждали по-испански страстно:
- Возврата к франкизму быть не может, фашизм не пройдет. В церквях, которые ранее были оплотом франкизма, заседают нелегальные рабочие комиссии! Из университетов изгоняют правых профессоров! Вся интеллигенция стоит на левых позициях.
Через несколько дней я встретился с Эусебио-и-Агирре, одним из тех, кто придерживается противной точки зрения. Отказавшись от рюмки джина ("это непатриотично, джин - продукт янки, истинные испанцы пьют "тинто", красное вино Андалузии"), Эусебио очень убежденно - но не очень спокойно - изложил мне свою точку зрения:
- Почему Франция ныне изменила свое отношение к Испании? Почему Париж, укрывающий баскских террористов, ныне высказывает доброжелательство? Почитайте труды, издающиеся левыми в Париже, почитайте. Там намечают три фазы: первая замена режима, созданного гением каудильо, какой-то аморфной либеральной монархией. Вторая - свержение монархии и установление республики. Третья после тайного договора (?!) между нашим "другом", то есть США, и врагом - то есть Кремлем, Испания становится разменной картой в игре двух сверхдержав; русские (!) высаживаются со стороны Средиземного моря, испанская нация, как великая нация мира, перестает существовать. Секретная работа по подготовке к этому разделу идет вовсю: наши продажные журналисты и газеты при попустительстве правительства требуют разрешить развод в Испании, позволить женщинам делать аборты и отменить цензуру. Это - звенья одного плана, утвержденного сверхдержавами (!) Что нас спасет? Лишь одно - армия!
Как вы думаете, читатель, кто это говорит? Маоист? Ультралевый? Нет. Мой собеседник - фашист, фалангист (что, впрочем, одно и то же), один из сотрудников лидера испанских ультраправых Бласа Пиньяра.
В отличие от социалиста Хосе Видаля Бенейто, банкир, прокурадор кортесов и редактор фашистского журнала "Фуэрса нуэва", Блас Пиньяр не считает армию нейтральной. Пиньяр считает армию "позвоночником нации" - в этом ее историческая миссия; каждый испанец обязан любить свою высокотехническую, высококультурную (а ни один "культурный человек не может быть марксистом") армию, которая отвечает за будущее нации.
Так фашисты говорят в современной Испании. А как действуют? Вот лишь один пример: несколько общественных организаций города Сабадель в январе 1976 года направили в муниципалитет петицию об амнистии. Люди просили мэра Хосе Бурролье зачитать членам муниципалитета их петицию. Мэр отказал. Представители общественности - рабочие, священник, инженер, врачи - начали скандировать: "В отставку!" Ворвалась полиция. Никого не били - что правда, то правда. Просили, чуть подталкивая плечами, разойтись "подобру-поздорову". Родригес, работник местного синдиката, не мог спокойно видеть н е п о в и н о в е н и е. Он набросился на пятнадцатилетнюю школьницу Изабель Гарсиа Порсель и зверски избил ее. ("Черная сотня" или "штурмовики" - разве не похоже?) Отец пытался заступиться за дочь - Родригес вытащил пистолет: "Я пристрелю тебя, красная собака!" Пистолет - это нехорошо, это- опасно: полиция отбила девушку, перенесла ее в вестибюль, положила возле мэра, на диван. Девушка, утерев с лица кровь, увидела рядом с мэром Родригеса и закричала в ужасе. Корреспондент журнала "Мундо" Дионисио Хименес обратился к Родригесу:
- Кто дал вам право так вести себя?
Родригес поиграл пистолетиком:
- Хочешь, чтобы я тебя прикончил?
Журналиста Хименеса немедленно окружили молодчики - и так же, как и Изабель - избили, по надежным гитлеровско-франкистским рецептам. Когда Хименес поднимался с пола, заместитель мэра по внутренним делам не преминул упредить:
- Советую тщательно подумать о том, что ты собираешься написать в свой журнал!
К Хименесу бросился на помощь его коллега - журналист Ксавьер Бинадер. Его тоже избили. Тот же помощник мэра, наблюдая избиение, сказал, закуривая:
- Допрыгался. Пришло и твое время.
Хименес вместе с адвокатом обратился в комиссариат полиции. Когда они выходили, адвоката Рамона Вальдеса окружила толпа фашистов. Его били железными цепями. По голове. До тех пор, пока служитель закона не упал на асфальт".
* * *
Душа в облаках,
А тело, как плач
Плачет народ - плачет маэстро...
Священник деревни из "прежних",
Для него маэстро - атеист,
А для мэра - он, конечно, коммунист,
