Умные социологи Запада, работающие на бизнес, объясняли мне:
Надо учитывать психологию середины. Клерк или инженер каждый вечер смотрит ТВ фильмы, где ему показывают сладкую жизнь, голоспинных томных красавиц, шулеров в трескучих смокингах, миллионеров, словом, тот набор штампов "светской хроники", который так манит н е с в е д у щ и х. Следовательно, мы должны - если хотим получить прибыль - так построить курортный центр, чтобы там, в одном месте, выкачать из м е ч т а т е л я все деньги, которые он копил целый год, лишь бы пожить п о-н а с т о я щ е м у, как живут сильные мира сего. Мы не имеем права - если хотим получить прибыль - выпускать человека за пределы нашего комплекса: если люди станут ездить из Торремолинос в Малагу, чтобы там играть в бридж, или смотреть концерты фламенко, или покупать в тамошнем супермаркете ботинки, или кататься на водных лыжах, или есть японскую или французскую еду - мы прогорим. Мы обязаны предоставить всякому, приехавшему на Торремолинос, возможность и с т р а т и т ь накопленное. Поэтому бары обязаны работать круглосуточно; поэтому должны быть все кухни полинезийская в том числе; сауны; комнаты игр (это, правда, для студентов, но все равно, как говорится, и с них "детишкам на молочишко", с каждого аттракциона - песета кап-кап); супермаркеты; дорогие магазины французской парфюмерии; станции по аренде машин; круглосуточно работающие обменные конторы банков; телефон и телеграф; бассейны, теннисные корты, лучшие парикмахерские, салоны красоты и массажа...
(Практика социализма, отбросив изначалия этого размышления - об "индустриальном" выкачивании денег, позволяет нам серьезно подумать над принципом к о м п л е к с а о т д ы х а. Я не убежден, что это так уж разумно, когда наши курорты о б я з а н ы засыпать в двенадцать, и негде перекусить в полночь, и потанцевать нельзя. А если рабочие юноши и девушки, студенты на о т д ы х е захотят танцевать в час ночи? Тогда как? Забиваться в квартиру, где нет п р е д к о в? А если фронтовые друзья встретились в два часа ночи на вокзале? Идти к таксисту за бутылкой? Или целесообразней открыть маленький ночной ресторанчик, где приятнее выпить р ю м к у с закуской, чем "из горла"?)
- А десятая? - спросила Дуня. - Была такая Испания?
- Наверное, это Малага, - ответил я, - и бой быков, который там проводят для американских туристов, - оперетта, а не коррида. Помнишь, как улюлюкали испанцы своим матадорам?
- Но там ранили Хосе Руиса. И это не была оперетта: он сделался серым, когда упал, а когда его выносили с арены помнишь - у него нос заострился и стал синим, как у покойника...
- Вот поэтому я и говорю про десятую Испанию в Малаге. И еще вот почему: тот гараж, куда мы ставили машину, назывался "у кафедрала". Для туристов удобно - ориентир хороший, но это в общем-то симптом: коммерческому предприятию давать имя старинной церкви - раньше такое было невозможно ни в одной из Испании...
- Одиннадцатая Испания - это Гранада, - убежденно сказала Дуня. Альгамбра.
- Ох, уж эти испанские гласные, - сказал я. - Наверняка бюро правки в наших редакциях будут терзать меня по поводу точности правописания. Напечатано в проспектах - "Альгамбра", а если спросить в Гранаде, "где находится Альгамбра", тебя не поймут, потому что надо спросить "Альамру", а не какую-то "Альгамбру", такой и нет вовсе!
(Занятно, немцы никогда не говорят про французские машины "пежо" так, как это принято во французской грамматике. Они произносят все буквы: "пегеоут", и никто в латинскоговорящем мире понять их не может: немецкий, как и русский языки аналитические; латинские - синтетические, особенно испанский - солнца много, темперамента еще больше, торопятся, кровь кипит, слова глотают, не то что какие-то там гласные!)
- Севильская Мавритания менее интересна, чем гранадская, - продолжала Дуня, - потому что более страшна. Помнишь, в замечательные арабские залы вмонтированы, как плохие декорации, комнаты французского стиля? А в Гранаде все же сохранили арабские дворцы Альгамбра, хотя и построили среди парка чудовищный дом христианина Карла Пятого - он как урод среди сильфид...
Действительно, севильская "конвергенция" христианства и мусульманства носит характер чудовищный: глумление над замечательным искусством арабов было демонстративным: в поразительные по своей красоте росписи стен забивали гвозди, чтобы повесить тяжелые, безвкусные гардины и приляпать подсвечники, вывезенные из Парижа.
Вообще-то Испания растворяет в себе иные культуры очень быстро: неподалеку от Эскориала есть маленький Версаль, построенный одним из французских - по крови - королей Пиренеев. Король этот, однако, очень быстро забыл свое парижское изначалие, пошел войной на прежнюю родину, а в "испанский Версаль" даже и не наведывался - предпочитал Эскориал - там стены надежные и больше выходов: около двух тысяч дверей и окон...
(Мусульманская культура, попавшая в жернова инквизиции, не имела права на такого рода ассимиляцию и растворение - она была обречена на уничтожение.)
- А двенадцатая Испания - это Барселона, нет? - спросил я.
- О, да, - улыбнулась дочь, - это уж наверняка совсем не похоже на все другие Испании.
...Мы миновали Валенсию поздно вечером, и было там еще шумно и весело, но не так уже, как в Андалузии, и приехали в Каталонию в полдень, не страшась остаться без ночлега, потому что привыкли останавливаться в маленьких городках Ла Манчи далеко за полночь и видеть людей на улицах и в скверах, а здесь все уже спали, и ни души не было на улицах, и мы с трудом нашли двух старух в черном, похожих на ночных бабочек, которые бегали по узеньким переулочкам Кастиль де Пель, показывая нам путь к пансиону, "где хозяин ложится спать очень поздно - не в десять, а в полночь, наверное, он водится с духами или занимается алхимией, но все равно он человек хороший".
Действительно, Каталония отличается от Андалузии и Наварры резко. Но что странно - маленькое суденышко Колумба, навечно пришвартованное к масленому пирсу порта, принесло в Латинскую Америку дух Кастилии и Андалузии, а не Каталонии: в Перу, Эквадоре и Панаме торжествует андалузский дух - и в манере общения, и в том, что спать ложатся далеко за полночь, и в том, как любят корриду (в Каталонии ее не понимают), и в песнях, и в том даже, как двигаются шали на плечах у сеньорит во время хоты - точно мулеты матадоров на Пласа де Торос.
...Нигде так много не говорят сейчас о национальном вопросе, как в стране басков и Каталонии.
- Если все время повторяют слова о том, что "мы - единая нация", - заметил мой приятель-журналист, - то, значит, не совсем мы единая нация, ибо очевидное не нуждается в каждодневном напоминании.
Национализм - явление слишком сложное, чтобы разбирать его приложимо к одной лишь Испании. Каталония ближе к Франции, и бередит ее дух мятежных альбигойцев, первыми восставших против инквизиции. Скорее всего национализм Каталонии рожден близостью к иной - в чем-то - социальной структуре (впрочем, структура одна, качество ее о ф о р м л е н и я разное). Когда народ пользуется свободой - рождается патриотизм, когда царствует угнетение - пышным цветом расцветает злое семя национализма. Причем, естественно, здешний национализм носит ярко выраженный буржуазный характер. Когда служащие говорят тебе о "проклятых кастильцах, которые правят нашими заводами и портами", приходится только диву даваться и лишний раз сокрушаться по поводу человеческой слепоты: ну, ладно, ну, "проклятые кастильцы", но ведь заводы принадлежат не им, не "мадриленьёс", а "своим", здешним каталонским капиталистам, и это они, свои, здешние, гонят рабочих в трущобы, лишают их детей школ и больниц, поднимают цены на мясо и хлеб... Увы, искать, причины зла "вовне", вместо того, чтобы понять его "внутри", - типично для людей, лишенных общественной идеи...
..."Адьос, амигос", - пел Серрат, всячески подчеркивая свой каталонский акцент. "До свидания, друзья", - пел он, и мы подъезжали к Порт-Бу, границе Испании, и в сердце у нас была грусть, оттого что расставание с замечательным народом Испании - это как прощание с полосой жизни, это как прощание с другом, и утешали мы себя только тем, что "адьос" не несет в себе безысходного "прощай", все-таки это, - если отвлечься от скрупулезно-точного перевода "бог с тобой", - чаще всего ощущаешь как "до свидания".
