Иванов же, как вы уже поняли, ничего не хотел и никаких надежд не питал, бросив школу и предпочитая подвисать в одном из боксов заброшенной воинской части, в безудержном кайфе. Поначалу друзья пытались его вытянуть и уговорить, но все бесполезно. Он просто жалобно рассказывал очередную байку о том, как он устал и что скоро завяжет, умудряясь при этом стянуть хоть что-нибудь мало-мальски ценное.

Ребята, доделав заказы, уже собирались выходить из мастерской, как туда влетела Неля – старшая сестра Негра. В отличие от брата она была высокой, светловолосой с мраморно-бледной кожей, старше всего на четыре года, училась в мединституте и уже подрабатывала медсестрой в операционном блоке городской больницы. По её словам ей это очень нравилось, она часами, с важным видом и тоном училки, могла рассказывать про операции, синдром “варёное сердце”, ампутированные конечности и подобные страхи, которые приводили мальчишек в тихий шок. Сейчас же, она выглядела, как никогда расстроенной, если не сказать испуганной, с мокрых волос капала вода, и плечи вздрагивали.

– Сашка здесь? – спросила она, скользя взглядом по мастерской. – Нет?

– Нет, – ответил Димка, – домой ушёл пару часов назад.

– Нет его, – пробормотала девушка и расплакалась.

– Не реви, – приказал ей Андрей, – говори, что случилось? К Ивашке он пошёл? Да?

– Наверное, – всхлипнула Неля, – раз здесь его нет, значит пошёл! А я сейчас у Кати Барановой была, подслушала, что отец её облаву на Ивашкин притон готовит. Что-то он там украл у генерала!

– Баранов? – присвистнул Митька, вспомнив отмороженного на всю голову Катькиного отца, который мог спьяну обстрелять двор с табельного оружия. Удивительно, как ещё не убил никого!

– Что ещё ты подслушала? – прикрикнул Димка, ловко собирая инструменты. – Когда брать собираются? Говорил?

– Сегодня, Димочка, сегодня, – разревелась она, присаживаясь на холодные ступеньки у входа.

Димка посмотрел на часы, которые показывали около девяти часов вечера и, кивнув призывно друзьям, сказал:

– Побежали, может, успеем хоть негра выдернуть, а то будет ему Погранка… – и чуть помолчав, пробормотал. – А с Ивашкой пусть менты разбираются. Тюрьма ему, возможно, спасенье.

Воинская часть, которую забросили около трёх лет назад, находилась в паре километров от школы мальчишек, с одной стороны бетонного забора расположилось местное кладбище, а с других сторон заброшенный частный сектор. По факту, от самой части остался только высокий бетонный забор и редкие остовы бывших казарм, местами срезанные металлистами, которые облюбовали её, как постоянный источник заработка. Бетонные блоки и кирпичи были вывезены уже давно на командирские дачи и коттеджи, а также дачи их родственников и знакомых. Ивашка умудрился вовремя отхватить себе каморку, примыкающую к кочегарке и свято оберегал её, не допуская туда никого кроме своих редких товарищей-наркош. Почему редких? Потому что, естественный отбор среди людей, ведущих подобный образ жизни жесток. Здесь нет места жалости или уважению, и даже принцип «ты мне – я тебе» здесь не работал. Кто сильнее и хитрее, тот и выжил! Пока выжил…

Отъехавших порой друзей, Ивашка безжалостно оттаскивал подальше от своего “уютненького уголка” на приспособленной специально для этого тележке и оставлял возле подъезда одной единственной девятиэтажки – свечки, которая по недоразумению оказалась с одной стороны части, среди заброшенных покосившихся избушек. “Дом на семи ветрах”, как его называли в городе, славился количеством по нахождению трупов с зажатыми в руках шприцами. Как объяснил однажды Ивашка, он это делает специально, чтобы приехавшие менты, знали, что это наркоман. Зачем? Он и сам толком не мог рассказать, но всезнайка Андрей тогда озвучил свою версию, что таким образом Иванов оправдывает себя и свою гнилую сущность, упиваясь чувством своего превосходства над несчастными. На вопрос Мити, пытался ли он их хотя бы откачивать, перед тем, как отвезти на подъезд, Ивашка пожимал плечам и спокойно спрашивал: “Зачем?”, за что получил от Мороза пару тумаков и порцию ненормативной лексики по отношению к нему, как личности.

– Димыч побежали со стороны кладбища, – предложил Андрюха, хлюпая по холодным лужам промокшими насквозь туфлями, – там менты точно не проедут, да и затеряться там будет проще, в случае чего…

– Да, Дюха, но только полезем с угла, – согласился Шиленко, имея в виду угол, где кладбище граничило с бывшей жилой зоной, – если что, в каком-нибудь сарае спрячемся!

– Да ну, Димыч, там кочегарка прям за забором, если кто бежит из Ивашкиного логова, сразу через забор и мусора, ясен перец, за ними.

– Ну, а что ты предлагаешь? Мы там отдыхать не собираемся, Негра подмышки и домой.

– Не, Андрюх, Димыч дело говорит, – вставил Митька, – оттуда хоть можно будет сразу обстановку оценить…

– Ладно, понял, – обречённо согласился Ерёмин.

Ему совсем не хотелось ходить под дождём по грязевой жиже, по кладбищу. Хотелось домой, высушить одежду, погреться в горячей ванне, съесть мамкиного жидкого борща с салом, вприкуску с чесночком и бухнуться спать. Он ругал непутёвого Негра, которому вдруг приспичило испытать смертельный кайф, жалел Нельку и в очередной раз поражался, как у таких родителей могли родиться такие разные дети. Да и не просто разные, а даже как-будто разной национальности. Нелька и родители абсолютно белокожие со светлыми волосами, статные, а Сашка чёрный, как уголёк и росточком метр в прыжке. Как-то анатомичка, очень хорошая учительница, которую любили все в школе, за её умение общаться с учениками на дружеской ноте, шутить на уроке и рассказывать забавные истории из своей давней студенческой жизни, объясняла основы генетики. И Сашка, вечный молчун, возьми и спроси, почему в его семье такой странный набор генетики. Алла Геннадьевна тогда очень доходчиво объяснила и начертила, что в случае с Негром произошёл генетический сбой и ему нужно быть готовым, что дети на него, вряд ли будут похожи. Друзья ещё долго подкалывали Сашку и вот он, сбой генетический, что учудил. Кайфа ему захотелось! А они сейчас несутся по дождю и холоду спасать его…

– Пришли, – прошептал Димыч. Андрей даже не заметил за размышлениями, как они оказались возле кладбища. Прислушался, вроде тихо, сквозь шум дождя и частого перестука капель об жестяные памятники, не доносилось ни звука.

– Полезли тогда, Димыч, – зашептал он, – Митька ты оставайся здесь, примешь дурня…

– Щас, ага, – перебил его Мороз, – сам оставайся…

– Тихо, – прервал перепалку Димка, заглядывая в небольшую дыру с согнутыми арматурными штырями, – времени в обрез. Темно, не видно ничего…

– Я с вами, – возмущённо зашептал Митя.

– Полезли тогда, быстро заходим, берём Негра и назад. Понятно? Ивашку не трогать!

Они лихо перемахнули через высоченный забор и через пару секунд оказались возле маленького оконца кочегарки.

– Димыч, по-моему, машина едет. Слышишь? – прошептал Андрей, прислушиваясь, махнув рукой в сторону ворот.

– Походу, – заторопился Димка и рванул со всех сил хлипкую деревянную дверцу.

Из комнатушки пахнуло химией и нечистотами, Ерёмин, зажав нос, отвернулся, не решаясь зайти. От маленькой керосиновой лампы падал тусклый цвет, но рассмотреть он ничего не смог, услышал только приглушенный крик Митьки:

– Где Негр, козёл?

– Тихо, Митрич, нет его больше! Уходим…

Со стороны ворот уже нёсся милицейский уазик, освещая дорогу впереди, ещё чуть-чуть и в поле зрения окажется кочегарка. Андрей почувствовал привкус соли на губах и понял, что плачет. Плачет по Негру.

– Уходим, Дюха, – дёрнул его за руку выбежавший на улицу Митька, – ну, быстрее.

Луч фар прорезал их ровно в тот момент, когда они подлетели к забору.

– Стоять, стрелять буду, – раздался зычный крик Баранова, – кому сказал!

– Быстро! – командовал Димка, пропуская Андрея.

С той стороны уже умоляюще торопил Митька:

– Пацаны, братцы, быстрее!

Андрей, не помня себя, перемахнул за забор, услышал грохот выстрела и треск пуль о бетонные перекрытия забора. Рядом ойкнул Димка и тут же громко прошептал: