За такое легкомыслие к текущим вопросам учителя получали название "противных" и "гадких", но это не портило отношений.

Никольский посад стоял в стороне от железных дорог, хотя все-таки через два часа езды можно было добраться до одной небойкой станции, а оттуда уже открывались всякие перспективы: за день приехать в Москву, за два - в Петербург, за три - в Севастополь. Впрочем, далеко ездить было не на что, а близко - не стоило, и обыватели погоста не ездили.

За шестнадцать лет жизнь окончательно отлилась в определенную форму; менять в ней что-нибудь просто жаль было: к чему?

"Мы точно монашенки", - говорили про себя учительницы.

"Мы точно запечатанные бутылки", - говорили про себя учителя.

И вдруг через шестнадцать лет они получили бумаги за подписями, а в бумагах было приглашение на учительские курсы в город Бугров. Это было весной, во время экзаменов.

Погост заволновался и зашумел: "Курсы! Курсы!"

Волнение сообщилось и чуйкам посада.

- Что это наши учителя, никак в Бугров едут? - спрашивала одна.

- Да и те, трепалки-то, тоже с ними, - отвечала другая.

- Ишь ты!.. А зачем едут, не слыхать?

- Да, видишь, дело-то какое: учить-то учат, а сами маленечко не дохлестнули... Дохлестывать едут.

- А-а! Вон оно дело-то!.. Так-так... Тоже, видно, и ихнему брату покою не дают... Беспокоют!

На три недели июля месяца погост опустел, на нем только чирикали птички да трещали кузнечики.

Изредка, впрочем, опускали в новую могилу нового Агафоника или украшали простенькими цветами почерневший крест старого.

Задумчиво зеленели осинки, еще задумчивее - березки и клены и совсем неподвижно, проколов воздух острыми иглами, - темные елки.

Они съехались к концу лета, помолодевшие, оживленные, съехались и заговорили, заспорили, делясь впечатлениями.

- Душка Окамёлов! Как он метрическую систему объяснял! - отзывалась одна из милочек об одном руководителе курсов.

- А как Зимин насчет урока Лебедянцевой сказал!.. Вот потеха!.. Помните? "Господин Зимин, ваше мнение об уроке?" - "Да что же мнение... мечется как угорелая кошка, а толку никакого, вот и мнение".

- Оригинал! Влоск всех положил!.. "Мечется как угорелая кошка, а толку никакого".

- А заметили, как тот... Бутаев из Гуслиц за Катериной Ивановной ухаживал? - подмигнул низенький учитель на одну из милочек.

- Неправда, не выдумывайте! - закраснелась Катерина Ивановна.

- Да что уж там, неправда!.. Ухаживал и пользовался взаимностью, так ведь?.. Будет скромничать! Что краснеете! Дело житейское!..

- Лебедеву очень нравилось, как я смеюсь, - мечтательно вставляла учительница с Николы-на-топоре. - Как, говорит, вы смеетесь, Ольга Петровна, точно серебром сыплете!

- Но меня инспектор удивил! Танцевал со мной на вечере так долго, что я устала... А он еще такой полный... - бросила в общий поток воспоминаний третья.

- А какую речь закатил Серега! - хлопнул по плечу высокого учителя низенький. - Просто я не ожидал.

- Да, да! - заговорили разом милочки. - "Да будет свет!" - сказал бог в первый день творенья, и был свет!" Начало вышло очень торжественно! Нет, конец эффектней... как это?.. "Пусть общество дает нам гроши, будем горды сознанием, что мы даем ему больше, чем оно нам, что оно наш должник... Шире дорогу свету! Да будет свет!"

- Да, наговорил ерунды с три короба, - скромно заметил про себя высокий.

- В руке дрожит бокал с вином, сам бледен, худ и высок и кричит: "Да будет свет!" - опять хлопнул его по плечу низенький.

Каким вином нас угощали!

Какой обед нам подавали!

продекламировала Катерина Ивановна.

- Да, заключительный вечер удался на славу, - поддерживали все.

- А помните, как Окамёлов к нам с карточками пришел? Стучится в двери... "Кто там?" - "Я!" Батюшки! Мы только что встали, никто не оделся, кто волоса подкалывает, кто за кофточку!.. "Кондратий Матвеич, кричим, мы не одеты!" - "Поздно, поздно вы, а я вам карточки свои хотел подарить на память..."

- А чем-то кончится роман у Петрова с Гущиной? Наверное, женятся! вздохнула одна.

- Ну нет, навряд... Чем же жить будут? - отозвалась другая.

- Я вот в чем не согласен с Тиховым, - заговорил высокий учитель. Объяснительное чтение - основа русского языка, конечно! Но ведь в низшей школе это энциклопедия разных знаний... По-моему, нужно читать не художественные произведения, а по истории, по географии, по зоологии, что ли... Сведения нужно давать, а не "Что ты спишь, мужичок". Что мужичок спит - это они и без нас знают.

- Чудак ты какой! - заволновался низенький, и все заспорили о значении объяснительного чтения.

Прошло несколько дней.

С утра лил дождь; к вечеру захолодало.

На погосте было грязно, стояли лужи, но они все-таки сошлись, уселись на скамейку и тут снова почувствовали, что курсы кончились и начался погост.

Тема иссякла, впечатления потускнели, возбуждение улеглось. Все поняли, что на курсах им показали что-то попригляднее их прошлой жизни, показали и спрятали, и теперь им стало еще тошнее.

Ползли и клубились между деревьями и крестами сумерки, с ними смешивалась тень, падавшая от колокольни.

- "Я здесь пою так тихо и смиренно!.." - рявкнул вдруг кто-то пьяным громовым басом около самой ограды и испугал другого пьяного, мирно прикорнувшего под решеткой. Этот скверно выругался и забормотал с перепугу:

- Вот так заорал!.. Прямо с задних ног кожа слезла!.. И с головы слезла... и с задних ног слезла... Вот это так зевнул!

Где-то вдалеке прозвенел колокольчик почтовой тройки; она уносила кого-то куда-то... Кто-то уезжал, может быть, навсегда из Никольского посада, а они оставались на месте. И все они сразу почувствовали, что будут снова сидеть так долго-долго, может быть, еще шестнадцать лет... И всем стало жутко.

- Клавдия Еремеевна, - обратился блондин-учитель к милочке с Николы-на-кадке, - отчего у вас комната треугольная?

- Не знаю отчего... Так вздумали перегородки поставить... Не я ставила!

- А отчего у нас у всех жизнь треугольная?

И никто ничего не ответил.

Надвигались и сгущались сумерки, дремали осинки над крестами, спали кресты над могилами...

Обыватели погоста глядели вокруг себя - и видели погост, глядели в прошедшее - видели погост, пробовали заглянуть в будущее, но и там не видели ничего, кроме погоста.

Часы на длинной колокольне вызванивали унылую четвертную трель, похожую и на "Ночи безумные" и на вальс "Ожидание", а пятна света и теней сплетались над ними в бесформенные массы и глухо, но выразительно шептали: "Ничего... Никогда..."

1902 г.

ПРИМЕЧАНИЯ

Погост. Впервые напечатано в журнале "Образование" № 4 за 1903 год, с подзаголовком: "Набросок". Вошло в пятый том собрания сочинений, изд. "Мысль", 1928, с датой: "Сентябрь 1902 г.". В собрании сочинений изд. "Художественная литература" (1955-1956 гг.) автор дал "Погосту" подзаголовок: "Стихотворение в прозе".

H.M.Любимов