Моемся, думаю, не получится с ней, не встанет, старая, несимпатичная. Она попу отклячила, тру мочалкой спину, и вдруг попа показалась мне молодой, симпатичной, упругой, как потом и манда, а всё потому, что у меня встал. Она попой мне по причиндалам егозит, он и встал – и понеслось… до утра… Баня шатается, половицы скрипят… Я как с цепи сорвался, а всё потому, что впервые испытал необычные ощущения близости с женщиной, «снаряды» у меня закончились, а член всё вставал и вставал, и устремлялся туда, в женское лоно. Вот тебе, бабушка, и банный день.

Потом мне сказали: «Баба Параша – твоя бабушка». Ну, не знаю, обеих родных давно нет в живых. Получается трижды я занимался запретной любовью.

А вот с Фёклой у меня не было этого и быть не могло, и никакая кровать не скрипела, вон она, целёхонькая, а то, что у мамки было с Ермолаем, не моё дело, и ничьё.

.. То же утверждала и Фёкла: поклёп это.

Осуждать их нельзя. Ты уж, наверное, знаешь, в те годы мужики не вернулись с войны, бабы одиноки. А на селе принято мыться в бане вместе. Мамка (тётя, бабуля) привыкла, что сынуля (племянник, внучек) ей спинку трёт и не ожидает чего-то иного, а ему уже 14, у него впервые встал, а она на карачках, и он вдруг увидел, что перед ним голая женская жопа, о которой так много говорили взрослые. А дальше всё на автомате, само собой: он и спинку ей трёт, и через жопу е… ёт… А как иначе?

И ни один не поступил иначе в этой ситуации, и ни одна не отвергла, а ведь без спроса, без согласия. Более того, пришли из бани, в доме люди, – парочка, не сговариваясь, уединяется в тёмный закуток и продолжают грешить и любить друг друга… Но это крайне редко, пары, которые продолжили тайком грешить, на селе известны, и я о них рассказал.

Большинство тех, у кого был первый контакт с роднёй, говорят, что вышло случайно и только раз, желание повторить не возникло, и потом делали вид, что ничего не было. Некоторые уверяли, что долго отбивались, прежде чем это случилось, зато потом возвращались из бани домой под утро поврозь, оба опустошённые, растерянные и в прострации.

Объясняли наваждением и любопытством. Партнёрша говорила о неожиданности и сочувствии: думала, он ещё мал, не сможет, рано ему, член висит; пока успокаивала себя, батюшки, глядь, а он уже засадил и е…ёт, – пришлось инстинктивно подмахивать.

Я продолжал допытываться у одного юноши, который был посвящён в мужчины в бане своей взрослой родственницей:

– Когда ты решил, что пора количество превратить в качество – хватит, мол, шуровать, пора вкалывать? Ведь вы и раньше шалили, плескались водой, толкались, хихикали и похлопывали друг друга.

– Решил всё же не я, – объяснял он, – а она. Я думал, как всегда, разойдёмся – и спокойной ночи; пять лет вместе мылись – и ничего не было, считалось, что она меня моет как ребёнка, а я спину ей потру.

Она впервые, как бы ненароком, потрогала меня за писун, он встал, я в ответ впервые ухватил её одной рукой за мохнатый лобок, а другой – за сиськи, мы затаили дыхание и замерли. Как говорится, смех смехом, а и…да уж кверху мехом. Дальше несколько сумбурных, суетливых взаимных движений – и вот уже я ей овладел, и мой х…й у неё в п…де. Она, конечно, как и положено женщине, немного посопротивлялась: «Нет-нет, не надо, ты не так понял, мне просто захотелось подержать тебя за х…й, давай сделаем это в следующую субботу, не сегодня, не сейчас. Хочешь прям сейчас? Потом не пожалеешь? Ну ладно уж, вставляй и е…и, бесстыжий нахалёнок…

И прощай беззаботное детство, теперь я обречён постоянно думать, как добиться этого у другой женщины, родственница больше не даёт и в баню не берёт.

Вот такая история про славные эти дела, про банные приключения рассказана мне была Васей Кругловым. Он потом, после банного опыта, активно промышлял до самой армии среди одиноких возрастных сельских тётушек. С ровесницами ничего не получалось: надо долго ухаживать, писать письма, ходить в кино, а она в ответ: только после свадьбы.

Другое дело со вдовыми селянками, они, конечно, не модельной внешности, все как на подбор грудастые и пышнозадые, зато можно сговориться в первый же вечер и даже в первый час, – а что ещё надо пятнадцатилетнему шалопаю.

– Настёна, у тебя вчера огонёк вечером горел, вроде чай пили с Васяткой Кругловым, а потом свет потушили… Было дело?.

– Ну что ты выдумываешь, Марковна, типун тебе на язык! Какой он кавалер, во внуки мне годится! Ну, поговорили за жизнь, ну, поцеловались, может, пару раз, позволила ему титьки потискать, очень страстно меня обнимал, аж кости хрустели, но до этого не дошло, выпроводила его за дверь: ищи бабу для этого помоложе, в свою постель не положила. И то из любопытства, как это такой молоденький, а хочет меня целовать и даже потоптать, но вряд ли он это может…

– Ну не скажи, Ксюха Мякишева хвасталась, что он её в бане три раза «помыл». Но коли ты с ним не хочешь, присылай его ко мне: у меня чай точно будет с мёдом…

– Нет ты не спеши, он сегодня ещё раз обещал заглянуть на огонёк. Кто знает, может, всё у нас сладится, на первом свидании я как-то не могу сразу отдаться, но, похоже, он очень серьёзно хочет меня… А я уже предвкушаю, как это у меня может быть с таким молоденьким кавалером… Может, и в постель положу, разделим интимное ложе, а может, прямо на столе ему дам, был такой случай у меня до замужества… Тогда поделюсь…

Единственный раз на столе у меня случился в юности, лет 35 тому назад. Только что поступила в МГУ, на факультет почвоведения. Мне всего 17, меня пригласил на чашку кофе мужчина вдвое старше, представился лётчиком-космонавтом. Я уже не была невинной овечкой, знала, что надо мужикам: после чашки кофею наверняка попытается затащить меня в постель.

Невинность потеряла два года назад с ровесником, Славиком Каленовым, на берегу речки Велетьмы: июль, жара, бегали по песочку, целовались, решили искупаться нагишом, прижались в воде друг к другу… И вот оно! О, этот сладкий миг между прошлым и будущим… Вода под нами забурлила, волны от нас кругами, испуганно вспорхнула стая диких уток, с другого берега неодобрительно смотрит семейка бобров…

Так вот, попиваем с космонавтом кофей, он не спускает глаз с моего глубокого декольте, не выдерживает, прихватывает за талию и сажает на стол. Думала, будем целоваться, а он сразу засадил до упора, и стол затрещал и зашатался. Он стоит передо мной, а я сижу, такая странная поза, кофейный сервиз полетел на пол – и вдребезги…

А теперь вот беспокоюсь, как у нас получится с Васей: как его юный х…й будет чувствовать себя в моей далеко не юной п…де, правда, давно не знавшей мужчину, значит, в сохранности. Но если ему понравилось с Мякишевой, а она старше лет на пять…

Значит так: чайный сервиз убираем, на стол – новую скатерть… нет, лучше простыню. Я в лёгком халате на голое тело, глубокое декольте, дразнящие зовущие ляжки видны, усаживаюсь на дубовый стол, должен выдержать, и жду гостя Василия… Ой, что-то будет… Хоть ночь, да мой, а повезёт – заведу себе юного любовничка…

Вот и пойми этих мужиков, чего они хотят: я такая толстуха, втрое старше, ему бы девочку-ровесницу стройненькую, а он меня хочет. Впрочем, возможно, у него синдром первого раза, такую же захотел: Ксюха-то полнее меня, старше меня, жопа у неё о-го-го, габаритнее моей, как брякнется на кровать, пружины чуть ли не до пола, а он её и после бани захотел, подкрался ночью к кровати: «Ксюша, дай ещё». А она: «Вась, ты сдурел, пружины заскрипят, весь дом разбудим, меня осудят. Пока думают, что я тебя мою, всё в порядке, а узнают, как ты меня «помыл», не приведи хосподи что начнётся: совратила малого, такая-сякая… Прекрати, не суй руку мне меж ног… Ну ладно, выходи из дома в сад, в беседку, я накину тёплую накидку, а ты возьми одеяло, постели там, и я мигом к тебе. И заруби на носу: эта ночь у нас последняя…»