Я не сказала ей, как Алессио решил нанять меня, и она не спрашивала, поэтому я молчала. Пока она продолжала говорить, я почувствовала, что расслабляюсь.

Напряженные мышцы в моих плечах начали ослабевать, и я опустилась на стул. Скрестив ноги, я положила локти на стойку и положила подбородок на ладони, наблюдая, как Лена разговаривает. Ее голос успокоил меня, и я улыбнулась.

Она была милой и очаровательной, и я чувствовала себя комфортно рядом с ней. Я не знаю, как долго я сидела там и слушала ее разговор, но в итоге она принесла мне тарелку. Поставив её передо мной, Лена улыбнулась и кивнула в сторону еды.

"Налетай, дорогая."

Тарелка была заполнена тостами, яичницей, беконом, жареным нарезанным кубиками картофелем и небольшой миской с фруктами.

Она смотрела на меня с мягким выражением лица. Мой нос начал покалывать, и у меня на глазах появились горячие слезы. Я понюхала и посмотрела на тарелку с едой.

Никто никогда не готовил для меня так. Конечно, у меня были прислуги в поместье моего отца, и у меня всегда была еда. Но никто никогда не готовил это с любовью. Никто не заботился, ела я или нет. Я просто не существовала. Я жила как тень.

Мое сердце сжалось, и я держала вилку дрожащей рукой.

Когда я укусила первый раз, слеза скатилась по моей щеке. Быстро смахнув её другой рукой, я укусила второй раз. Затем третий. С каждым укусом казалось, что мое сердце лопнет в любой момент.

Когда Лена нежно похлопала меня по руке, я подняла красные глаза. Она грустно улыбнулась и кивнула, словно говоря, что все будет хорошо. Лена не задавала никаких вопросов. Она просто приняла меня.

Она обернулась и вернулась к заполнению других тарелок. Я посмотрела на еду и уставилась на руку, которой она коснулась.

Доброта не была чем-то, что я видела много раз. На самом деле, я никогда не испытывала истинную доброту в своей жизни.

Днем я была заперта в своей комнате, а ночи наполнялись ужасами. Я не знала, что такое доброта.

Но этим простым действием Лены я впервые увидела доброту. Я почувствовала её впервые.

Глава 7

Айла

Чистя гладкую поверхность, я услышала, как Лена спросила: «Дорогая, ты закончила?»

Отклонившись от стойки, я повернулась к ней. Я улыбнулась, размахивая полотенцем в воздухе. "Почти. Мне только нужно закончить вытирать стойку.»

"Ладно. Поспеши и заканчивай, значит, на сегодня все готово.»

Прошла неделя с тех пор, как я начала работать в имении. Я ничего не знала о кулинарии или уборке. В доме моего отца у меня были служанки, которые делали все это, пока я была закрыта в моей спальне.

Но Лена помогла мне приспособиться, и она всегда была нежной. Когда она назначила меня на работу, она убедилась, что я занимаюсь только уборкой. И я всегда была с ней, поэтому другие горничные не могли судить меня.

Несмотря на то, что я знала, что дом был полон людей, я была удивлена, что едва видела кого-то, кроме нескольких горничных, здесь и там, как будто все были в тени.

Большую часть времени я проводила на кухне, помогая Лене готовить еду, а потом я убиралась, когда она заканчивала. Первые три дня были ужасными, и я была уверена, что Лена посмеялась над всеми этими беспорядками. Но я наконец-то освоилась.

Через несколько минут я закончила. Устало ударив по лбу, я прижалась к стойке. Чаще всего я заканчивала около семи или восьми. Но у нас были гости, поэтому усадьба была очень занята. Сейчас было около полуночи. После того, как я быстро проверила кухню, чтобы убедиться, что я закончила, я выключила свет и вышла. Когда я закрыла дверь, я увидела, что Лена приближается ко мне.

«Я закончила», - объявила я с быстрой улыбкой. Она подошла ближе и обняла меня.

«Хорошая работа», сказала она, отступая. Лена была очень ласковой женщиной. За короткое время она стала для меня матерью.

Моя мама умерла, когда мне был всего год. Я никогда не знала, каково это, когда мама заботилась обо мне, поэтому я держалась за ласковую сторону Лены. Я позволила своему сердцу принять тот факт, что был кто-то, кто заботился обо мне, как об одиноком ребенке, которым я была.

Кивнув ей и пожелав спокойной ночи, я направилась в свою комнату. Мои ноги были тяжелыми, когда я поднялась по лестнице, усталость настигла меня.

Я остановилась, когда заметила, что дверь гостиной открыта. Гостиная была между моей комнатой и Алессио. Я огляделась вокруг. Там никого не было. С нервным глотком я медленно направилась к комнате. Когда я подошла ближе, то увидела, что свет включен. Наклонившись вперед, я заглянула внутрь.

Там не было никого.

Я вошла и подошла прямо к пианино рядом с большими окнами. Два дня назад мне поручили убирать гостиную, которая также была библиотекой. Когда я вошла, первое, что привлекло мое внимание, было большое пианино.

Музыка всегда была моим утешением. Я играла на пианино каждый день в поместье моего отца. Это помогало мне забывать.

Единственный способ, которым я могла заблокировать воспоминания о том, что Альберто делал со мной каждый вечер, - это погружаться в музыку. Ритм. Мягкие и нежные звуки, которые доносились через клавиши.

Когда я приблизилась к пианино, мое сердце начало биться быстрее. Я знала, что не должна быть там, но я не могла остановить себя. Я остановилась перед скамейкой и наклонилась вперед, осторожно положив руку на клавиши пианино.

Мои пальцы зудели от желания играть. Всего одну песню.

Но я не могла. Мне сказали не заходить в эту комнату, кроме уборки. Мягко двигая пальцами по клавишам, я убедилась, что не нажимаю.

С тяжелым вздохом я отступила, моя рука упала с пианино. Я бросила на него последний грустный взгляд, и я ушла, мое тело наполнилось пустотой. Закрыв за собой дверь своей спальни, я со вздохом прислонилась к ней, а затем устало закрыла глаза. Свет был выключен, за исключением крошечной лампы на моей тумбочке.

Разговаривая с Леной, я также узнала, что я была единственной служанкой, которая не жила в квартирах горничных. Мы обе были удивлены этим, но могу ли я поставить под сомнение решение Алессио? Я так не думаю.

Я начала раздеваться, медленно снимая платье, мое тело было вялым. Бросив черное платье на тумбочку, я слепо потянулась за своей ночной рубашкой на кровати.

Как раз когда я собиралась надеть её, глубокий грубый голос раздался позади меня.

«Должен сказать, у тебя прекрасное тело».

Я громко взвизгнула и повернулась к голосу. Я попыталась сосредоточиться на злоумышленнике, но он без труда скрывался в темноте.

Мне не нужно было видеть его, чтобы знать, кто это был.

Я знала этот голос. Мое тело знало этот голос.

Алессио.

Я сделала шаг назад в страхе, моя ночная рубашка прижалась к моему телу, скрывая мою наготу от его глаз. Трясясь с головы до ног, я сглотнула, и в животе начались судороги от страха - может быть, и в ожидании.

Внезапно свет включился. Мне пришлось несколько раз моргнуть, чтобы настроить глаза.

Алессио сидел в моем кресле, удобно откинувшись назад. Его лодыжка была закинута на верхнюю часть правого колена, и в его руке был маленький пульт, который он, вероятно, использовал, чтобы включить свет.

Он не был одет в костюм. Но на нем были черные брюки и черная льняная рубашка, расстегнутая сверху, чтобы раскрыть часть его груди.

Его твердая, мускулистая грудь. Я отогнала эту мысль.

Не сводя с него глаз, я увидела его пристальный взгляд, сфокусированный на моем теле. Там не было никакого смущения. Не было неловкости. Алессио был совершенно спокоен и уверен в себе, когда его глаза уставились на мое тело.

«Хм», - пробормотал он, задумчиво глядя на меня. Он откинулся на кресло. Его мышцы были видны под рубашкой, из-за чего он выглядел большим.

Я заставила себя не волноваться, но это было трудно. Я не могла показать страх. Люди, подобные ему, питались страхом. Они использовали его в своих интересах.