На кромке забора висел ослабший Витя Копыто. Он никогда не отличался ни силой, ни выносливостью. И такое упражнение как полоса препятствий всегда вызывало панический ужас. Чего греха таить, любое физическое упражнение и спортинвентарь вызывали у Копыто панику.

То, что Пиночет принял за звериное чутье махрового самоходчика, замершего на заборе в предчувствии страшного и непоправимого изменения в его бестолковой судьбе, оказалось банальным упадком сил у полуночного ловеласа после бурной ночи многоразовой любви.

 Витя на 50% костлявого тела почти перевалил через кромку забора, болтаясь, как сосиска. Он балансировал из последних сил, пытаясь перевести дух, лихорадочно восстанавливая прерывистое дыхание. Его ноги по инерции слабо елозили по внешней стороне бетонного забора, пытаясь придать победный импульс немощной тушке. Курсант Копыто даже и не догадывался, что за углом родной казармы его ждет суровая судьба в лице изнемогающего от нетерпения и охотничьего азарта Пиночета. Но Бог  Витю любил!

Пока он переводил дух и набирался сил для финишного рывка, Пиночет, затаив дыхание, рисовал в уме картину праведных и жестоких истязаний самоходчика в частности, и всего суточного наряда «преступной роты» в целом. За компанию комбат планировал подтянуть и знатно отодрать дежурного офицера- растяпу, прозевавшего факт вопиющего нарушения воинской дисциплины. В воспаленном мозгу ночного охотника вырисовывалась многообещающая сцена группового порева с волнующими извращениями.

Неожиданно на горизонте замаячил третий «участник» мизансцены. Дневальный по роте Андрей Яровой тщетно пытался смениться на «тумбочке» для похода в туалет по малой нужде. Звать ребят, натирающих полы в центральном коридоре, он не стал. И это правильно! Зачем отрывать людей от работы. Дневальный принял командирское решение кратковременно оставить пост но, не выпуская его из поля зрения.

Яровой расстегнул галифе. Передвинул висящий на ремне штык-нож с живота за спину. Встал на широкий подоконник (казарму строили пленные немцы, подоконники были шириной почти целый метр) и произнес в темноту уральской ночи сакраментальную фразу:

– Лучше нет красоты, чем пос*ать с высоты!

На пороге звездного неба дневальный излил содержимое организма прямо на голову затаившегося под окном Пиночета.

Полковник Серов вздрогнул. На него обильным потоком лился «незапланированный метеосводкой дождь». Инстинктивно втянув голову в плечи, комбат злобно прошипел:

– Ну что за хрень! В гидрометеоцентре работают коновалы и сказочники. Все время врут! Обещали «ясно»! Знал бы про дождь, плащ-накидку взял.

Пиночет задрал голову и то, что он увидел, его несказанно озадачило. В недрах «идеальной бесстрастной ЭВМ» проскочила искра нестыковки. Пиночет увидел над головой идеально звездное небо.

– Хм?! Если я вижу небо и звезды, значит туч и облаков нет! А если нет облаков и туч, значит, не может быть и дождя!

Логика комбата была, как всегда, на высоте. Пиночет вытер капли, стекающие по лицу. Поднес влажные пальцы к носу и понюхал. Не буду на 100% утверждать но, зная его дотошность, смею предположить, что полковник попробовал жидкость на вкус.

Пораженный результатами орального экспресс-анализа, Серов резко отодвинулся от стены,  развернулся лицом к окну и поднял голову. Его взгляд, сияющий адским огнем, встретился с глазами курсанта Ярового.

Дневальный с блаженной улыбкой облегчившегося человека стоял в проеме окна на втором этаже. Он самозабвенно вытряхивал последние капельки, перед тем как зачехлить в галифе главную конечность мужского организма. И в этот сладостный момент лицо дневального обожгли два лазерных луча из глаз взбешенного Пиночета.

Вся недолгая и бестолковая жизнь короткометражным фильмом пронеслась перед глазами несчастного Андрея Ярового. Особенно яркой была именно та ее часть, которой уже не суждено будет сбыться. Никогда! Ибо заполучить столь могущественного и злопамятного врага, как Пиночет,  дорогого стоит.

Загипнотизированный всепрожигающим взглядом Пиночета, курсант Яровой так и замер на подоконнике, не «зачехлив галифе». Прямо, как кролик перед голодным удавом в ожидании гастрономической участи.

Первой реакцией Пиночета было страстное желание ворваться в казарму и образцово-показательно «изна*ловать» особь осмелившуюся, пусть даже нечаянно, нас*ать на полковничью голову.

Комбат сделал шаг и потянул руку к входной двери. Но «персональная мозговая ЭВМ» максимально быстро смоделировала гипотетическую ситуацию: 4 рота, изначально скованная воинской дисциплиной, будет кататься в истеричном припадке неудержимого хохота. Сержанты с курсантами станут хаотично биться головами об идеально отполированный пол и безутешно рыдать до икоты и кишечных колик, узнав истинную причину происходящей экзекуции.

Руководить этим быдлом он, конечно же, сможет. Закусит удила и только держись! Пороть и драть! Драть и пороть! Нет проблем. Чередуй для разнообразия два давно проверенных способа воспитания! Методичным и скрупулезным, ежедневным и планомерным компостированием мозгов жестоко пресекай все наглые улыбочки и смеху*чички… Но все же репутация будет безнадежно подмочена. Независимо от затраченных усилий, позорная информация уже утром  – на завтраке в курсантской столовой облетит многкратно училище и обрастет такими пикантными подробностями, что хоть стреляйся. Даже поголовный выпуск всех до единого свидетелей его позора из училища, положения в целом не спасет. Будет новый набор. Придут очередные желторотые засранцы. И уже они будут передавать из уст в уста легенду про «обоссанного комбата». А это недопустимо! Ох! А сколько явных ухмылок и скрытых насмешек следует ожидать от коллег, сослуживцев-офицеров, недругов, завистников и злопыхателей?! Да и сам генерал не упустит возможности знатно позубоскалить на щекотливую тему. Катастрофа! Конец карьере! Хоть переводись отсюда. Или нет?! Радикально  –  в отставку! На пенсию! …бесполезно! Такое не забывается. В городке из квартиры не выйдешь. Соседи узнают, тогда только держись! Ну, влетел! …в глушь, на дачу…

Полковник вернулся на место и, задрав голову, посмотрел в открытое окно. Дневальный Яровой так и стоял в открытом проеме, находясь в полном ступоре.

Придав врожденному командно-строевому голосу максимальное количество нежных ноток и ласкового тембра, Пиночет шепотом позвал.

– Курсант Яровой.

Медленно приходя в сознание, дневальный ответил чисто на автопилоте.

– Я.

Полковник Серов медленно поднес указательный палец к губам, призывая к тотальному молчанию о данном происшествии. Яровой энергично закивал головой в знак согласия. Комбат многообещающе улыбнулся и сделал резкое движение открытой ладонью поперек горла, показывая неизбежные перспективы нескромности на язык для фигуранта их тайного договора. Андрей интенсивно замотал головой в знак отрицания.

Пиночет кивнул головой. И молча, неслышно, почти на цыпочках двинулся домой. А курсант Яровой так и продолжил стоять на подоконнике, глядя в след удаляющемуся комбату. Не веря глазам и пытаясь осознать происходящее, дневальный медленно приходил в себя, очень надеясь, что это – кошмарный сон. Сейчас он услышит команду старшины: «Рота, подъем!», раскроет глаза и проснется…