И она гуляет по территории. Рассматривает стадо черных овец, что пасется вдалеке на пригорке. Лежит под деревом и слушает тишину, которая кажется растянувшейся бесконечностью. Что-то отдаленно-беспечное проникает внутрь вместе с горячим воздухом, и Ворона позволяет этому чувству заполнить себя изнутри.

Она лежит, раскинув руки в стороны, и думает о том, каким прекрасным было это место в отсутствие проклятого лагеря. Представляет себе развалины трех поросших мхом корпусов. Представляет, как в детских комнатах ветер гоняет туда-сюда журнальные страницы и высохшие листья. В коридоре с потолка свисают веточки вьюна, в столовой каждая кастрюля наполнена своей личной зеленой цивилизацией.

Ворона мечтательно открывает глаза и входит в придуманную вселенную, полностью и бесповоротно в нее поверив.

Территория «Паруса» выглядит так пустынно, что это получается с очевидной легкостью. Бетон плаца, открытая сцена, где по вечерам проходят дискотеки, сорняки возле входа в магазин — все послушно следует идеальному сценарию Вороны, который она переносит на бумагу.

Это ее маленький секрет — альбом для рисования, который она спрятала в беседке за отошедшей половицей. На страницах этой бумажной вселенной Ворона не объект насмешек, а отважная путешественница, искатель приключений и всеми любимая суперзвезда.

Закончив рисунок, Ворона прячет альбом подальше от глаз и возвращается к своему корпусу.

А потом она слышит тихий писк.

Он доносится со стороны магазина — там в подвале склад, но решетчатые проемы соединяют помещение с улицей. Ворона заглядывает туда и сразу понимает, в чем дело.

Тощий полосатый котенок каким-то образом свалился вниз и теперь не может выбраться. Точно такой же, как и тот кот, которого Ворона подкармливала все это время.

Решетки прочные, но зазоры между ними достаточно большие, чтобы пролез девятилетний ребенок. Ворона забирается в подвал, берет дрожащего от ужаса зверя в руки и поднимает наверх.

На все про все уходит минуты три, и Ворона даже не подозревает о том, что кто-то мог ее заметить. Она не знает о том, что Вика Сальникова, которая на днях подвернула ногу, тоже не поехала на море.

Вечером о рейде в подвал знает уже весь отряд.

– Там ведь целая гора сладостей!

– И бутылок лимонада штук сто!

– Вшивая, достань нам десять бутылок или мы поставим тебя раком и отпинаем!

Ворона не знает, что значит «раком», но она слышала это слово в кино и подозревает, что речь о чкм-то унизительном.

– Давайте сразу, а то она туго соображает, – говорит одна из соседок по комнате. – Она умственно отсталая. До сих пор не умеет читать!

Когда Ворону хватают, она кусает кого-то за палец. Во рту появляется солоноватый вкус крови — сначала чужой, а потом собственной, когда ее бьют по лицу. Девочка с длинными ногтями впивается ей в щеки и оставляет отметины, которые никогда не заживут.

– Лучше подожгем ее кота!

– В-в-вы его не н-н-н-найдёте, – отвечает Ворона, из-за всех сил стараясь придать уверенности дрожащему голосу. Она не станет воровать. Никогда. Но что если они сделают то, о чем говорят? Они всегда делают. Каждая угроза была воплощена в жизнь, уж кто-кто, а Ворона знает это наверняка.

– У них там целый выводок, – говорит Вика Сальникова. – Один где-то здесь прячется!

– Ну жди, вшивая! Сама напросилась.

Они отправляются на поиски, всем отрядом. И теперь Вороне больше нечем себя оправдать. То, что теперь непременно случится, из-за нее. Исход предрешен. Выхода нет.

Она думает о том, что могла бы убежать. В лес, прямо сейчас. Ей хватит сил, чтобы добраться до города. А если не хватит, значит, она это заслужила.

Проще было бы закончить все самой. Она еще слишком маленькая, чтобы знать о том, как вскрывать вены, но у нее есть мешочек лекарств, которые мама собрала на случай болезни. Это проще, чем кажется.

Чем скорее решишься, тем меньше придется страдать.

Но внутренний голос тихо говорит:

– Не смей!

И Ворона до крови закусывает щеку, чтобы забыться хотя бы на несколько секунд.

Она знает, что не переживет издевательства над животным. Она думает о том, как рассказывает воспитательнице и как та опять ей не верит. В этом нет смысла. Выхода тоже.

Она прячется в беседке, а потом достает свой альбом и вырывает изрисованные страницы. Одну за другой. На мелкие кусочки. Пусть тебе будет больно, пусть мне будет так больно, чтобы все происходящее снаружи показалось ерундой. Даже если для этого нужно разорвать в клочья часть себя. Ты во всем виновата. Умственно отсталая, слабая, бесполезная дрянь.

Это наказание приносит утешение и едва заметно заглушает совесть. Перенаправляет боль в другое русло. Ворона продолжает рвать страницы, ничего не видя за пеленой слез.

И ничего не слыша. Она так забылась, что даже не заметила, как кто-то приблизился к ней на расстояние вытянутой руки.

Мальчик. Толстый, с грязными кудрявыми волосами. От него плохо пахнет, и в руках он держит полосатого котенка.

На мгновение Ворона почувствовала, как в глазах у нее потемнело. А потом она вскочила, забыв обо всем, и бросилась на мальчишку.

– Отдай его мне!!!

– Тихо, успокойся! – вопреки ожиданиям, парень и не думал сопротивляться. – Иначе они услышат…

– Ты что, не с ними?– не веря своим ушам, проговорила Ворона, представляя, что все это — очередная уловка. Котенок тихо пискнул и прижался к спасителю, а мальчик воровато оглянулся, в оцепенении уставившись на порванные рисунки.

– Зачем??? – простонал он с неподдельным ужасом. – Ты что, с ума сошла?!

– Плевать, – со всем тем поддельным безразличием, на которое была способна, Ворона пнула клочки бумаги, мокрой от собственных слез. И для уверенности повторила: – Плевать.

– Нет, не плевать! – резко сказал мальчишка, опустившись на колени. Он попытался разгладить то, что сохранилось, свободной рукой, но его попытки не увенчались успехом. – Зачем ты это сделала?! Если бы я умел так рисовать, то уже стал бы знаменитым художником!

– Откуда ты знаешь, что там было? – язвительно спросила Ворона.

– Я видел, как ты прячешь альбом. И однажды заглянул… Ну зачем? Зачем???

– Ты видел мои рисунки? – ахнула Ворона себе под нос, все еще ожидая подвоха. – А где котенка нашел?

– Под кустом возле столовой. Он так и будет приходить, даже если мы его спрячем. Ты зря отказалась залезть в подвал.

– А ты не боишься, что тебя увидят со мной?

– Нас не увидят. Я сделал вид, что мне плохо, и пошел в комнату.

Ворона взяла котенка из теплых рук мальчишки, а тот, как будто наконец поборов нерешительность, выпалил:

– Почему ты не расскажешь воспитателям?!

– Потому что жаловаться — последнее дело. Каждый человек должен сам решать свои проблемы.

– Дура! Из-за тебя убьют животное! Он-то в чем виноват?!

– До этого не дойдет, если я убегу, – решительно сказала Ворона. – Если доберусь до деревни, оставлю его там. В каком-нибудь дворе.

– Я могу тебе помочь.

Ворона недоверчиво наклонила голову:

– Ты это серьезно?

– Ну конечно!

– И что ты хочешь взамен?

– Взамен? – мальчик явно не ждал этот вопрос, но почти сразу нашелся с ответом. Ворона кивнула.

Она сказала, чтобы мальчик принес какой-нибудь еды, теплый свитер и бутылку с водой. Просить его зайти в комнату и забрать остатки вещей слишком рискованно. Да и где гарантия, что от вещей что-то осталось?

Ворона ждала, что парень приведет за собой весь отряд, но он пришел один. С едой, водой и теплым свитером. Своим. Он оказался велик Вороне на несколько размеров. Но весь его запас для выживания в диких условиях почему-то оказался вдвое больше, чем Ворона планировала унести.