– А нафига она мне нужна? Что я буду с ней потом делать? У тебя вот есть золотая медаль?

– Есть, – с гордостью ответила мама.

– И что? – вскочив с дивана раздражённо крикнула Лиля. – Ты от этого стала счастливее? Больше денег получаешь или тебя отец сильнее любит?

– Не мели чушь! При чём тут это?

– А при том, что эта железяка мне не нужна! – она пристально, с нескрываемым чувством брезгливости посмотрела в глаза матери. – Я не хочу быть такой как ты!

Валентина Степановна побледнела, обмякла и отвернувшись, заплакала.

– Я ухожу из школы, – не унималась Лиля, понимая, что тем самым добивает маму. – Не хочу больше туда ходить. Ненавижу.

Мама умоляюще посмотрела на дочь.

– Не бойся, как-нибудь до конца восьмого класса дотяну. И не вздумай меня уговаривать и натравливать отца. Я уже всё решила…

А что ещё оставалось делать? Она готова была хоть сейчас исчезнуть, так ей не хотелось появляться в школе среди расфуфыренных стройных девчонок и враждебно настроенных пацанов, готовых в любую секунду обрушить на неё шквал ненависти. Лиля устала постоянно смотреть в спину Кравченко и выжидать момент, когда он повернётся, чтобы взглянуть ему в глаза и попытаться поймать в них хоть микроскопическую искорку. Но там был только холод и равнодушие, и от этого её сердце разрывалось.

Лиля с детства вела дневники. Почти каждый год она клялась, что больше ничего писать не будет, прятала дневник, стараясь о нём забыть, но раз за разом заводила новый. Потом, перелистывая очередную тетрадь, исписанную убористым почерком, она удивлялась своему умению замечать то, что для других было мимолётным эпизодом, словно промелькнувшим за окном несущегося куда-то поезда.

В основном в дневник она записывала свои сны и свои фантазии, от буйства которых у юной особы порой перехватывало дух. Откуда они могли взяться в девичьей голове, которая по умолчанию должна была быть забита куклами, новыми нарядами и образами романтических героев из прочитанных книг. Но всякие там Айвенги, Дартаньяны и прочие капитаны шхун с алыми парусами, проплыли мимо, не оставив в её сознании ничего, кроме приторного привкуса лжи.

«Так вот ты какая, любовь…», – написала Лиля в своём дневнике, – «Не люблю я такую любовь. Пусть подавится ей тот, кто её придумал. Как хорошо было без неё. Спокойно… Клянусь, я больше никогда никого не буду любить. Одни несчастья от неё…»

Это была последняя запись, больше Лиля не прикасалась к тетрадке, но не выбросила её, а спрятала зачем-то в глубине стола, поняв всю бессмысленность излияния на пустые страницы своих чувств и переживаний. Она замкнулась в себе и перестала общаться даже с Таней. Читала на уроках и на переменах книжки, не обращая внимание на всё, что происходило вокруг, чем ещё больше раздражала одноклассников и учителей. Даже больше, чем тогда, когда была лучшей, лезла во все дыры со своей активностью, занимала только первые места и получала исключительно пятёрки. И время пролетело незаметно… Оставался месяц до её освобождения из плена.

Они вроде бы случайно столкнулись в коридоре.

– Привет, – радостно воскликнула Таня, – оторвись на минутку. Надо поговорить.

– Что-то серьёзное? – с неохотой ответила Лиля, захлопнув книгу.

– Пойдём за школу, кое-что расскажу, – добавила таинственности подруга.

Они дождались пока прозвенит звонок и двор опустеет, погрузившись в блаженную тишину. Таня схватила Лилю за руку и потащила за собой. Два школьных корпуса, стыкуясь, образовали углубление, которое использовалось мальчишками, чтобы тайком от учителей выкурить там сигаретку, позажимать визжащих одноклассниц или набить кому-нибудь морду, а девчонки бегали сюда, чтобы посплетничать, ну и покурить, конечно. В щели между плитами всегда лежала помятая пачка «Стюардессы» и спички.

– Будешь? – спросила Таня, раскуривая сигарету.

– Нет. Мне не нравится.

– Слабачка. Все уже давно курят, одна ты осталась.

– Ты что-то хотела мне рассказать? – нетерпеливо спросила Лиля.

– Даааа.., – выпустив клуб дыма протяжно произнесла Таня. – Но не столько рассказать, сколько похвастаться, – она снова длинно затянулась и дым окутал её лицо. – А я уже…

– Что «уже»? – не поняла Лиля.

– Ну это… В общем, как тебе сказать… Я уже не девочка. Вот…

– Как не девочка?

– Ну ты и дура непонятливая, – рассмеялась Таня, – я трахнулась вчера… Аж два раза… Понимаешь? Поэтому и не девочка уже.

– Ты идиотка? Не рановато ли?

– Самое время… Знаешь как было классно. Не то, что пальцем.

– Ты ещё и дрочила?

– А ты как-будто этим не баловалась?

– Нет! Ещё чего, – с отвращением произнесла Лиля, и покраснев, отвернулась. – Это же так мерзко.

– Ну не скажи… Плохие у тебя видимо были учителя.

– У меня их не было. И кто же этот герой?

Таня неторопливо затушила сигарету о стену, достала из кармана ириску, так же медленно развернула её и отправила в рот, прищурившись от приятного кисловата вкуса.

– Ну! Не тяни!

– Кравченко, – с нескрываемым удовольствием произнесла Таня, не отрывая взгляд от глаз подруги.

Ноги у Лили подкосились, и она вцепилась руками в стену, чтобы не упасть.

– Как ты могла? – едва слышно прошептала она. – Ты же знала, что я… его…

– Что ты его любишь? Конечно же знала. Но ему на тебя насрать, понимаешь. Ты для него никто. Просто жирный кусок мяса…

Таня не успела договорить. Удар пришёлся ей прямо в нос. Кровь моментально хлынула потоком, залив новенькую блузку бурыми пятнами. Обхватив лицо руками, она опустилась на колени, и тут же получила ещё один удар ногой в лицо, и без чувств грохнулась в вонючую лужу. Лиля немного постояла рядом, растирая костяшки на правой руке, дождалась пока бывшая подруга шевельнётся, презрительно посмотрела на неё, и развернувшись, пошла домой. Возвращаться в школу не было смысла, да и завтра можно было не приходить, ведь отчисление было гарантировано. Но не это пугало Лилю, а то, что снова придётся смотреть на Кравченко, а смотреть на него она больше не хотела, он стал ей противен.

До выпускных экзаменов Лиля всё же доучилась, вступились учителя и в первую очередь физрук, хотя его голос был почти не слышен в хоре, возглавляемом Раисой Олеговной. Вспомнились награды и победы, были подняты журналы успеваемости за всего годы обучения, в которых в графе «Зайцева Лилия» красовались только пятёрки, а ещё почётные грамоты, благодарственные письма и хвалебные отзывы от организаторов всевозможных олимпиад, конкурсов и соревнований. В итоге, ей даже не пришлось мучиться на экзаменах, трояки по всем предметам поставили заочно, и некогда примерная ученица была выпущена в свободное плавание с аттестатом об окончании восьмилетнего образования. Родители были уверены, что Лиля пойдёт учиться в другую школу или поступит в какой-нибудь техникум, поэтому со спокойной душой, как всегда делали это летом, уехали на море, оставив дочь на попечение бабушки, а когда вернулись, то застали дочь лежащей на кровати в той же позе, в которой она лежала в день их отъезда.

– Хочешь персиков? – спросила мама, присев рядом. – Они ещё, правда, зеленоватые, но сладкие. Ты такие любишь.

Лиля ничего не ответила, отвернулась к стене и накрыла голову одеялом.

– И так почти месяц, – сокрушённо вздохнула бабушка, – ничего не ест, никуда не ходит…

– Что значит «никуда не ходит»? – всполошилась Валентина Степановна. – Вы что документы не подали?

– Нет. Я уж и уговаривала её и пугала. Ни в какую. Лежит и молчит, смотрит в одну точку. Как подменили девку. Глянь как схудла.

– Лиля, повернись немедленно! – строго скомандовала мама. – Почему ты не сделал так как мы договорились?

– Мы ни о чём с тобой не договаривались, – буркнула дочь.

– Повернись немедленно!

– Ну и что это изменит?

– Сейчас отца позову, – не зная, как реагировать дальше, срывающимся голосом произнесла Валентина Степановна. – Он тебе объяснит.

– Бить будет? – Лиля повернулась, и опустив босые ноги на пол, нащупала под кроватью тапочки, встала, взяла из корзины персик, откусила и сморщившись выплюнула кусок. – Пусть бьёт, мне пофиг.