<p>

"Плоть металла слабей.

Плазма крови моей

Обращается в лед,

И металл устает.

Разум наш принимает

Бесконечность войны,

А душа убегает

В техногенные сны."

"Усталость металла", Otto Dix</p>

<p>

 </p>

<p>

1 Забытая легенда</p>

<p>

Павел покидал деревню по северной дороге, поудобнее приладив за спиной походный рюкзак и сунув в зубы самую сочную травинку, что попалась ему в палисаднике бабы Нади. В столь ранний час деревня казалась заброшенной: стояла непривычная для горожанина тишина, прерываемая лишь простодушным чириканьем птиц да изредка накатывавшим шумом яблонь, тревожимых ветром, что гулял меж серых покосившихся домиков. Это, конечно, было обманчивое впечатление. Вскоре идиллия взявшей свое живой природы была нарушена звяканьем цепи какого-то барбоса, возгласами деревенских бабок у разделяющего участки заборчика, а на самом выходе из деревни за Павлом с интересом наблюдали потрепанного вида девицы: обе они, наверно, нечасто встречали городских парней, еще и таких симпатичных. Откуда в этой Богом забытой глуши вообще молодежь взялась? Может, сосланы к бабушкам? Если возвращаются с гулянки, то почему с северной стороны? Затянувшийся пикничок в горах? В любом случае, пардон, дамы, у меня нет времени на шуры-муры... Да и не выпью я столько.

Через пару часов грунтовая дорога вышла из леса и свернула к брошенным карьерам, а Павел ступил на выгоревшую под солнцем траву большой пустоши (бывших полей?), что отделяла его от гор: поднимаясь в нескольких километрах все более высокими скалистыми холмами, ряд за рядом истрепанные временем старые горы тянулись далеко за горизонт, где, если верить картам и спутниковым фотографиям, многокилометровой избитой крепостной стеной обрывались в зеленое хвойное море.

И сейчас у Павла не было ощущения, что он приближается к разгадке. Перед ним лежало такое не паханное поле работы, что впору было отчаяться. Но он нащупал во внутреннем кармане куртки бархатный чехол и решил положиться на удачу. Раз уж так далеко зашел, глупо было бы развернуться и уйти. Тем более, не хотелось уступать тому сумасшедшему бедолаге, с которым в мир пришло никем не замеченное чудо.

 </p>

* * *

<p>

На бабу Надю он вышел не без приключений. Сперва ему пришлось лететь в областной центр, в их филиал, где он смог заручиться поддержкой и уточнить свою легенду, а из города он отправился в райцентр, называющийся городом только по недоразумению, и последовательно прошел через сонные болота горсовета, полиции, местной газеты и краеведческого музея. Возможно, ему следовало действовать более официально и открыто, но и его легенда неплохо работала: хоть провинциальные чиновники и начальники и считали своим долгом по-шпынять и по-мурыжить столичного аспиранта-религиоведа, но в каждом учреждении находился хоть кто-нибудь, кого могли заинтересовать исследования Павла. Мир не без добрых людей. Или, лучше сказать, не без скучающих людей?

Секретарь по культуре Вячеслав (так он просил себя называть), которого Павел не застал в день прибытия, а на следующий день заставил себя ждать до обеда, оказался неплохим парнем. Просмотрев заметки Павла и взглянув в его сопроводительные документы, Вячеслав позвонил своему другу из полиции и попросил помочь аспиранту, чем возможно. Разумеется, это было уже после того, как Павел под три стакана чая выслушал часовые словоизлияния секретаря о загибающейся культуре района, отсутствующем как отрасль туризме ("а какие у нас здесь места!") и социальных проблемах окружающих деревень.

Старлей Захаренко, несмотря на рекомендации, встретил Павла настороженно. Находящиеся в полном порядке документы и сопроводительные письма, казалось, только укрепили его подозрения, что он имеет дело с американским шпионом. Однако, совершив звонок в институт, в котором якобы работал Павел, полицейский расслабился и даже расстегнул китель, как бы приглашая молодого ученого к обстоятельной беседе.

Старлей познакомил его с бывшим советским милиционером Петровым, давно находящимся на пенсии, но все еще пребывающем в здравом уме и твердой памяти. Петров, конечно, был не настолько стар, чтобы застать начало дела Зиновьева воочию, но он позже, уже будучи младшим лейтенантом милиции, участвовал в подготовке и передаче его бумаг в область. Почему же милиционер помнил это все пятьдесят лет? Да, просто напросто, в те времена самопровозглашенный пророк каких-то космических религий действительно был чем-то необычным. Это уже много позже всякие сектанты и сатанисты полезли, как грибы после дождя. А для проживающих в сонной глуши непуганых советских граждан все эти россказни про Златоглавых богинь да Звездных Дев могли стать темой дня. Космическая тема, опять же, в те дни была особенно популярной.

У Петрова в домашнем архиве нашлись и фотографии "пророка" Зиновьева, которых еще не видел Павел. Были и копии писем, которые Петров в свое время готовил областному начальству и КГБ. Были и сообщения из психлечебниц, через череду которых прошел Зиновьев. И, самое интересное, были и полученные "по дружбе" копии протоколов обыска гэбистами дома и всех возможных мест пребывания Зиновьева.

Все эти замечательные документы и фотоматериалы старый милиционер добродушно разрешил отсканировать на компьютере внука. Похоже, старик был только рад, что не кто-нибудь, а наука взялась за одно из первых дел его молодости.

Имея поддержку двух стражей порядка и секретаря горсовета, было делом техники получить доступ к архивам газеты, единственными помехами были только провинциальные безалаберность и необязательность сотрудников. Да еще найти хоть что-нибудь в архивах было нелегкой задачей - какое-такое микрофильмирование в советской глубинке? Но, надышавшись бумажной пылью, Павел все же добавил немного материала к своим заметкам. Разумеется, интересовали его имена и явки, а вовсе не "соцреалистичное" содержимое газет, которое он и так прекрасно представлял себе.

Далее, ниточка протянулась к двоюродной сестре Зиновьева, работавшей сначала в Доме Культуры родной деревни, затем в Краеведческом музее в райцентре. Бабуля уже давно в лучшем мире, но в начале девяностых, на волне "теперь можно" она готовила экспозицию по религии и запрещенной культуре района советских времен. И, по слухам, "пророку" Зиновьеву там было уделено большое внимание и даже представлены какие-то вещественные свидетельства. К сожалению, на чудовищной фотографии в газете ничего нельзя было рассмотреть.