Часть I

Глава I

Лондон. Наше время.

В зале, наполненном солидной публикой, уже час шли аукционные торги. Мужчины и женщины горящими глазами следили за представленными лотами. От царившего напряжения и возбуждения, лбы некоторых коллекционеров покрылись испаринами. Дамы обмахивались держащими в руках номерами, то и дело грациозно откидывая головы назад, отчего их бриллиантовые серьги, играя, то и дело ослепляли аукционера. За время торгов было распродано ни много ни мало около сорока лотов, среди них: скульптура Дега, печатная машинка Хемингуэя, гарнитур с сапфирами и изумрудами принадлежавший некогда известной русской балерине.

–Дамы и господа! Вашему вниманию представляется лот под номером 96 Ламанова. Стартовая цена сто тысяч долларов.

Аукционист, на долю секунды замолчал, торжественно оглядывая зал, затем продолжил, -невероятная удача выпала сегодня нашему дому, представлять этот лот!

–Сто десять тысяч, -женщина в зеленом атласном платье, подняла свой номер.

–Сто десять тысяч, номер тридцать три прекрасно! Кто больше?

–Сто пятьдесят тысяч, – мужчина в элегантном сером костюме, поднял руку

–Сто пятьдесят тысяч номер сорок пять! Кто больше?

–Двести тысяч, – произнесла женщина с номером тридцать три.

–Двести пятьдесят тысяч! -мужчина снова поднял номер.

–Двести пятьдесят тысяч! Номер сорок пять. Дамы и господа, кто больше?

–Триста тысяч, -женщина не уступала.

–Триста тысяч, номер тридцать три. Кто больше?

В зале воцарилась тишина.

–Триста тысяч раз, -начал отчет аукционист.

Женщина в изумрудном платье самодовольно поджала губы.

–Пятьсот тысяч, – молодой мужчина, сидевший с телефонной трубкой в руках, поднял номер

–Пятьсот тысяч номер девяносто девять. Кто больше? -аукционист с задором обвел взглядом зал

Женщина в зеленом платье заметно напряглась.

–Пятьсот тысяч два, -продолжал аукционист, -пятьсот тысяч три, продано, -ведущий ударил молоточком, – номер девяносто девять, поздравляем вас с прекрасным приобретением! Дамы и господа объявляю небольшой перерыв.

Мужчина, держащий в руках свой номер девяносто девять, поднялся и быстрым шагом покинул зал. Очутившись за дверью, он достал телефон и набрал номер.

–Слушаю, Клим, -раздался мужской голос.

–Поздравляю Борис. Дневники Тони теперь твои.

–Благодарю Клим, -мужчина положил телефон на стол и посмотрел на картину, изображающую молодой женщину, с аристократичными чертами лица, -с возвращением Тони, -произнес он вслух и плеснул себе виски в стакан.

Спустя месяц после аукциона Борис сидел в просторной библиотеке, за массивным дубовым столом. Несмотря на свой довольно почтенный возраст, он выглядел достаточно моложаво. В его все еще ярко синих глазах была ясность, а седая голова мыслила четко и мудро. Мужчина сидел прямо, не облокачиваясь о спинку кресла и курил сигару, дым от которой поднимался вверх и растворялся среди висевших в тяжелых рамах портретов равнодушно смотрящих предков. На одном из таких портретов был изображен мужчина тридцати лет, у него были такие же синие как у Бориса глаза, он взирал с портрета чуть виновато, в его взгляде плескалась едва уловимая грусть. Мужчина затушил сигару и включил лампу, которая тут же осветила беспорядок на столе. Не распечатанные конверты грудились посреди стола, недопитый виски, пепельница с сигарами, и пачка тетрадей перевязанные тесьмой. Борис так и не решился открыть одну из них. Мужчина просидел несколько минут в раздумьях, затем быстро набрал номер.

–Издательство “Гранд Бук”-послышался мягкий мужской голос.

–Пол, здравствуй это Борис. У меня кое-что есть для тебя.

–Здравствуй Борис, рад слышать. Я весь во внимании.

–Я хочу опубликовать дневники Тони.

На том конце провода повисло молчание, после чего мужчина с осторожностью просил:

–Ты уверен, Виктор?

–Абсолютно. Я хочу, чтобы их увидел мир.

–Это конечно большая честь для нас, но я прошу тебя, как друга, подумай хорошо.

–Я их не читал, -ответил мужчина, но хочу, чтобы ты их прочел.

–Невероятно! Борис, это ведь личное.

–Пол, ты знаешь, как я к тебе отношусь, я доверяю тебе! Ты работаешь в моем издательстве уже много лет. Прошу сделай это за меня.

–Хорошо. Я не могу отказать тебе в этой просьбе.

–Отлично, сегодня дневники будут у тебя.

Борис повесил трубку и взглянул на фотографию, стоящую на столе. На ней был запечатлен белокурый мальчишка, а рядом с которым, стояли двое красивых молодых людей. Светловолосый мужчина и девушка очаровательной красоты, с густыми каштановыми волосами. Борис перевел взгляд на другую сторону стола, где в рамке стояла фотокарточка, на которой была изображена задумчивая молодая женщина, ее большие серые глаза, смотрели прямо и в них была грусть. Он с нежностью провел рукой по лицу женщины и выключил лампу.

Глава ІІ

Рабочий день в издательстве “Гранд Бук” подходил к концу. Главный редактор Пол, бывший русский журналист Павел Семенов, сидел в своем кабинете перед тетрадями, перевязанными красивой тесьмой. Он до сих пор не мог поверить, что Борис Воронов, его друг, так долго охотившийся за этой реликвией, и наконец, выкупивший ее на аукционе за полмиллиона фунтов стерлингов, отдал их ему на прочтение. Мужчина сидел уже битый час над ними, выпил три черных кофе и один капучино и все никак не мог решиться открыть хоть одну тетрадь. Чувство этики не позволяло ему прочитать их первым, ведь здесь была не история его семьи, здесь были записаны чужие тайны. Но Борис, напрочь отказался их читать и настоятельно попросил сделать это за него. Мысли Пола хаотично скакали, пока его рука тянулась к тетрадям, быстрым движением он развязал тесьму и открыл первую тетрадь. В верхнем левом углу листа, красивым витиеватым подчерком было выведено:

19.. год. Россия

Меня зовут Антонина Ламанова. Друзья называют меня просто Тони. Мне семнадцать лет и это довольно сложный возраст, уже давно не ребенок, но и не ощущаешь себя полностью взрослым человеком. Как-будто ты застрял где-то посредине. Назад не можешь вернуться и вперед не движешься, но все: государство, общество, семья и даже посторонние люди требуют от тебя взрослых поступков. И если ты совершаешь тот самый взрослый поступок, они вдруг ополчаются и кричат, что тебе рано. Рано любить, рано размышлять о жизни, рано перебивать тех, кто морозит глупости. Да, ты взрослый, но только номинально. Возможно, это касается только тех, кто рос в тепличных условиях как я, наблюдая жизнь из окна уютного дома тетушки Катрины. И хотя у меня нет родителей, моя маман умерла от холеры, а папа погиб, едва я родилась, тетушка Катрина стала мне семьей и растила меня в любви и ласке, за что я ее безмерно благодарю и отчаянно ненавижу. Я ощущаю себя ни на что не способной девицей, которая просидела в четырех стенах много лет ничего не видя, кроме фотокарточек опостылевшей родни. Но еще больше я злюсь на тетушку Катрину, за то, что она отправляет меня одну в Швейцарию, к моей двоюродной тетке Нинель. Я ее видела всего несколько раз в жизни и мне этого хватило, чтобы понять, что более занудной и едкой персоны просто не существует.

Мне претит сама мысль об отъезде, но Россию лихорадит. Революция, словно короста расползается по нашей стране, воздух здесь больше не состоит из кислорода, он состоит из страха и отчаяния. Но как-бы я не пыталась объяснить тетушке, что покидать Россию в такое время – это малодушие и вверх не патриотизма, она абсолютна глуха к моим убеждениям. У меня остается последняя ночь здесь, дома. Завтра я отчаливаю на огромном пароходе и не известно, когда снова вернусь на Родину. С ужасом думаю, что мой билет, может оказаться в один конец.

Тони закончила писать и закрыв тетрадь выпрямила спину. Она в задумчивости стала расплетать свою длинную косу, девушка подошла к трюмо с овальным зеркалом в тяжелой раме и посмотрела оценивающе на свое отражение, сделав несколько шагов назад и обхватив руками талию, девушка посмотрела на свою изящную фигуру. Тони понимала, что не была красавицей по признанным, модным ныне канонам, но в то же время, она осознавала свой безграничный шарм, которым щедро наградила ее природа. Она была умна, остра на словцо и не дурно сложена. Была в ней какая-та загадка, которая притягивала людей и это ей безумно импонировало.