– Неправда. Я ничего не могла изменить. Что бы я ни сделала, что бы ни сказала, хоть бы кричала или билась башкой об стенку – тебе было всё равно. Ничего изменить я была не способна. – Игорь смотрел на меня упрекающе, словно я сказала величайшую чушь. – Ты ведь сам так сказал! – в отчаянии воскликнула я уже не так уверенно, но Игорь оставался неизменным. Иногда могло показаться, что он вообще бездушный и жестокий человек, но я знала, что это не так, он просто считал, что его ответ очевиден. – Игорь, ну за что? Игорь, если б я только знала, что могу тебя остановить… Я же… – слова кончились. Если б умела, я бы объяснилась жестами.

– А кому как ни тебе знать, на что ты способна? Девочка, как же ты себя недооцениваешь!

– Да и в самом деле! – иронично выпалила я, – самооценка так повышается, когда ты не нужна даже лучшему другу! Это прям… стимулирует к жизни! Уверенность и смелость бьют из тебя ключом, радость лезет из всех щелей! У-ух! Красотища!

– Не ори. Бабушка проснётся. – В такие моменты его хотелось убить. – Я не буду с тобой ссориться.

– А я и не ссорюсь! – выкрикнула я, взмахнув руками. – Я…– бессилие отбило дар речи: я чувствовала себя жестоко обманутой, мной просто поигрались, а потом выбросили, а сейчас опять достали из мусорного ведра и решили переделать меня во что-то другое. – Я же просто не знала, – тихо проговорила я, – мне было слишком плохо, чтобы я могла оценивать свои силы. – Игорь привлёк меня к себе, крепко прижимая к своей груди. – Ну почему? Почему ты думал, что я не буду переживать? – слова утонули где-то в пространстве, это уже были мысли вслух.

– Надь, поехали со мной.

И я почти убедилась в том, что это… явь. Да, я знала это, заранее.

– Ты сволочь. Ты не представляешь, как я насилую свой мозг последние три месяца. Игорь… ты… – я панически выдохнула, закрыла глаза и перевела дух: нет, об этом всём мы тоже поговорим позже. – Поехали, – выдала я, глядя неимоверно широко раскрытыми глазами на него; наверно, я выглядела страшнее наркомана с десятилетнем стажем.

– Будто ты раньше не знала, что я сволочь.

– Ты эгоист. Жуткий. – Глядя в его серые северные глаза, я не видела ни капли обиды или удивления – и хорошо, я просто хотела выговориться, но уже по-привычке не могла – некому было душу изливать.

– Ты ведь тоже эгоистка.

– Да… – мои глаза начало печь, но слёз не было, просто стало очень страшно и приятно. Я уйду. – Игорь, поехали. Прямо сейчас.

– Чай допей, – улыбнулся друг. Он слишком хорошо меня знал, чтобы задавать вопросы по типу, уверена ли я в своём решении или выдержу ли я наш путь – он прекрасно понимал, что, если я так безоговорочно согласилась бежать, уже сама задала себе эти вопросы и сама дала себе чёткие ответы.

– Куда мы отправимся?

– Разберёмся, куда. У меня есть предположения, но мы с тобой вместе решим, куда нам надо. Сколько нужно на сборы?

– У меня собраны вещи.

– Хорошо.

– Что мне сказать родителям? Можно, я просто напишу записку? – Игорь только пожал плечами, мол, делай как знаешь.

Уже спустя час я сидела на переднем сиденье машины Игоря, обессиленно запрокинув голову назад. Моя дорожная сумка и небольшой рюкзачок со всем, что нужно иметь всегда «под рукой», покоились на заднем сиденье автомобиля. Рядом, внимательно следя за дорогой, был Игорь, глядящий на мир исподлобья, слишком открытый для меня и слишком закрытый для всех остальных, такой родной и близкий, спокойный… Меня бросало то в жар, то в холод. Я сбежала. И мне вроде бы должно быть так плохо, вроде должна я грустить и переживать из-за расставания со всеми ими, а я чувствовала лишь облегчение и стыд – стыд за то, что я не грущу и не переживаю. Но этот стыд пройдёт в ближайшие дни, я слишком эгоистична для того, чтобы жить виной, пусть даже виной перед семьёй.

– Что ты им написала?

– Что люблю их. И что я в порядке. И всё. Я думала, что хорошо было бы всё объяснить, но среди этих слов приписка «Я вас люблю» покажется не такой важной. Поэтому я написала только то, что действительно важно.

Позади нас оставалась пустая трасса, высотные дома и огни, гирляндами окутывающие весь город, только что встретивший Новый год. Ночь опускалась тяжестью на веки, в глаза словно налили чернил – тягучих, как ночное небо – но я, кажется, сегодня не усну.

– Откуда ты знала, что я за тобой приеду?

– Я не знала.

– Но у тебя уже были собраны вещи.

– Интуиция. Я просто их собрала, когда захотелось собрать.

Игорь ничего не ответил.

Откуда-то приглушёнными выстрелами доносятся залпы салютов, но я не люблю салют. В детстве я его очень боялась, а потом очень долгое время обожала эти искромётные вспышки, а сейчас относилась к нему абсолютно равнодушно.

– У нас есть какая-то конкретная цель? – осведомилась я, но Игорь лишь мельком взглянул на меня. Шум мотора усыплял, но нет, я всё ещё уверена в том, что долго не засну.

– Я бы очень хотел сказать, что у нас есть какая-то конкретная цель. Мы не можем прожить всю жизнь в дороге, но в этом городе сейчас не менее опасно, чем в нашем.

– Я не смотрю новости.

– Напрасно. Есть над чем подумать.

Высотные дома постепенно сменились обшарпанными пятиэтажками, а пятиэтажки – частными миленькими домиками, обнесёнными высокими заборами. Мы уже почти выехали за черту города.

– Хочешь за руль? – предложил Игорь.

– Давай.

И друг сразу же припарковался на обочине. Мы поменялись местами – и я глубоко вздохнула: как давно я не сидела за рулём. У меня нет прав. Никогда в жизни я не ходила в автошколу. Совершенно не знала правил дорожного движения, но водить умела. Стоит ли говорить, благодаря кому?..

Я минуту смотрела на пустую дорогу, привыкая к водительскому месту, а потом аккуратно завела машину. Автомобиль тронулся очень плавно, и я осторожно выехала на трассу. Да, я никогда не относилась к тем женщинам, которым нельзя доверять машину, с парковкой тоже проблем нет, а уж с вождением по трассе – и подавно.

– Водила без меня?

– Нет. Кто бы мне дал? Даже папа до сих пор думает, что меня и к велосипеду нельзя подпускать.

Я постепенно начала набирать скорость и вскоре набрала сорок километров в час – больше мне Игорь не позволял раньше, хотя я всегда рвалась дойти хотя бы до пятидесяти.

– Ты в порядке? – осведомился мой друг – наверно, я слишком пристально пялилась вперёд. Обычно, я водила с абсолютно непоколебимым видом.

– Да, всё в порядке. – И кажется, я себе поверила, за рулём мне стало легче: Игорь уже давно выработал во мне этот замечательный рефлекс – успокаиваться всякий раз, когда я занимаю водительское сиденье. Изначально мои расшатанные нервы действительно неадекватно реагировали даже на велосипед.

– Надь, убирай газ. Тормози по чуть-чуть.

Я не хочу его слушаться. Краем глаза я посмотрела на показатели. Пятьдесят километров в час.

Внутри всё кипело, горели влагой глаза и вспотели ладони. Хотелось закричать – да так, чтоб стёкла вылетели. Кажется, я только что ощутила, как рвутся нитки… как рвутся эти канаты, связывающие меня с домом, учёбой, семьёй, да и вообще со всем, что обязан тащить на себе любой человек. Они рвутся больно, но я сама их рвала, поэтому это была приятная боль, как боль в мышцах после трёхдневного похода в горы: кажется, что ты и встать больше никогда не сможешь, но одновременно с этим присутствует неимоверное чувство гордости за то, что ты провела выходные с несоизмеримой пользой для своего организма. Я сама рвала все нити, так отягощающие меня.

– Надя, отпускай газ. Ты не в том состоянии, чтобы учиться гонять, как полоумная.

– Раз уж на то пошло, я сейчас вообще не в состоянии сидеть за рулём.

– Согласись, обычно, за рулём ты успокаиваешься.

– Тут никого нет. Не кипешуй, я в полном порядке.

– Отпускай газ, ты уже зашла за шестьдесят…

Стрелка неопределённо дрожала, постепенно приближаясь к семидесяти.

– Надя, тормози немедленно! Газ отпускай! Ко всем чертям сейчас врежешься во что-нибудь…