Митя вдруг понял, что отец был с ним не до конца честен. Союз его родителей строился не только на взаимном договоре. Нет. И если о чувствах матери он не знал, то про отца понимал все предельно отчетливо. Василий Ильич любил жену и, скорее всего, был влюблен в нее еще до свадьбы. Это читалось по его взглядам, по каждому его движению, по реакции на ее слова. В ее присутствии отец становился похожим на огромного нелепого щенка, который бегает за любимой хозяйкой и требует ласки. Если на заседании Вече он казался грозным, серьезным и внушающим трепет, то дома превращался в добродушного и покорного.

Внезапно в коридоре за дверью послышались шаги. Это отвлекло его. До последней секунды он ждал, что шаги прекратятся: человек повернет и направится в обратную сторону, однако кто-то дернул за ручку. И кто это посмел без разрешения и стука заявиться в его комнату? Дверь приоткрылась, впустив сначала ворох струящихся юбок, а потом и молодую вдову Рубцову целиком.

– Прости, что врываюсь, – произнесла она, заметив негодование на Митином лице.

Муромец вопросительно взглянул на гостью.

– Я видела, как ты улизнул, и сразу поняла, что ты захотел спрятаться. Я не буду тебя тревожить. – Она подошла и села прямо на письменный стол, возле которого он стоял. В ее движениях и тоне было что-то непривычное. – Мне тоже было нужно сбежать. Дай мне десять минут, и я уйду.

Митя кивнул и отвернулся. Присутствие постороннего человека мешало вернуться к размышлениям. Он видел отражение колдуньи в оконном стекле: Рубцова сидела, ссутулив обнаженные плечи, и задумчиво глядела на свои колени, укрытые темными складками ткани.

– Что случилось?

– Не бери в голову. – Она воспрянула и взмахнула ресницами. – Так, небольшие глупости.

– Я могу помочь? – Он попытался выдавить участливую улыбку, но, к счастью, этой неудачной попытки Елена не заметила.

– Нет… Просто не самый радужный период.

– У меня тоже.

– Всем бывает непросто. – Рубцова вдруг протянула руку и погладила его по плечу. – С каждым годом мы только обрастаем обязательствами, но что получаем взамен? Не представляешь, сколько обязательств общество накладывает на женщин! Оно превозносит силу колдуний, но тут же связывает по рукам и ногам. Запутавшись во всех этих традициях и обязанностях, я чувствую себя такой одинокой. Я же еще молода… – Она рассмеялась. – Да, звучит так, будто мне немного за пятьдесят, а я пытаюсь убедить себя, что впереди еще целая жизнь.

– Сколько тебе? Двадцать пять? – спросил Муромец. Он не понял, что именно испортило ей настроение, но вещи, о которых она рассуждала, были отлично ему знакомы.

– Двадцать шесть. В твоем понимании, наверное, уже слишком много, чтобы сидеть тут и страдать? – Она смахнула слезу, едва не скатившуюся по щеке.

– Ты выглядишь не старше меня, – отозвался Митя, внимательно оглядев ее. – Если честно, я даже не задумывался, что у нас есть разница в возрасте.

– Спасибо. Только ты так юн и свободен…

– Это ты свободна! – воскликнул он. – А уж никак не я!

– Это иллюзия. Ах, было бы у меня хотя бы дитя… Ты не можешь себе вообразить, как тоскливо и одиноко живется в моем доме. Знаешь, чего мне не хватает? Простых дружеских объятий. Ты можешь рассчитывать хотя бы на них! А я?

Митя обернулся и заметил, что она сидит совсем близко и светло-карие глаза трогательно блестят слезами, ресницы чуть вздрагивают. Ее руки легонько коснулись его плеч, и он, даже не успев подумать, обнял ее в ответ.

– Ну вот, уже немного лучше. – Она уткнулась лбом ему в грудь. – О Ярило, как же иногда хочется делать все назло этим древним традициям, идти наперекор семьям, заботящимся о богатствах и власти…

Ее слова отзывались у него внутри, он был готов подписаться под каждым. Казалось, он зашел в тупик, вырваться из которого можно было, только оборвав все связи, разрушив все отношения, разметав по камушку все стены.

– Хочется быть свободной. Любить того, кого выбрало сердце… – Она подняла голову и заглянула ему в глаза. От ее волос невинно пахло вербеной, маленькие цветы, вставленные в прическу, делали ее похожей на совсем юных воспитанниц Заречья. – Я разделяю твои страдания. Меня выдали замуж совсем девчонкой. За старика, Митя!

– Разве ты была против? – спросил он, не в силах отвернуться, будто попал под власть неведомых чар.

– Конечно, нет. Рубцов слыл богатым и уважаемым человеком. Я полагала, что так и получаются образцовые семьи, хранящие мир Светлого сообщества. Я свято в это верила, пока не полюбила по-настоящему… другого! Любовь меняет все! Я была замужем, а мое сердце внезапно предало меня. Признаюсь, тот человек тоже был немолод, но он отвечал мне взаимностью. О боги, сколько глупостей я наделала, сколько ошибок совершила из-за этого проклятого чувства!

Митя кивнул, ощущая, как в груди все отчетливее трепещет свободолюбивая птица. Жар поднимался, приливал к лицу. Рубцова стояла слишком близко, прижималась слишком тесно, говорила вещи, слишком волновавшие его душу. Она выглядела несчастной и похожей на него самого.

– Но меня ведь можно простить, правда? – растерянно прошептала она. – Я просто хотела любви. Выходя замуж, я и не подозревала, что это чувство приходит так внезапно, никого не спрашивая и не предупреждая. И что оно способно разрушить самый крепкий союз, пойти против самой старой традиции…

Она не договорила.

Митя закрыл глаза и почувствовал прикосновение ее губ. Сопротивляться он не стал. Сердце сбилось с ритма. Кто-то направил его руки, и вот они уже скользили по мягким волосам, украшенным нежными белыми цветами.

Сева обернулся и увидел Марьяну Долгорукую. Она редко обращалась к нему, но если оказывалась рядом, то неумолимо попадала под чары.

– Ты что-то хотела? – спросил он.

– Я искала Дмитрия… Подумала, может, ты знаешь, где он?

– Успела соскучиться?

– Я… – замялась Марьяна, краснея.

– Я шучу. – Сева улыбнулся.

– Просто… мне надо с ним поговорить. Лучше прямо сейчас.

Что-то в выражении ее лица заставило его поверить. Мало ли что эта кроха хотела сообщить Муромцу? Вдруг это было что-нибудь важное?

– Ладно, раз так, то давай его поищем.

Он взял кусок яблочного пирога, отправил его в рот и направился к стеклянным дверям, которые вели прямо в особняк. Марьяна молча семенила за ним и остановилась на втором этаже у входа в длинный коридор.

– Ты думаешь, он может быть здесь? Что за комнаты на этом этаже?

Сева дернул бровью: неужели она и впрямь не знала, что Митина спальня находится здесь, в отличие от комнат всех остальных членов семьи? Значит, Муромец даже ни разу не приглашал ее сюда… Интересно, он и после свадьбы будет от нее прятаться?

– Хм, – выдавил Сева, понимая, что уже слишком затянул с ответом. – У меня есть некоторые догадки. Просто проверим.

Сева уставился на стену с картинами, стараясь Всепроникающим взором пробраться сквозь толстую каменную кладку. Если Муромец внутри, то надо будет… Он резко развернулся, ухватив Марьяну под локоть, так что ей тоже пришлось изменить направление.

– Что? – воскликнула она. – Мы туда больше не идем?

– Нет! – ответил Сева, избегая ее взгляда. Марьяна не знала, что стояли они почти напротив входа в спальню ее жениха и то, что там сейчас происходило, ей видеть точно не требовалось. – Муромца здесь нет.

– Но мне показалось, что оттуда доносятся какие-то звуки…

«Она же Земляная! Порази меня Перун!» – пронеслось у Севы в голове, и он быстрее потянул Марьяну обратно к лестнице.

– Нет-нет, там кто-то другой. Я же вижу сквозь стены, знаешь? Но Муромец, кажется, этажом выше.

– Ты уверен? – растерянно пробормотала Марьяна.

– Иди-ка наверх и поищи его там, а я попробую посмотреть в саду. – На этот раз их глаза встретились, и Сева постарался вложить в свой взгляд как можно больше убедительности. Голос его стал слаще и вкрадчивее. Ну давай же, девчонка, поддавайся!