Кучи книг на полу меня бесят. Если бы человек без ОКР нашел книги на помойке, то мог бы прекрасно жить в книжном бардаке годами. Но человек с ОКР стремится упорядочить мир вокруг себя на следующий же день.

Книги из чемодана разложила на полу, протерла губкой, аккуратно уложила обратно в чемодан. Оставила чемодан открытым, чтобы любоваться книгами, которые я положила сверху: Генри Джеймс (три тома, ура!), «Невыносимая легкость бытия», пьесы Мольера, пьесы Шварца, «Возвращение в Брайдсхед», «Ночь нежна»… Это самые любимые, а просто любимые внизу, под ними: «Женщина французского лейтенанта», «Бремя страстей человеческих», «Театр», «Замок Броуди», «Черный принц». Моя любимая мысль в «Черном принце»: как утешительно, что наша душа – тайна для всех, без исключения.

За это время СН прислал три эсэмэски: «Будущего больше нет. Нам предстоит жалкое существование в виртуальной реальности. Съемки сериала остановлены», «Аванс я получил, но кто теперь заплатит за почти готовый сценарий?» и «На твоей почте письмо».

Открыла почту, увидела начало письма: «Дорогая девочка, прочитал твой роман. Первая книга может быть г…», отпрянула в панике, закрыла почту. Первая книга может быть какой? На «г». Графоманской, грандиозной, говном?..

Кружила вокруг, боялась дочитать, боялась, что письмо исчезнет и я никогда не узнаю, что такое «г».

Написала карандашом на обложке «Черного принца»: «Если всё плохо, то это хорошо, я смогу сделать лучше». Подумала и дописала: «Мнение СН не истина в последней инстанции». Хотя, если честно, я считаю, что мнение СН – истина в последней инстанции.

Когда я в сентябре поступила на курсы литературного мастерства (начинать учиться в сентябре – хорошая примета), я была немного разочарована. Я люблю учиться и старательно записывала за писателями, ведущими семинары: правила построения сюжета, поэпизодный план романа, протагонист, конфликт, развитие характера главного героя, побочные сюжетные линии… Чем более профессионально об этом рассказывали, тем больше мне хотелось спросить (я бы никогда не произнесла это вслух, но подумать-то можно?): если вы все про это знаете, почему вы никому не известный писатель?

А потом к нам пришел СН – всего на несколько семинаров, но это было совсем другое!.. Это было счастье! Я восхищаюсь его книгами. Но дело не в том, что он известный писатель и я восхищаюсь его книгами. Он настоящий. Говорит совсем не гладко, не как преподаватель, а как живой гениальный человек.

СН говорил мне: «Не обольщайся, научиться писать невозможно, талант или есть, или его нет». Сказал, что никто не знает, кто талантлив, кто станет знаменитым, и я подумала «может быть, я?». Сказал, что постарается принести мне скромную пользу – прочитать и не обидеть. Я боялась спросить, когда прочитает, только смотрела таким специальным взглядом, одновременно жалким и безразличным, как будто мне ничего от него не нужно. И вот прочитал.

Я дописала на обложке: «Лика, держись!» – и открыла письмо.

СН написал:

«Дорогая девочка, прочитал твой роман. Первая книга может быть гениальной, может показать, что автор безнадежный графоман, а может, что „подает надежды“. Не знаю, обрадуешься ли ты: зная тебя, не удивлюсь, если ты в глубине души надеялась на „гениально“. Тогда мужайся: ты „подаешь надежды“. Ты очень стараешься не писать жэпэ…»

– АААА! Надежды! Подаю!

«Ты очень стараешься не писать жэпэ, ты хочешь писать „настоящую литературу“, но, во-первых, тщетно, а во-вторых, желания и старания писателя не должны быть так заметны. Не пиши „прозу“, ты же не хочешь быть как Журден, не пиши как мужчина, не пиши как женщина, не пиши как „писатель“, пиши как ты.

Что касается главной любовной линии: беспомощно. Никогда не описывай, как именно человек любит, это полная беспомощность. Любовь – это исчезновение страха смерти, когда в твоей жизни появляется нечто, что больше тебя самого. Если ты спросишь, в чем экзистенциальный оттенок в „Джейн Эйр“ или „Ребекке“, я в тебе разочаруюсь, подумай сама.

Дальше. Попробуй сформулировать, зачем ты насочиняла столько событий и характеров. Излишняя щедрость – признак начинающего, мы говорили об этом на семинаре. Девочка, ты почему не слушаешь и не слушаешься? Финал в целом неплох, но вот слова одного из великих: „Начинайте ближе к концу“. Подумай, что это означает применительно к твоему роману. Ты ведь понимаешь, что это не имеет ничего общего со школьным требованием „выразить главную мысль“?

Но есть и хорошие новости: одно, исключительно важное качество настоящего писателя у тебя точно есть. Это твоя склонность к самоанализу, а значит, психологическая чуткость к своим персонажам. Это немало. Не буду говорить „ты лучшая“, потому что пока это неправда. Но ты имеешь шанс. Вот видишь, как серьезно я отношусь к твоему тексту. Не забудь про домашнее задание – расковырять прыщи. Крепко обнимаю».

Я имею шанс. У меня точно есть склонность к самоанализу и чуткость к персонажам. Книжка не получилась. В целом это ура или не ура? Скорее, ура, чем не ура.

Домашнее задание делать не буду. СН говорит, что настоящий писатель не стесняется написать о себе или персонаже что-то стыдное, как будто расковырять прыщи на людях. Если он пишет стыдное о персонаже, значит, в нем самом это есть. Не буду делать домашнее задание.

Жэпэ – это женская проза, насмешливо. СН считает, что расхожая фраза «Нет женской и мужской прозы, есть проза плохая и хорошая» – это глупость, женщина всегда пишет жэпэ. Конечно, он никогда не говорил этого публично, это сексизм. Но мне говорил: женщина всегда пишет жэпэ, жэпэ может быть плохой, хорошей и великой. «Джейн Эйр», вся Джейн Остен, «Эпоха невинности», «Ребекка» – все это великая жэпэ.

Я много раз читала «Ребекку» и каждый раз думала – здесь что-то не так… А как же секс? Как героиня может считать себя непримечательной, незначительной и недостойной своего блестящего мужа, ведь у них же есть секс! Ее муж, какой бы он ни был блестящий, хочет ее, он зависит от нее. Ведь секс так устроен, что мужчина зависит от женщины.

Но теперь я понимаю: секс ничего не значит. Героиня может считать себя незначительной и ненужной. Секс просто есть, но ничего не значит.

Рядом с СН я чувствовала себя героиней «Ребекки». Со мной произошло в точности то же, что с ней. В начале отношений героиня была искренней и непосредственной, во время свадебного путешествия еще кое-как держалась, а когда муж привез ее в дом, где он жил раньше с Ребеккой, начала терзаться своим несовершенством. Когда мы с СН просто встречались и разговаривали, я нисколько его не стеснялась: наверное, думала, что он рассматривает меня как забавного ребенка… ну, или просто как меня, и не задумывалась, прежде чем засмеяться или сказать какую-нибудь глупость. Я еще была собой, но, оказавшись у него дома, в его жизни, я решила, что теперь должна вести себя так, чтобы не разочаровать его, а, наоборот, сохранить и удержать… Рядом с СН я думала, что я должна делать и говорить и чего не должна, как застенчивый хорек. Почему хорек? Ну, жалкий такой, неловкий, скованный, не знает, куда лапку поставить…

А Катька сыграла роль миссис Дэнверс, жуткой экономки, которая гнобит героиню и не дает ей поверить в себя и в любовь мужа, рассказывая, как прекрасна была Ребекка. То есть у Катьки были совсем другие мотивы, она полюбила меня и старалась поддержать, как умеет: рассказывала гадости про актрису. Но чем больше она говорила «плохого», тем больше я чувствовала себя незначительной… незначащей… в общем, жалким хорьком.

Катька с презрительной гримасой говорила: «Она считает себя красавицей». Но почему бы актрисе не считать себя красивой, если она красивая? В детстве я рисовала себя как длинный нос на кривых ножках, но в детстве все считают себя некрасивыми. Теперь я взрослая и знаю: я нормальная, есть женщины хуже меня, но есть и лучше. Актриса лучше меня…