Вот и сейчас, услышав хриплый возглас Шмака, Митяй с недовольством заявил:

– Что значит – тормози? Ты, Шмак, всего десять минут назад менялся. Еще время не вышло.

– Я тебе тягловый мерин, что ли? Все, Тимур, опускай носилки. Привал.

Шмак демонстративно нагнулся, ставя носилки на землю, и парню поневоле пришлось следовать его примеру. Иначе бы тело Грека съехало вниз.

– Я, между прочим, команды не давал, – раздраженно сказал Митяй. – Мог и потерпеть. До базы всего ничего осталось. А если каждые пять минут привалы устраивать, то до захода солнца не управимся. Уже и так темнеет.

– Если боишься, что не управимся, тащи сам. – Шмак был настроен решительно, если не сказать – агрессивно. – Назначил себя командиром и сачкует. А мы тут паши как лошади. Уже вся задница в мыле. Верно, Петро?

– Верно, – согласился белобрысый Петр. – Ты, Митяй, и в самом деле мог бы помочь.

– Еще погундите мне тут, – проворчал тот, приближаясь к носилкам. – Я за безопасность всей группы отвечаю. И за здоровье Грека. Если не доставим его на базу в срок, Ирод со всех шкуру спустит.

Тимур посмотрел на неподвижное тело раненого командира. Тот так и не очнулся за все время в пути, а шагали они часа три, не меньше. А то и больше.

Часов у парня не было, он ориентировался по солнцу. Оно здесь светило куда ярче, чем в постапокалиптическом мире Зоны Москвы, где раньше обитал Тимур. И даже иногда выглядывало из облаков.

Лицо Грека пожелтело. Явный признак того, что яд все-таки распространялся по организму, хотя и медленно. То, что Грек до сих пор не очухался, было скорее плохо, чем хорошо. Но Тимур не знал точно, какие именно лекарства применила Мара. Возможно, у них был сильный снотворный эффект. И если Грек спит, то это к лучшему. У спящего человека процессы в организме замедляются. Значит, и отравление развивается медленней.

Тимур догадывался, что его судьба в какой-то степени зависит от здоровья этого человека. Выживет – один разговор получится с этим самым Иродом. Загнется – другой.

Тимур, конечно, мог и сбежать – если бы сильно захотел. Да только вот куда бежать в этом совершенно незнакомом мире? И что потом делать?

Кроме того, у него имелось свое представление о чести. Он считал, что должен вернуть Маре Долг Жизни. Долг Жизни – дело святое, не отдать – себя не уважать, даже многие муты это понимают. Да и в Долину Предков таких должников не принимают. И куда тогда соваться после смерти?

Тимур огляделся по сторонам. Место, где они тормознулись, ему не нравилось. Плохое место для привала – узкая тропинка, кругом деревья и кусты, да еще и густая трава. А вот то разлапистое дерево еще и странное какое-то – цвет ненормальный и ветви подозрительно шевелятся. Не по ветру, а как попало, сами по себе.

– Не стоит здесь долго рассиживаться, – сказал Тимур. – Может, лучше вон туда, на взгорок поднимемся? Вон, к развалинам. Там обзор хороший, и укрыться можно.

– В те развалины лучше не соваться, – авторитетно сказал Митяй. – Да и не собираемся мы тут рассиживаться. Вот досмолю цигарку, и двинем дальше.

– А чем эти развалины плохи? Вроде ничего необычного.

– В Зоне, парень, чем обычней, тем хреновей, – поучительным голосом произнес Шмак. Он-то явно был не против того, чтобы болтовней растянуть время привала. – Ты, сдается мне, совсем лох. В этих развалинах частенько Бродяга Дик резвится. Слыхал о таком?

– Нет. А кто это?

– Услышишь – узнаешь, – тонко съязвил Митяй. – Хватит базлать, мужики. Байки в Логове будем травить. Даю минуту, чтобы водички попить. Или отлить. И топаем дальше. Ты, Шмак, пойдешь первым. А ты, Петро… Ты чего, Петро?

Тимур и Шмак следом за Митяем уставились на Петра. Тот сидел на земле в некотором отдалении от основной группы и вдруг повел себя как-то странно: повернул голову и помахал над ней ладонью, словно разгоняя воздух или пытаясь уловить направление ветра, а еще через мгновение лицо бойца мучительно исказилось от страха.

– «Жаровня», блин! – выкрикнул он и завалился на землю, обхватывая руками голову, как будто пытаясь таким образом защититься от грозной опасности. Но какой именно?!

Шмак и Митяй, расположившиеся между Петром и Тимуром, действовали аналогично – рухнули на землю, как при артобстреле, пытаясь прикрыть головы ладонями. А новоиспеченный командир, одетый в куртку, еще и накинул на голову капюшон.

Тимуру не оставалось ничего иного, как последовать общему примеру. Он мало чего понял, но инстинктивно уловил, что бойцы лихорадочно прячутся от чего-то ужасного. И оно, это ужасное, распространяется сверху по воздуху. Или в воздухе. Или – сквозь воздух, тут уж как понимать.

А еще Тимур расслышал треск. Слабый треск, но не такой, когда кто-то пробирается через чащу. Так потрескивает шелковая ткань, если ее очень медленно разрывать. И так же потрескивают сухие веточки в костре. Но при чем тут костер? И ветки… Черт, почему сморщиваются листки на ветках?

Тимур тоже упал. Его действие было в первую очередь рефлекторным. И все же чуточку осмысленным. Он не просто свалился на землю в том же месте, где находился – а именно так поступили Петро, Шмак и Митяй. Он прыгнул в противоположную сторону от зарослей, вдоль которых распространялось это странное явление. И ужасное. Потому что, едва рухнув в кусты на другой стороне тропинки, он услышал вопль боли. Дикий. Нечеловеческий. И все-таки он принадлежал человеку, потому что вопил Петр. А следом заорали Шмак и Митяй.

Еще в процессе падения Тимур зажмурил глаза, хватанул ртом воздух и задержал дыхание – так, как поступает пловец, ныряя в воду. Миг спустя Тимур почувствовал где-то сбоку волну тепла, тут же сменившуюся ощущением жара. Сильного жара. Очень сильного и плотного. Такого, что заложило уши.

Однако длилось подобное ощущение недолго, наверное, секунд пять-шесть. За это время Тимур успел резко вспотеть. Но не успел задохнуться. Затем жара схлынула так же быстро, как и накатила.

Когда стих звон в ушах, парень расслышал крики и стоны. Поднявшись на ноги, он узрел жуткую картину. Кричал Шмак, катаясь по земле. Митяй валялся на спине, зажав уши ладонями, и громко стонал. А вот Петр лежал молча, не подавая признаков жизни. Тимур сразу понял почему – потому что тело бойца превратилось в обугленную головешку.

Между тем крики Шмака сменились прерывистым воем, сам он, перестав кататься, застыл на месте, уткнувшись носом в землю. Приблизившись к бандиту, Тимур заметил, что тот очень сильно обгорел – до такой степени, что на теле буквально не осталось живого места. Кое-где даже мяса не осталось – проступали обугленные кости. Особенно жутко выглядел затылок, где волосы полностью сгорели вместе с кожей.

Несколько мгновений Тимур размышлял. Затем, присев на корточки, со всей силой надавил Шмаку на затылок. Вжатый лицом в жесткую поверхность тропинки, несчастный затрепыхался, задергал руками, но агония оказалась короткой. Всхлипнув напоследок, Шмак затих.

«Ну и слава Юпитеру, – подумал Тимур. – Так тебе будет лучше. Ступай с миром в Долину Предков».

Перевернув бандита на спину, он взял в руки его АКМ. В отличие от тела бедолаги, оружие почти не пострадало – лишь ремень прогорел до пепла. Объяснение напрашивалось очевидное – спасаясь от невыносимого жара, Шмак упал на живот, поневоле прикрыв автомат собой. Теперь оружие могло пригодиться Тимуру даже вопреки возражениям Митяя. Да и пошел он к черту, этот бандюган.

Едва вспомнив о Митяе, Тимур услышал за спиной подозрительный шум. Среагировал моментально – вскочил и резко развернулся, сжимая АКМ в руках.

То, что он увидел, заставило парня на миг замереть. Но причиной послужил не Митяй. Тот вел себя предсказуемо и вовсе не агрессивно – сидел на заднице, продолжая обхватывать голову руками. И явно находился в шоке. Зато на авансцене объявились новые персонажи.

Их было трое. Мутанты. И Тимур даже знал, что это за существа. Потому что видел подобных человекообразных тварей совсем недавно в Зоне Москвы. Поблизости от Кремля, где они расположились целым войском. И звали их шайны.