Лора хотела заговорить, но слова застряли в горле. Она попятилась, вжавшись в стену у своей кровати.

Он стоял неподвижно, опустив сжатые в кулаки руки.

В приюте Макилрой не было кондиционеров. Несмотря на открытые окна спальни, внутри стояла тропическая жара. Однако в пот Лору бросило только тогда, когда она, повернувшись, увидела Шинера. И ее футболка сразу намокла.

За окном кричали и смеялись дети. Совсем близко и в то же время так далеко.

Тяжелое, хриплое, ритмичное дыхание Шинера, участившись, стало громче.

Так продолжалось, казалось, целую вечность. Затем Шинер резко повернулся и вышел из комнаты.

Взмокшая от пота, Лора подошла на подгибающихся ногах к кровати и села на краешек. Заскрипели пружины продавленного матраса.

Когда сердцебиение слегка улеглось, она оглядела серые стены комнаты и совсем пала духом. В каждом углу было по узкой железной кровати с драными покрывалами из синели и свалявшимися подушками. К кроватям приткнулись видавшие виды ночные столики с пластиковыми поверхностями, на которых стояли металлические настольные лампы. Два из восьми ящиков обшарпанного комода предназначались Лоре. Так же как и половина одного из двух платяных шкафов. Ветхие выцветшие занавески в жирных пятнах уныло свисали с ржавых карнизов. Весь дом рассыпался, трещал по швам, в воздухе стоял едва уловимый запах мерзости запустения, а еще по коридорам и комнатам бродил Уилли Шинер – злой дух в ожидании полнолуния, чтобы принять участие в кровавых игрищах.

Вечером после обеда близняшки Акерсон закрыли дверь в комнату и уговорили Лору устроиться вместе с ними на вытертом красно-коричневом ковре, где можно было сесть в кружок и посекретничать.

Еще одна соседка по комнате – странная, тихая, хрупкая блондинка по имени Тэмми – явно не собиралась к ним присоединяться. Подложив под спину подушки, Тэмми сидела на кровати и читала книжку, при этом она непрерывно грызла ногти, совсем как маленькая серая мышка.

Лоре сразу понравились Тельма и Рут Акерсон. Им только что исполнилось двенадцать. Они были лишь на несколько месяцев моложе Лоры, но очень смышлеными для своего возраста. Близняшки осиротели в девять лет и уже три года жили в приюте. Найти приемных родителей для детей их возраста очень трудно, а тем более для близнецов, которые не хотели разлучаться.

Отнюдь не красавицы, они были потрясающе одинаково невзрачны: тусклые каштановые волосы, близорукие карие глаза, широкое лица, грубоватые подбородки, большие рты. Но несмотря на малопривлекательную наружность, близняшки оказались очень умными, энергичными и добродушными.

Рут надела голубую пижаму с темно-зеленым кантом на обшлагах и воротнике и голубые шлепанцы, волосы завязала конским хвостом, а Тельма – малиновую пижаму, пушистые желтые шлепанцы с пуговицами в виде глазок, волосы она оставила распущенными.

С наступлением темноты невыносимая дневная жара немного спала. Приют находился менее чем в десяти милях от Тихого океана, и океанский бриз обеспечивал спокойный ночной сон. Потоки прохладного воздуха, врываясь в открытые окна, раздували ветхие занавески и циркулировали по спальне.

– Летом здесь тоска смертная, – сказала Рут, когда девочки уселись в кружок на ковре. – Нас не выпускают за пределы приюта, а территория тут совсем маленькая. К тому же летом все наши благодетели заняты планированием отпусков, поездками на побережье и, следовательно, напрочь забывают о нас.

– А вот Рождество – это классно, – заметила Тельма.

– Ноябрь и декабрь – вообще классные, – сказала Рут.

– Ага, – вздохнула Тельма. – Каникулы – это всегда замечательно, потому что наши благодетели начинают испытывать муки совести из-за того, что имеют так много всего, особенно на фоне нас – нищих, оборванных, беспризорных детей, вынужденных носить пальто из газет, картонную обувь и питаться прошлогодней овсянкой. Поэтому они присылают нам целые корзины разного добра, водят нас по магазинам и в кино, хотя кино всегда дрянное.

– Ой, лично мне некоторые фильмы понравились, – возразила Рут.

– Ну, это такие фильмы, где никого никогда не взрывают. И никто никого не лапает. Они никогда не водят нас на фильмы, где парень трогает девчонку за сиськи. Короче, семейное кино. Скука, скука, скука!

– Прости мою сестру, – сказала Рут. – Она считает, что у нее вот-вот начнется пубертатный период…

– Значит, у меня вот-вот начнется пубертатный период?! Я чувствую, как во мне бродят жизненные соки! – Тельма вскинула над головой худенькую руку.

– Боюсь, ей явно не хватает направляющей родительской руки, – вставила Рут. – Она уже свыклась со своим сиротством.

– Прости мою сестру, – произнесла Тельма. – Она решила перескочить через пубертатный период и из детства прямиком попасть в старость.

– А как насчет этого Уилли Шинера?

Сестры Акерсон многозначительно переглянулись и, не сговариваясь, заговорили в унисон.

– Ой, он самый настоящий псих, – сказала Рут.

– Законченный мерзавец, – уточнила Тельма.

– Ему нужно лечиться, – добавила Рут.

– Нет, нужно хорошенько треснуть его бейсбольной битой по башке, раз десять, не меньше, а может, и двадцать и запереть до конца жизни в дурдоме.

Лора рассказала о появлении Шинера на пороге их спальни.

– А он ничего не говорил? – спросила Рут. – Это как-то подозрительно. Обычно он говорит: «Ты такая симпатичная малышка!» или…

– …или предлагает тебе конфетку, – скривилась Тельма. – Нет, ты только представь?! Конфетку! Фу, как пошло! Этот подонок как будто начитался полицейских брошюр, предупреждающих детей об извращенцах.

– Никаких конфет. – Лора содрогнулась при воспоминании о тяжелом, хриплом, ритмичном дыхании Шинера.

Тельма наклонилась вперед и перешла на драматический шепот:

– Похоже, Белый Угорь проглотил язык, распалившись настолько, что забыл свой обычный текст. Лора, может, он всерьез на тебя запал.

– Белый Угорь?

– Шинер, – объяснила Рут. – А короче, просто Угорь.

– Бледный и скользкий, – сказала Тельма. – Ему это прозвище вполне подходит. Спорим, он на тебя действительно запал. Детка, я хочу сказать, что ты просто отпадная.

– Вовсе нет, – ответила Лора.

– Ты что, издеваешься?! – возмутилась Рут. – Твои темные волосы, большие глаза…

Лора, покраснев, запротестовала, на что Тельма сказала:

– Послушай, Шейн, блистательный дуэт сестер Акерсон – Рут и я – не переносит ложной скромности, так же как и хвастовства. Мы привыкли рубить сплеча. Мы знаем, в чем наша сила, и гордимся этим. Видит Бог, ни одной из нас не суждено выиграть конкурс на звание «Мисс Америка», но мы умны, очень умны и не будем это отрицать. А ты красавица, и кончай прибедняться.

– Моя сестра иногда чересчур прямолинейна и слишком цветисто выражается, – извиняющимся тоном произнесла Рут.

– А моя сестра, – парировала Тельма, – явно пробуется на роль Мелани из «Унесенных ветром». – Она изобразила тягучий южный акцент и продолжила с наигранным сочувствием в голосе: – Ой, Скарлетт не имела в виду ничего плохого. Скарлетт на самом деле милая девушка. Впрочем, и Ретт в глубине души очень милый, и янки тоже, даже те, которые разграбили Тару, сожгли наши посевы и сшили сапоги из кожи наших младенцев.

Тельма так здорово играла, что Лора не выдержала и захихикала.

– Короче, Шейн, кончай строить из себя скромницу. Ты отпадная!

– Хорошо, хорошо. Я действительно… хорошенькая.

– Да ладно тебе! Когда Белый Угорь тебя увидел, то выпал в осадок.

– Ага, – согласилась Рут. – Ты его потрясла. Вот почему он не полез за конфеткой, которых у него полные карманы.

– Тоже мне конфеты! – фыркнула Тельма. – Пакетики «Эм-энд-эмс» и «Тутси ролл»!

– Лора, ты там поосторожнее, – предупредила Рут. – У него реально не все дома.

– Он явно с приветом! – заявила Тельма. – Помойная крыса!

Из дальнего угла спальни послышался тихий голос Тэмми:

– Зря вы на него наговариваете. Он вовсе не такой плохой.