Конечно, спустя некоторое время мы помирились и с Натальей. Для нас обеих этот опыт стал ценным уроком, что нужно беречь дружбу, несмотря ни на какие любовные передряги, а у меня снова стало больше подруг.

***

А еще была деревня. Туда я уезжала каждый год на все лето. И там тоже были друзья и подруги. Больше всех я общалась с двумя девочками, живущими по соседству – Валей и Юлей. Валя была на два года старше меня, Юля – на два года младше. Получалось, что я была между ними чем-то вроде связующего мостика. Мне было интересно и с той, и с другой, в то время как между ними было целых 4 года разницы. Когда мы были маленькими, случались и ссоры, и размолвки, и обиды. Бывало и так, что кто-то из моих подружек начинал подговаривать меня против другой. Иногда я соглашалась, иногда отказывалась. В любом случае, пройдя какой-то этап размолвок, мы снова сходились все втроем и как ни в чем не бывало играли вместе.

А по вечерам я часто оставалась одна. Моих подружек рано зазывали домой. Юлю – потому что еще маленькая, а у Вали просто было так принято. Меня же отпускали гулять сколько душе угодно. И мне очень не хотелось идти домой раньше времени. Я ухватывала все золотые моменты лета. Больше гулять было не с кем: компания молодежи на 4-5 лет старше нас меня не принимала. Были в деревне и другие дети, но с ними как-то не задавались отношения. И я слонялась по деревне в одиночестве, надеясь, что встречу кого-нибудь знакомого или хотя бы издали увижу других гуляющих.

Мои бабушка и дедушка жили в деревне круглый год. Бабушки Вали и Юли на зиму уезжали в город. Зимой, когда я приезжала в гости к своим, иногда оставаясь на целые каникулы, я с удовольствием общалась с другими ребятами. Как правило, зимой в деревню на выходные приезжали максимум 2-3 человека, и нам становилось нечего делить. Летом же я возвращалась к своим подружкам, и те, с кем было весело и интересно зимой, тоже возвращались в свой привычный круг друзей. Мы только здоровались друг с другом, проходя мимо, но даже не задерживались, чтобы что-то вспомнить или обсудить.

К средним классам мы с девочками стали дружить по переписке. Юля жила в Нижнем Новгороде. Валентина – в большой деревне километрах в 30 от меня. Поездки друг к другу в гости исключались: одних нас бы не отпустили, а ехать в такую даль родители бы тоже ни за что не согласились. И мы отправляли друг другу письма. Нечасто, небольшие. Просто чтобы узнать, как дела, и рассказать немного о том, как проходит зима. И выразить надежду, что летом мы опять обязательно увидимся.

Изгой

Мне 12 лет, и я в третий раз в жизни лежу в больнице. В этот раз мне не повезло: соседки по палате старше меня на пару лет, положили их намного раньше, и у них уже сформировалась своя компания. Меня сразу приняли как чужую. Посмеиваются над внешним видом и привычками, а в чем-то даже откровенно издеваются. Я чувствую себя изгоем и плачу по вечерам, мечтая поскорее отсюда выбраться. Однако гайморит – не самое быстрое заболевание, и лежать мне минимум десять дней.

Больше всего отношения не заладились с Анжелой. Ей четырнадцать. Она звезда всех городских дискотек, тусуется с совершеннолетними и проходит с ними в любой ночной клуб. Репутация у нее так себе. Про нее я наслышана давно: рассказывали подруги в школе. Но встречаться не приходилось. И сейчас я совсем не рада этому знакомству. Анжела начинает надо мной издеваться, как только увидит меня. Фантазирует, как я сплю, как хожу в туалет, что ношу дома. Все ее острые замечания остальные девочки приветствуют дружным хохотом, и она чувствует себя звездой. А я просто хочу домой…

А вот в соседней палате очень мировые девчонки. У них всегда весело, они дружат, шутят, общаются и принимают абсолютно всех. Приняли и меня. Больше всего я сдружилась с девочкой Машей. Она тоже на пару лет старше меня, но держится всегда приветливо и приглашает заходить почаще. У Маши панкреатит, и она не встает с кровати от боли. Ей нельзя практически никакую еду. Маша живет на куриных бульонах и сладком чае. Когда бабушка приносит ей вкусных молочных продуктов, Маша угощает все отделение. А еще она поет песни, причем такие, каких я прежде не слышала. Кроме нее, в палате лежат несколько маленьких девочек. Маша ко всем относится ровно и немного по-матерински.

Про Анжелу Маша тоже знает. Общаться с ней наотрез отказывается. И сочувствует, что мне приходится столько времени проводить в одной комнате с этой девочкой. Иногда по вечерам Анжела тоже поет песни и даже танцует. В это почти ритуальное действие она вкладывает огромный смысл: смотрите на меня, любуйтесь мной и восторгайтесь. Это читается в каждом слове, в каждом жесте. И наши соседки по палате с радостью одаривают ее вниманием и всеобщим восторгом. Я остаюсь в стороне. Мне больше нравится слушать песни Маши.

***

Примерно через неделю вокруг моей персоны засуетились преподаватели музыкальной школы. Пришла пора выступать на областном конкурсе, а я важный участник ансамбля народных инструментов (отдельная тема для подшучиваний в моей палате). Учителя связались с моими родителями, для них важно, чтобы я смогла выбраться из больницы хотя бы на день выступления. Я не делюсь своими переживаниями с соседками по палате, но им все равно как-то становится все известно, они дразнят меня, пытаясь перещеголять друг друга. Я чувствую себя маленьким затравленным зверьком и снова стать собой могу только в соседней палате.

Накануне выступления за мной приехал папа. Прямо с работы – на «КАМАЗе». Одевшись, я с огромным облегчением запрыгнула в знакомую кабину и умчала домой. Родителям ничего рассказывать не стала. Да и они ни о чем не спрашивали. Ну, лежит ребенок в больнице. Выздоровеет – выпишут, в чем проблема? Сейчас нужно долечиться. Но сегодня, улизнув из этого ада на законных основаниях, я чувствую себя почти счастливой.

Дома холодно. А я все еще больна. К тому же сейчас я не в самой лучшей форме, поэтому мама разражается сомнениями на тему, нужно ли мне намыться. С одной стороны, мыть больного ребенка – преступление. С другой – выпускать девочку с грязной головой на сцену для участия в крупном областном конкурсе тоже как-то некрасиво. В итоге второй аргумент побеждает, и я с наслаждением окунаюсь в теплую ванну, напутствуемая матерью: «Недолго!». У меня впереди еще целые сутки дома. Можно расслабиться.

Участвовать в музыкальных конкурсах мне уже доводилось. В ансамбле я по-прежнему чувствую себя неуверенно. Среди участников только три девочки, остальные – мальчишки немного старше меня. Они очень дружны, общаются одной компанией не только в музыкальной школе, но и в целом по жизни. Я слегка тушуюсь в их присутствии.

С девочками общаться тоже не всегда получается. Мне сложно устанавливать новые дружеские связи, и открываюсь я только в своей привычной школьной компании девчонок, с которыми мы вместе уже несколько лет. С ними я раскрываюсь по полной, могу не таить ничего. Здесь меня любят и принимают такой, какая я есть. Все же остальные кажутся чужими и враждебными. Я не знаю, как найти с ними общий язык. Я не хочу даже искать с ними общий язык.

Из этого турне мы вновь вернулись лауреатами. Умом я понимала, что должна чувствовать гордость или хотя бы радость. Но я почему-то не чувствовала ее. Совсем. Странная победа, которой некому похвастаться. За которую в 12 лет скорее будут высмеивать, чем поздравлять. И мне совсем не хочется, чтобы мои школьные друзья узнали, что я снова выступала на конкурсе. Я заранее решаю, что не расскажу им об этом.

Мне предстоит возвращение в больницу. В этот кромешный ад. После целых суток дома! Я закусываю губу и тихо плачу в подушку, чтобы никто не увидел. Начнутся расспросы, на которые я не хочу отвечать. Если маме все же удастся выжать из меня какую-нибудь информацию, я в который раз услышу, что вечно у меня какие-то проблемы или что нужно потерпеть, или что все это ерунда. Конечно, это же не ей завтра придется окунуться в водоворот издевательств и насмешек. А вот для меня сегодня это далеко не ерунда.