Анна Сергеевна и Николай Васильевич в это время потихоньку занимались своими делами или просто отдыхали - это зависело от погоды. Люди они были пожилые, и во многом их самочувствие зависело от погоды. Когда Оля заканчивала работу над домашним заданием, дело шло к ужину, и она помогала Анне Сергеевне накрывать стол и даже готовить. Анна Сергеевна понемногу учила её делать кое-что из того, что Оля ещё не умела. Словом, жизнь пошла обычным, нормальным порядком и Оля постепенно стала забывать то напряжение, в котором была постоянно в той семье. Больше того, она, как и её новые опекуны, которых она уже теперь считала своими родителями, стала регулярно читать книги и потом они ещё по этим книгам просматривали фильмы, которые были выпущены, а затем обсуждали их все вместе. Это было куда интереснее, чем в школе. Они обсуждали всё, что непосредственно каждого интересовало, что затрагивало их жизнь. Так для Оли началась настоящая школа жизни.
А село есть село. Какими-то неизведанными путями информация о происшедшем и ещё о происходящем просочилась к людям и все обсуждали случившееся, но каждый на свой лад. И наверное семье Николая Васильевича досталось бы в этих суждениях тоже немало, если бы не то обстоятельство, что они, приняв на себя заботу об этой девочке, не будут получать никаких государственных пособий. Эта весть перебила и уничтожила все побочные мнения и суждения, и почти всё село поголовно оказалось на стороне и этой семьи, и Оли, и тех, кто их поддержал в данном деле. К Оле отношение стало ещё более тёплым со стороны её одноклассников. В обиду её никто не давал, даже учителям, если тем, вдруг вздумалось бы её за что-нибудь отчитать.
Когда пришло время для регистрации брака Николая Васильевича и Оли, сама классная руководительница - Людмила Владимировна - предложила стать их свидетельницей со стороны Оли, а Гришка Майковский - сосед, то же предложил свои услуги, но со стороны Николая Васильевича. Гришка был моложе Николая Васильевича, но его дочь училась в одном классе с Олей и их семья была полностью в курсе всех событий.
После двух часов дня, ближе к концу уроков, Николай Васильевич вызвал такси, забрал Григория и подъехал к школе. Вскоре вышли Оля и Людмила Владимировна, и они все вместе поехали в районное бюро ЗАГС.
Они приехали за десять минут до назначенного времени. Запись прошла, как обычная бюрократическая процедура. Всё делалось без слов. Подготовленные документы были подписаны обеими сторонами и все присутствующие вышли так же спокойно, как и вошли. Никто из присутствующих даже не понял, зачем приезжали эти люди?
Потом они сразу заехали в Отдел Социальной опеки и предъявили там свои документы и брачное свидетельство. После оформления каких-то документов, им объявили, что с этого дня государственные выплаты на гражданку Смирнову прекращаются, о чём, собственно, они знали и так.
И только, после этого, они поехали домой. Оля ехала довольная. Во-первых, она теперь будет носить фамилию Николая Васильевича и её родная мать, которая отбывала большой срок за мошеннические операции, не сможет её разыскать - Оли этого не хотелось. Из-за её действий Оле пришлось испытать такое, о чём она теперь вспоминала с ужасом. Во-вторых, её теперешняя жизнь получила гарантию стабильности. Документы есть документы, и она теперь хорошо это понимала. Эти документы теперь защитят её от всяких случайностей. И как она сейчас была благодарна своим новым родителям.
Николай Васильевич сидел рядом и так они ехали молча, пока не выехали за город. Тут, вдруг начались шутки и намёки на несуразность их супружеского союза, на то, как теперь всё объяснять людям?.. Но потом Людмила Владимировна сказала:
- Пожалуйста, не сердитесь на нас. Я, например, так просто в таком сильном возбуждении от того, какое прекрасное дело мы сделали сегодня, что теперь этот день в моей биографии будет всегда праздничным. Как, оказывается, приятно, Николай Васильевич, делать добро людям. И особенно это приятно делать для тех, кто не в состоянии сам за себя заступиться. А вы как считаете?
- Если бы я считал иначе, то не взялся бы за это дело сам, да и вас в него не втянул бы.
Григорий молчал, но было видно по всему, что он полностью согласен. Правда, через некоторое время он сказал:
- Я думаю, что, если бы люди не откликнулись на вашу благородную затею, вы бы один ничего не смогли б, сделать. Это так?
- Абсолютно верно, Гриша. Пока в нас ещё сидит советский дух коллективизма, мы ещё много что сможем сделать.
- Это верно, - поддержала его Людмила Владимировна, - Оленькины бывшие опекуны уже другого поколения и воспитания. Так вот, их интересуют только деньги. В приёмных детях они ищут только средство для собственного обустройства. И деньги большую часть они пускают в свой домострой, и ребята на этом домострое работают, как каторжные.
И пока они в таком духе разговаривали о веяниях времени, таксист, как бы незаметно, привёз их к дому Соболевых Николая Васильевича и Анны Сергеевны. Теперь и Оля, согласно её заявлению в ЗАГСе, сможет поменять свою фамилию, и тоже будет Соболевой. А пока, их встретила приветливо Анна Сергеевна, у которой уже был накрыт стол по такому случаю. И Людмила Владимировна, и Гриша Майковский согласились быть их гостями. Даже таксисту предложили, но тот отказался, заявив, что он на работе.
И потянулись дни, которые заполнены были обычными заботами, связанными с появлением ещё одного человека в этой квартире. О ней, о квартире, нужно сказать отдельно несколько слов. Когда Николай Васильевич и Анна Сергеевна приехали сюда, то был разгар приватизации колхозного жилья. Правда, он имел свои трудности для многих семей, так как была установлена сумма, которую должен был внести тот, кто желал приватизировать своё жильё. Сумма была значительной и далеко не всем по карману.
Николай Васильевич и Анна Сергеевна сначала сняли отдельную избушку у местной жительницы. Избушка эта досталась ей по наследству, после смерти матери. Избушка была просторной, но довольно ветхой. Словом, она была в том состоянии, когда уже ни о каком ремонте или восстановлении и речи не могло и быть. Но вот однажды, к ним в гости пришла женщина и поделилась своей нуждой. У неё было пятеро детей разных возрастов и от разных отцов. При этом только старший работал в колхозе и был помощником матери. Жилось ей довольно трудно и она хотела уехать в Белоруссию, где были все её родственники, которые и обещали помочь ей.
Для переезда в западную часть нашей огромной страны, да ещё таким "табором", требовались немалые деньги. Она могла бы выручить их, продав своё колхозное жильё, но для этого его нужно было приватизировать. Приватизация в этом колхозе стоила 75 тысяч рублей, в то время, как по всей стране она шла, практически даром. Естественно, что денег таких у неё не было. Но до неё дошли слухи, что вновь приехавшие Соболевы ищут подходящее жильё и вот она пришла к ним с предложением: помочь приватизировать и затем купить её дом.