Ш а р л о т т а. Пойдем и мы царевич, видишь старшие уходят.

А л е к с е й. Ты пойди, а мне пока остаться важно, еще не все беседы у нас завершены.

Ш а р л о т т а. Не хватит ли бесед сегодня, итак прославили себя. Что завтра будет подумайте над этим. Как папенька взглянет на вас после ваших сумасбродных откровений?

А л е к с е й. О чем Шарлотта ты мне глаголешь, забудь скорей и спать иди. По пьяной лавочке чего не скажешь, не в трезвом же рассудке себе я мыслить позволял. Отопрусь, не велика забота. Иди, иди я тут еще побуду, затем к тебе вернусь, хотя тебя я больше беспокоить неманерен, оставь и ты меня. Прощай! (С последними словами Алексей замечает в глубине сцены Ефросинию)

Ш а р л о т т а. Воля ваша, не я, беспечность вам слуга. (уходит)

А л е к с е й. Что я вижу в этой темени кромешной? Свет. Сияние исходит. Не уж-то ангел с небес спустился, на выручку ко мне спешит. Да нет же это матушка стоит.

К и к и н. Откуда?

А л е к с ей. Должно быть спьяну показалось (протирает глаза), но она стоит.

К и к и н. Точно так. Стоит. (вглядываясь отмахивается) Фу ты черт, да это Фроська Федорова чухонка пленная, у Вяземских поломойкой состоит.

А л е к с е й. Пойду навстречу, не терпится, душа болит.

К и к и н. Что лучше бабы не найти?

А л е к с е й. Не надо лучше, ее подай сюда. Спасительница Богом данная моя. Поломойка? Смотри как белеет ее кожа, какой изгиб ноги, а за ней душа. (Встает и медленно идет к Ефросинии) Ох красота, не уходи, сейчас растает. Нет.

Е ф р о с и н и я. Царевич, не пугайте, я не виденье. Наговорили пропасть, я здесь стою и ни жива и ни мертва. Не бойтесь подойдите не растаю, я цела. Мне только глянуть захотелось на веселье, беспокоить вас совсем я не хотела.

А л е к с е й. Ох Боже мой сейчас я упаду, как хороша.

Е ф р о с и н и я. Много выпили вина, а у меня с утра и маковой росинки не бывало.

А л е к с е й. У меня все тоже пересохло, сейчас несу.

Е ф р о с и н и я. Поесть бы тоже не мешало, такого угощения давно не пробовала я.

А л е к с е й. (Останавливаясь) Все сделаю, все принесу ты только будь, свети еще немного, а то зайдешь и только видели тебя.

Е ф р о с и н и я. Поторопись царевич, ангел голоден не доживет и до утра. (Алексей в спешке подбегая к столу набирает в охапку все, что попадается под руку и бежит обратно)

А л е к с е й. Вот принес, бери, надо будет еще снесу. Ох! Хороша, дотронуться бы, так и просится рука.

Е ф р о с и н и я. (Сразу начинает есть) Что вы я поломойка, а вы царевич, где вам связаться. За подножные корма хотите девушку добиться. Кому попало мы дверь свою не открываем, из честных мы, понятно. Вас впустишь потом хлебнешь, не далека расплата, знаем.

А л е к с е й. Горю я весь, не затушить пожар желанья, нет жизни без тебя, в твоих руках судьба моя. Казни иль хочешь милуй, но только не томи.

Е ф р о с и н и я. Напившись, речи говорить все мастаки, а на утро потом пойди взыщи.

А л е к с е й. Тебя не отпущу я от себя, со мной в хоромах жить оставлю… .

Е ф р о с и н и я. Очнись! У тебя жена. Что отец твой скажет? Нет байки рассказывай другой. Спасибо за харчи, давно не ела так. Хочешь поцелуй меня, но только не шали.

Е ф р о с и н и я. (Алексей ласкает и целует ее страстно, она пытаясь освободиться от Алексея) Довольно, будет, вот пристал.

А л е к с е й. Не отпущу, теперь пожар, его не остановишь. Стихия не подвластна человеку.

Е ф р о с и н и я. (С трудом отпихивая Алексея вырывается и бежит от него) Вот черт как присосался, теперь отвадить от себя будет целая беда.

А л е к с е й. Постой, все одно настигну, уж лучше полюбовно, впрочем, как хошь. Вот сучка! От меня, уж не уйти тебе. (Бежит за ней)

Картина вторая.

Петербург на рассвете, улица, у дома князь-папы Зотова стоит караульный. К нему подходит монах.

К а р а у л ь н ы й. Стой человек, ходу нет более тебе. Чьих ты будешь?

М о н а х. Почто ты путь мне заслоняешь, я странный, иду осматривать сей град, что вырос на болоте.

К а р а у л ь н ы й. Не из беглых ли? Уж очень ты похож на тех, кто оставляет пахотную землю и подается в дивные края, на поиски счастливой доли.

М о н а х. Что, зависть пробрала? Конечно, стоя здесь, под солнцем и дождем, под ветром, в наводнение – тоска. Чу! Пробегает мимо вольный люд, как хочется за ним, ан нет нельзя. Повинен ты тут у дверей торчать дубовых и сторожить подобно псу спокойствие особ высоких.

К а р а у л ь н ы й. Пойдем-ка ты со мной в приказ, там кончен будет весь твой сказ о житие привольном. (Пытается схватить монаха). Дознанье проведут, в порядке очереди вопросы зададут. Все скажешь как на духу, тогда посмотрим, что лучше и кому.

М о н а х. На две деньги и отпусти меня ты Христа ради… (Протягивает руку и отходит медленно).

К а р а у л ь н ы й. Стой! Куда? Стреляю из ружья, на то указ есть у меня. Знашь… ?

М о н а х. Неведомо нам это. Ты пистолик опусти, здесь я, рядом постою. Как ныне грех себе берут легко. Ладно не об этом. А еже ли я сам тебе о том скажу? Может разойдемся без приказа?

К а р а у л ь н ы й. Смотри, наврешь пройдоха, пощады от меня не жди. Ну говори… .

М о н а х. Я ведомости тайные имею, они не подлежат огласке. Как положиться на тебя сумею без опаски?

К а р а у л ь н ы й. Что бережешься? Сказывай не бойся.

М о н а х. Я сторонник вольной жизни – ты уставного дела. Я монашескому чину посвятил свое смиренье – ты царю. На встречу я иду Христу – ты забытию.

К а р а у л ь н ы й. Ты из монахов, знакомы нам такие песни. Жизнь в праздновании дня и отрешенность от мирского бытия… ?

М о н а х. Я челобитную царевичу несу, о горестной судьбинушке тяглого народа, о том как церковь нашу выставили на всеобщее поношение. Куда податься? Где взыщем? (Вытаскивает из-за пазухи бумагу) Здесь, здесь все заключено… .

К а р а у л ь н ы й. Что там, а ну подай сюда. (Протягивает руку)

М о н а х. Не марай, сия бумага многострадальными словесами преисполнена. Читать означено тому, кому «Казанье» адресована, кто уразуметь берется и гораздо пострадать за веру во Христа.

К а р а у л ь н й. Давай, на то уполномочен я. (Снова протягивает руку).

М о н а х. Нет, я так тебе зачту… .

К а р а у л ь н ы й. Не трону я тебя. Отдай бумагу.

М о н а х. А вдруг лукавишь, я убежать тогда смогу.

К а р а у л ь н ы й. Страх видно крепко в тебе засел. Валяй, посмотрим что за диво.

М о н а х. (Разворачивает бумагу, читает) «Мир вам», – смерть поправ, сказал Христос. А род людской и ныне не знает мира, все в войне и смуте ищет промысел он свой. Навалился на народ славянский, царь Петр всей тяжестью желаний обуявших его пытливый ум. Кто почитает законы Божьи тот миром богатится, а кто разорить стремиться их, тот от мира далече отстоит. Ломая кости русский люд из сил последних выбиваясь уплатит цену назначенной войной. Но что потом? Гонимы те кто мира жаждет, озлобились и оскорбились те, кто на сей день лишен благочестия христова. Господь все видит, в каждого он зрит и знает помыслы его и потому по заслугам он спешит воздать причитающееся ему. (Вверх палец поднимает) Мор, болезни, голод, потоп, огонь, междоусобная брань, беды, – не зря сюда пришли. Евангельским словом благословляют, тех кто мир предал, кто вчерась, делами черными отрекся от Христа. Подмена ложная видна, закон Господень на второй ряд уводят, на первый же, закон людской возводят. Порочен в корне он, лишь только потому, что оправдать готов все сатанинские дела. На запад очи обратили, свое исконное похоронили. Обеты христианские забыты, церковь – народа утешительницу разорили. Сам царь потворствует всем нововведеньям, а что уж говорить о подчиненных – совратились. На жизнь их сияющую прельстились, в рот чужеземцам смотрят словно птицы из гнезда… .