Нина с дочкой вернулись домой и заняли самую большую комнату, мама выбрала себе маленькую, а я поселился в средней. Сколько себя помню, мы все время совершаем какие-то переезды внутри квартиры, уж очень неудобно она устроена. Но племянница, которой в то время было три годика, никаких границ, конечно, не соблюдала: такое ощущение, что она находилась одновременно везде. Я люблю свою племянницу, но согласитесь, невозможно работать, когда своенравный ребенок лезет к тебе на колени или утаскивает листы рукописи, чтобы на них рисовать! И почему дети так громко кричат и топают, бегая по квартире? От горшка два вершка, а шума, как от слона.

После ремонта мама довольно быстро нашла себе занятие: она всегда прекрасно шила, сама одевалась очень элегантно и Нину наряжала как куколку. Мама стала шить на заказ, и довольно долгое время это было нашим основным источником дохода. Потом-то и Нина наконец обрела свое счастье: в третий раз вышла замуж и устроилась на работу в частную клинику, которая теперь принадлежит им с мужем. У меня с ее теперешним мужем сложные отношения: не терплю снисходительного к себе отношения, как бы Нина ни уверяла, что мне это только мерещится. Больше всех мне, честно говоря, нравился ее второй муж, но у него не сложились отношения с падчерицей, и Нина бестрепетно – и очень быстро! – выставила его вон.

Я всегда поражался ее отношениям с мужчинами, удивляясь, как легко даются Нине встречи-расставания: раз, два, горе – не беда, канареечка весело поет! Я сам вечно влипаю в какие-то сложности, как муха в паутину, и испытываю бесконечные страдания: то из-за того, что мне не отвечают взаимностью, то из-за невозможности развязаться. Ольгу я любил очень сильно, но встречаться нам с ней было негде: не мог же я привести любовницу в дом матери. Так оно постепенно и сошло на нет.

Я честно пытался наладить отношения с Лилей, и они с Максимом даже некоторое время пожили у нас на Полянке, но все свелось к череде скандалов, и в конце концов мы расстались, хотя видеться приходится: у нас же сын. Но Максим не признает меня, хотя деньги берет исправно, особенно сейчас, когда и сам стал отцом – на мой взгляд, слишком рано.

Некоторое время я прозябал в одиночестве, а потом мама познакомила меня с одной из своих заказчиц, и как-то незаметно для себя я оказался ее законным мужем, о чем, впрочем, не жалею ни секунды: Сонечка мудрая женщина и умеет со мной обращаться. Так я оказался в женском царстве: мама, Нина с дочкой, Соня, потом появилась на свет наша Марина. К счастью, она росла тихим и самостоятельным ребенком, рано начала читать, так что моим литературным занятиям не мешала, даже наоборот – стала моей главной читательницей.

Однако тихая девочка устроила нам с Соней сюрприз, выйдя замуж сразу после школы. Мы, конечно, ее отговаривали, но дети были так влюблены, что обе пары родителей махнули рукой на этот скоропалительный брак, тем более что Марина уже оказалась беременна. Таким образом моя мужская «партия» усилилась зятем, но все равно мы в меньшинстве, потому что они с Мариной тоже родили девочку. Так что у меня две внучки. Жить молодые стали отдельно, и у меня наконец появился собственный кабинет, а в лице зятя я нашел единомышленника: он тоже сочиняет фантастические рассказы, или, как сейчас говорят, фэнтези.

Зять сподвиг меня опубликовать свое творчество в Интернете, у меня появились читатели и даже поклонники, которые, правда, пишут в комментариях нечто неудобочитаемое: «Аффтар жжот!» или «Пеши исчо!», но зять уверяет, что таков молодежный сленг, и переводит мне особенно непонятные пассажи. Марине, я считаю, повезло с мужем, а я отношусь к зятю как к сыну, в то время как с настоящим сыном отношения складываются неважно.

Всем нашим сложным миром ловко и незаметно управляла мама. А потом ее не стало. Мама прожила 83 года – долгая жизнь. Она удивительным образом сохранила свою красоту, заметную, несмотря на морщины и седину. На одной из последних фотографий мама снята в окружении всей женской части нашего семейства – в этот раз и Максим наконец решил «зарыть топор войны»: привез показать своих девочек. Это заслуга мамы: она всегда поддерживала отношения с Лилей, привечала Максима, обаяла его юную жену и обожала внучку. Это поразительно, но все наши девочки похожи на мою маму так, словно их выпекали в одной форме. А я нисколько на маму не похож, как и на отца. Правда, мама говорила, что я характером и внешностью пошел в ее папу, но проверить нельзя, потому что сохранилось всего две фотографии, да и те давно выцвели. Но оказалось, что эти мамины уверения были ложью.

Разбирая мамины документы, я не сразу обратил внимание на коричневую тетрадку, тем более что и почерк был не мамин. Отложил в сторону, но из нее вдруг выскользнули две фотографии. Как ни странно, я помню эту фотосъемку в ателье: на мне синий матросский костюмчик, сшитый мамой, а на ней красивое вишневое платье с белым кружевным воротничком. У нас дома хранилось несколько карточек с той съемки, но таких, как эти две, не было.

Я заинтересовался и открыл тетрадь. Пожелтевшие страницы, переложенные сухими лепестками роз, почти утратившими свой красный цвет, были исписаны убористым разборчивым почерком, а в конце лежало несколько листов, заполненных уже шариковой ручкой, а не пером, и еще один листок – с напечатанным на машинке стихотворением. На последней странице тетради я с изумлением увидел наш адрес и номер телефона, против которого уже маминой рукой было написано: «Надежда Анатольевна Тагильцева». Начал я со стихов:

Мурашки побежали у меня по коже. Какие странные стихи! Страшные, завораживающие, полные темных смыслов. Неужто – мамины?! Потом я принялся за тетрадь – прочел все залпом и долго сидел с закрытыми глазами, осознавая прочитанное. Прочел еще раз, уже медленнее. Вот тут и обрушилась на меня обида – горькая, злая, несправедливая. Почему? Почему мама не рассказала мне правду? На седьмом десятке лет узнать, что ты всегда считал своим отцом совсем не того человека! Я же всю жизнь мучился этим родством, переживал, что и в моих жилах течет кровь Кратовых! И слабым утешением было известное изречение: «Сын за отца не отвечает». Эх, мама-мама…

Я не выдержал и позвонил Нине. Так прямо и ляпнул:

– Ты представляешь? Оказывается, моим отцом был какой-то Юрий Тагильцев!

– Как ты узнал? – спросила Нина. – И он не «какой-то», а известный писатель. Тот самый Тагильцев.

– А ты что, знала?!

– Гоша, успокойся! Скажи, откуда у тебя эти сведения?

– Я нашел тетрадку с его записками! Там мое фото. И мамино. Я помню то, что он описывает – дачу в Тарасовке, нашу люстру. Помнишь, мы продали ее, чтобы ремонт сделать после смерти отца? То есть… Черт побери, Нина, так ты знала или нет?!

– Гошенька, я знала. Как раз тогда и узнала, когда Кратов умер. Случайно! И мама просила, чтобы я тебе не рассказывала.

– Почему?!

– Ну, ты же всегда ее боготворил! Она боялась, что упадет в твоих глазах.

– А кто такая Надежда Анатольевна?

– Это жена Юрия Тагильцева. Ты не помнишь ее? Она бывала у нас в доме. Очень милая дама.

– Не помню. Послушай, так я, выходит, тебе не брат?! Не совсем брат?