«Ким, сынок! Я хочу, чтобы ты знал, с каким зверем мы сражаемся, чтобы ты хорошо понимал, кто пришел на нашу землю, кто топчет ее и льет кровь наших людей. Ты прочитаешь это и поймешь, почему так самоотверженно сражаются наши бойцы, почему никто на фронте не щадит себя. Подлый враг пришел к нам, чтобы не просто захватить нашу землю, он хочет зверски замучить наш народ, стереть с лица земли наше государство. Я переписал Акт, который составили наши командиры, когда в результате наступления удалось отбросить врага, и вот что мы обнаружили. Переписываю все слово в слово. Вот такая она – война!

«23 ноября 1942 года мы, нижеподписавшиеся, составили настоящий акт о зверствах, совершенных немецко-румынскими оккупантами над ранеными и трупами героически погибших 27 бойцов и командиров.

23 ноября 1942 года при занятии нашими войсками переднего края вражеской обороны обнаружено 27 трупов бойцов и командиров. При осмотре установлено, что немецкие палачи издевались над тяжелоранеными красноармейцами, уродовали трупы убитых. Все наши 27 бойцов были исколоты штыками, головы у них были разбиты прикладами, руки изуродованы. Так, например, труп старшего лейтенанта Саенко, агитатора полка, удалось узнать только по одежде. Его голова, лицо и тело были почти сплошь покрыты штыковыми ранами»[3].

– По машинам, товарищи! – приказал Соколов, закончив свою короткую напутственную речь перед танкистами.

Пар клубился над строем, но вот танкисты бросились врассыпную, каждый экипаж к своей машине. Затопали подошвы сапог по ледяной броне. Один за другим заводились прогретые с утра двигатели. Алексей с удовольствием отметил слаженность экипажей. Осталось самому занять место в башне командирского танка и отдать приказ к движению. Время в запасе есть – через три часа рота в составе своего батальона должна занять исходную позицию, а затем по приказу весь корпус войдет в прорыв общего наступления. Алексей знал, что 24-й танковый корпус будет двигаться на фланге общего наступления фронта, а затем начнет действовать самостоятельно. Какова общая задача корпуса, он не знал. Разведка боем – слишком широкое понятие. И часто оно используется для того, чтобы закамуфлировать маневр резервами во время обширного наступления. Современная война, как учили Соколова в танковой школе, война маневренная. Зачастую могут меняться направление главного удара, состав группировок пробивного назначения. Нередко в полосе наступления, когда ударная группа вязла в обороне противника и теряла темп наступления и пробивную силу, главными становились соединения с вспомогательными задачами, предназначенными, например, первоначально для флангового охвата.

Натянув на руки перчатки, Соколов направился к своему танку. Штурмовая рота автоматчиков занимала места на броне танков. Часть автоматчиков расположилась вместе с боеприпасами в кузовах трехтонных ЗИС-5. Но в этот момент наперерез лейтенанту выскочил, чуть припадая на одну ногу, корреспондент.

– Алексей, Алексей Иванович! Я с тобой, с твоей ротой! – выпалил на ходу Ванюшкин, поправляя ремень ППШ на плече.

– Что? – опешил Соколов. – Ты с ума сошел! Мы пойдем в наступление, никто не знает, что там, впереди. Там бой, там будет кромешный ад.

– Ты думаешь, я этого ада в Сталинграде не видел? – тихо, с болью в голосе спросил корреспондент.

– Ну зачем тебе это? – поморщился Соколов. – После наступления все расскажем. Или на КП попросись, тебе разрешат, ты же такую крупную газету представляешь, ты военный корреспондент…

– Вот именно, – упрямо ответил Ванюшкин, – военный корреспондент. И мое дело, моя форма командира Красной Армии велит мне идти с вами, а не в тылу отсиживаться. Все видеть самому, все почувствовать: и победу, и смерть. Иначе веры моим строкам не будет у читателя. А еще, Леша, я ведь не прошусь к тебе, не уговаривать пришел. У меня есть приказ, разрешение от командования корпусом. Так что, как дисциплинированный командир, обеспечь выполнение приказа.

Соколов посмотрел на насмешливо улыбающегося корреспондента. Этот человек нравился ему все больше и больше. И не потому, что он не бегал от войны. Не потому, что стремился попасть туда, хотя и был признан медиками не годным к строевой службе. Уважение Ванюшкин вызывал тем, что стремился рассказать простым людям, как сражается Красная Армия, как воюют солдаты и командиры. Танкист понимал, что напечатанные в газетах очерки, что выходят из-под пера корреспондента, останутся и в архивах издания, и в сердцах людей. «Память об этой войне должна остаться, вот что важно, – думал Соколов. – Мы-то победим, любой ценой победим. А вот какими нас запомнят, какой эту войну запомнят наши потомки, зависит от Ванюшкина и таких, как он».

– Гужов! – крикнул Алексей командиру роты автоматчиков, стоявшего на подножке грузовика. – Возьми с собой в кузов корреспондента. Приказ штаба корпуса!

24-й танковый корпус генерала Баданова ввели в прорыв с Островского плацдарма, в полосе действия 4-го гвардейского корпуса. И буквально в первые же сутки танкисты получили приказ изменить направление удара. Корпус развернулся и с ходу прорвал оборону итальянских частей в бассейне реки Чир. Советское командование полагало, что за спинами итальянцев немцы готовят мощную группировку войск для прорыва к Сталинграду. Но никакой группировки в полосе атаки корпуса не оказалось. Итальянцы бросали орудия, машины, укрепленные позиции и бежали под напором советских танков.

Рота Соколова шла на левом фланге батальона. Роте была поставлена задача фланговым обходным маневром пересечь железную дорогу, западное шоссе и захватить поселок Новоалексеевский, где располагался штаб одной из дивизий 8-й итальянской армии. Разгромить гарнизон, захватить штаб, тем самым деморализовать остатки итальянских частей, заставляя их бежать дальше на запад.

– Смотри, Алексей, – майор Топилин раскрыл свой планшет на колене, поставив ногу на каток танка, и постучал по карте карандашом, – мы сейчас вот здесь с тобой. Развернешь роту на северо-запад. Выходи к поселку низинкой, лугами вдоль озер. Морозы, там все промерзло, и танки, я думаю, пройдут. Я ударю вдоль шоссе, отвлеку на себя внимание, а полк продолжит наступление севернее. Пусть итальянцы думают, что мы так и будем переть по шоссе, стараясь углубиться в их расположение. Когда основные силы полка окажутся у них за спиной, они снова побегут. Мне приказано батальоном брать Новоалексеевский, но думаю, что ты ротой справишься лучше. Тебя не сразу заметят и резервы в твою сторону не успеют развернуть.

– Понял, товарищ майор, – кивнул Соколов и тут же поднял голову, оторвавшись от карты.

Где-то в нескольких километрах севернее вдруг поднялась страшная канонада. Там сейчас били не десятки, а сотни орудий. Даже днем по низким облакам гуляли огненные зарницы. Там их полк продолжал взламывать оборону 8-й итальянской армии. За несколько дней наступления корпус углубился в оборону врага больше чем на сотню километров. То прорывая оборону, то совершая обходные маневры, танкисты шли и шли вперед.

– Хорошо, пусть думают, что основной фронт там, – кивнул командир батальона. – Жарко сейчас севернее Новоалексеевского, гарнизон оттуда ждет атаки, сплошной линии фронта на этом участке уже нет. Корпус бьет в разных местах, бьет неожиданно, маневрирует и все время рвется дальше на запад. Так что пользуйся ситуацией, Соколов!

– Машины за мной могут не пройти, в снегу увязнут, – закрывая свой планшет, сказал Алексей. – Придется брать десант только на броню. Разрешите выполнять?

– Действуй! Через час ты должен быть на исходной…

Два километра до поселка. Алексей лежал на краю оврага и рассматривал крайние дома и высокие пирамидальные тополя поселка. И понимал, что комбат решил все правильно. Атаковать поселок со стороны степи глупо. Командиров во всех современных странах учат одинаково. И подход к обороне населенного пункта сельского типа примерно у всех одинаковый. Вон батарея противотанковых пушек на прямой наводке. В сотне метров перед ней окопы с блиндажами. В них дежурное подразделение. По ходам сообщения окопы заполняются в случае тревоги в течение пяти минут другими подразделениями, поднятыми по тревоге. Со стороны шоссе возможны минные поля. Любой командир установит противотанковые мины на танкоопасном направлении. А что со стороны озер и заливных лугов? Здесь сильно пересеченная местность. Вон и проволочные заграждения. Должны быть огневые точки. Да, есть! Четыре замаскированных ДЗОТа… За линией первых домов должна быть еще и минометная батарея. Танков может и не быть. Если только в последнее время подошли вместе с отступающими войсками. Должна быть еще зенитная батарея. Все же штаб дивизии. Если крупнокалиберные пулеметы, это еще ничего, а вот если зенитные пушки успеют поставить на прямую наводку, то мою роту сожгут в два счета. Но кажется, над крышами не видно стволов пушек. Даже замаскированных. А если они и есть, то с другой стороны поселка или в глубине. Нет, они не успеют вытащить пушки на эту окраину. Нам бы только до крайних домов на гусеницах дойти, а там автоматчики все прочешут. Не дадут неожиданно нарваться на организованную оборону противотанкового узла.