Гостиница «Тиман» представляла собой шестиэтажную коробку из красного кирпича с полукруглым козырьком над входом, кроме того, гостиница преподнесла неприятный сюрприз: свободных мест в ней не осталось, все номера заняты на две недели вперед. Да-да, теми самими арабами, делегатами из Кувейта… А вы записаны? Нет? Тогда просим извинения и подождите пару недель.
Вот и что ты тут будешь делать?
В следующих двух гостиницах, куда любезно проводила гостей из Англии случайная кураторша, в «Центральной» не хватило места четырем, а в «Уюте» запрещены были животные… Алёша и его папа, покорно таскающиеся с чемоданами, горестно переглянулись и обратились к матроне с каким-то вопросом. Та выслушала их сбивчивую речь (папа и сын перебивали друг друга) и перевела горе-путешественникам:
— Детей, собак и одного взрослого они согласны приютить у себя. Вы можете разделиться?
Переглянулись, вопрошая взглядами — как поступим? Северус оглядел продрогших Вернона, Петунью, Нору, Харви, Лизу, трясущихся от холода детей… Терри и Бейли, дрожащих в переносках. И принял сложное решение — разделиться.
В результате пятеро взрослых пошли к «Уютному дому», а Северус с детьми и собаками направились к автобусной остановке за своими провожатыми, куда как раз подъехал сто двенадцатый номер. Легостаевы жили на Яреге.
====== Часть 31. Дар небесного медведя ======
Рейсовый автобус номер сто двенадцать подошел полупустым, так что Северус с ребятами устроились вполне комфортно, пристроив в ногах чемоданы и переноски с собачками. Минут пять-десять ехали по городу, попутно подбирая-высаживая пассажиров, и к выезду из города автобус ехал полным. Далее минут двадцать за окнами была кромешная тьма, затем появился и промелькнул мимо небольшой городок с одной остановкой, потом стройный икарус прогрохотал по мосту, пересекая невидимую во мраке реку, Гарри видел при свете габаритных огней, как совсем рядом с бортом автобуса мелькают перила моста. Ещё сорок минут езды, и вдали показались далекие огни.
— Ярега! Папа, Ярега! — обрадованно крикнул Алёшка, приникая к морозному окну. Отец лишь молча кивнул. Пятнадцать минут спустя автобус неспешно прокатил по дорогам поселка к конечной остановке, высаживая тут-там усталых пассажиров. Вот, наконец, и последняя, ободранная и какая-то ощипанная, остановка, она железная, с деревянной щербатой крышей, в перилах, покрытых облупившейся зеленой краской, отсутствует несколько прутьев. Остановка освещена одиноким фонарем, его тусклого желтого света едва хватает на то, чтобы увидеть, как от них во тьму убегает узкая тропка, проторенная в глубоких сугробах. По ней, вслед за последними пассажирами, и двинулись наши невольные гости из Англии. Северус и Дерек волокли чемоданы, Гарри и Дадли тащили собак, Пенни несла сумку с мелочами. Алёшиному папе можно было посочувствовать: несколько часов кряду он честно и неутомимо пер свои два чемодана…
Зато от остановки до дома оказалось недалеко, буквально пара шагов. Белая пятиэтажка в девять подъездов, квартира Легостаевых оказалась в четвертом, на третьем этаже. На простой дерматиновой двери сверкала латунная табличка «35».
Алёша нетерпеливо и радостно забарабанил в дверь, оглашая лестничную площадку счастливыми воплями. И едва та открылась, исчез в недрах квартиры с громким:
— Мама! Ура-а-а, я дома!
Гарри поежился, ему казалось несколько странным так громко кричать ночью, ведь совсем рядом живут соседи, вот в квартире напротив, например, на лестничных площадках этого дома их было почему-то по две.
— Ну, проходите же, — буркнул сзади отец Алёши. Четверо ребят, высокий профессор и хозяин квартиры с горами чемоданов и двумя петбоксами заняли собой всю маленькую прихожую, Алёша и его мама были практически отжаты к противоположной от двери стене. Алёшина мама удивленно моргала на толпу чужого люда, которая ни с того ни с сего вперлась в дом вместо одного ожидаемого и горячо любимого мужа.
Услышав тиканье, Гарри задрал голову на звук часов — круглый коричневый циферблат, обрамленный римскими цифрами — судя по положению стрелок, часы показывали всего лишь половину шестого вечера. Полностью офигев, Гарри бросил взгляд сквозь открытую дверь кухни на не полностью занавешенное окно — и с чего такая темень?! Продолжая недоумевать, Гарри принялся раздеваться, следуя примеру Алёши и его отца, потом их всех пригласили в ванную — помыть руки и лица с дороги. Ох, какое же это было чудо-облегчение — подставить окоченевшие руки под горячую струйку воды, текущую из крана. Кстати, кран был один, Гарри, как тот барашек, уставился на одинокий кран, из которого текла теплая водичка, это ж надо, какое волшебство! Белые пластмассовые рукоятки были увенчаны красной и синей кнопочками, значение которых Гарри моментально понял — горячая и холодная вода в России каким-то чудом подавалась по одному крану, а не как в Англии — из двух. Так и не разгадав этот секрет, Гарри вытерся толстым махровым полотенцем и покинул ванную.
Гостей собрали на кухне, вокруг накрытого стола, на котором их поджидали глубокие тарелки с каким-то густым багрово-красным супом, в него хозяйка зачем-то бухнула ложку сметаны. Стараясь удержать на лице улыбку и не скривиться от отвращения, Гарри сел к своей тарелке, тоскливо взирая на это безобразие — фуй… сметану в жирный суп…
Но, видя, с каким аппетитом ест Алёшка, Гарри заколебался, взял ломоть странного коричневого хлеба с черной горелой коркой и поднял ложку. Что ж, претензии к русскому борщу у него пропали после первого же глотка — красный суп оказался вполне съедобным, кисленький и сытный. Всё в нем имело кисло-соленый вкус: и картошка, и капуста с морковкой, и сам бульон с говядиной, и кубики какого-то овоща, розового и сладкого. Он приятной теплой тяжестью осел в желудке, нагоняя сон, Гарри отогрелся, разомлел и с полусонной благодушностью смотрел, как тот же борщ из мисок на полу едят собаки. Бейли, довольно ворча и громко чавкая, лакал бульон, Терри же, напротив, брезгливо копался в содержимом, выуживая мясные волоконца и отодвигая на край миски вареные овощи, в результате чего остался голодным, потому что Бейли, проглотив свою порцию, без церемоний оттер пекинеса плечом и в момент подъел всё подчистую.
Чай пили с бутербродами и печеньем «Юбилейное». За чаем и попытались поговорить, но, ясен пень, ничего не вышло: ни гости, ни хозяева инязы в школе не проходили, умели говорить только на своем родном наречии. Правда, Лёшка вроде как придумал выход из ситуации, выскочил раздетым на лестничную площадку и спустился на этаж за соседкой из тридцать третьей квартиры, привел. Девочка лет четырнадцати и ростом метр семьдесят вошла, по-журавлиному переставляя ноги, хоть и высокая, но сутулая, с огромным носом меж маленьких подслеповатых глазок.
Аля Ганина стала их переводчиком, по-английски она худо-бедно, но могла объясниться. Теперь-то гости и хозяева смогли познакомиться по полной и выяснить цели приезда. Узнав о медведях с балалайками, Геннадий Михайлович ударился в веселую истерику — хохотал долго и честно, заливался слезами и хлопал себя по коленям. Алька ржала, как пони, хрипло и заливисто. Лёшка, хихикая, принес с зеркала из прихожей фарфоровую статуэтку, изображавшую всё того же пресловутого белого мишу в крестьянской косоворотке с балалаечкой в лапах, у последней был отколот гриф, но медведь-балалаечник всё равно выглядел молодецки, он лихо жарил-наяривал по струнам, притопывая ногой в такт музыке.
Короче, наивному иностранному мальчику по имени Гарри объяснили, что в данное время медведи, играющие на музыкальных инструментах, остались лишь в фольклорном и изобразительном искусстве: в лубочных и глиняных изделиях, в дереве и фаянсе, на страницах детских книжек сказок, как волшебники, принцессы и драконы, к примеру. При последнем пояснении Гарри смутился, вспомнив свои собственные умозаключения о Санта Клаусах, странствующих по каминам с мешком подарков.
После ужина детей пригласили в зал поиграть в настольные игры — у них, как правило, нет национальности, и кубики с фишками к ним выглядят международными близнецами. Потом, когда подлое время с трудом доползло до девяти, было решено лечь спать, всё равно ночь и делать нечего… Для Северуса разложили диван тут же в зале, застелили свежим бельем, выдали пижамы ему и Гарри с Дереком, которому поставили кушетку, Пенни и Дадли устроили в комнате Алёшки, у него были кровать и кресло-диван. Геннадий с женой Еленой ушли к себе.
