Лекарь взвыл. Усилием воли он заставил себя отключить эмоции и срочно заняться помощью пострадавшим. Сначала необходимо было остановить кровь ограбленной.

— Кто-нибудь! Зажмите рану и держите крепко, чтобы она не истекла кровью до смерти! — скомандовал он в толпу.

Тут же чьи-то руки сменили его на зиящей ране лежавшей женщины. Лекарь принялся разворачивать тряпки дальше. Дойдя до шеи, он приложил пальцы к тому месту, где должна проходить вена.

— Тихо! — закричал он, пытаясь расслышать пульс.

Вена едва-едва подергивалась под его нажимом. Он облегченно выдохнул. Добравшись до лица начал сначала легко, а потом все сильнее и сильнее хлопать ладонью по щеке лежавшей. И тут же застыл.

— Это не моя жена! — объявил лекарь людям. — Не моя это жена!

— Тихо ты, я здесь, — послышался голос сзади.

Лекарь обернулся и увидел свою толстушку, державшую рану жертвы ограбления.

— Скорее, дрожки! Скорее!

Через несколько мгновений счастливый лекарь с женой и двумя жертвами ехали по направлению к дворцу, в королевскую больницу.

У порога их встретила сама королева с перекошенным лицом:

— Он пропал! — кричала Евтельмина. — Он исчез!

Положение спасла лекарская жена.

— Моя королева. Он здесь! Все это время он был с нами, — пользуясь общим замешательством, она подхватила саму королеву под руку, и, принудив флейтиста следовать за ними, уводя их подальше от кровавых дрожек, в то время как ее муж уже отдавал распоряжения прислуге по спасению жизни женщины. — Мы лечили его испугом, вы, должно быть, знаете о методе, который разработал мой муж?

— Да-да, он говорил…

— Так вот, это — вторая часть. Мы взяли юношу в город, чтобы страх от этого вернул ему память…

— Это вы убили ту женщину, чтобы напугать флейтиста?

— Нет-нет. Что вы? Нет! — испугалась толстушка.

— Моя королева, — раздался рядом мелодичный приятный голос.

Королева тут же все поняла:

— Оставьте нас! Все! Оставьте нас!

Нехотя мало-помалу маги собрались в зале. Кто-то должен был взять на себя роль организатора собраний, поставить нужные вопросы, обсудить ответы. Раньше это прекрасно получалось у Бориса. Он направлял беседу в нужное русло, затрагивал темы, которые необходимо было решать, купировал возражения. Сейчас же все обитатели избы, оставшись без поводыря, как дети хлопали глазами и переглядывались, посматривая друг на друга с немым вопросом: ну, кто же начнет.

Все казались себе до сего дня очень умными и деятельными, каждый блистал остроумием на общих собраниях, а как умно всякий из них мог поспорить и опрокинуть точку зрения соседа. Куда же все это делось сейчас. Непонятно было даже, с чего начать.

В какой-то момент все взгляды сошлись на Вениамине. Самым привычным оппонентом Бориса был как раз он, и сейчас от него ждали действий, как бы говоря, вот ты хотел быть главным — вот, пожалуйста, и будь им.

Вениамин понял это, в общем-то и сам себе уже начал задавать этот вопрос, почему он не берет инициативу в свои руки теперь, когда дорога к лидерству очищена, и никто не мешает ему занять верховное место. Пока что все, чего он смог добиться, — сгрызть ноготь на большом пальце правой руки до боли.

Все видели растерянность книжника, но никто не спешил ему на помощь. Каждый почувствовал какую-то удивительную сладость в том, чтобы ткнуть его побольнее, напомнить ему, как он рвался стать главным, и заметить, что кишка-то оказалась тонка. Надо признаться, главными хотели стать все, но никто не оспаривал лидерство Бориса. На это осмеливался только Вениамин. Вениамин-выскочка, Вениамин-букварь, Вениамин-зазнайка и многие другими эпитетами сейчас одаривали книжника приятели, тайно наслаждаясь его провалом.

Вениамин понял и это, понял и то, что удержать власть и верховенство даже над этими жалкими самовлюбленными самоучками будет не так легко. Сейчас, как никогда, он почувствовал необходимость в сильном наставнике, который обычно сопровождал его в годы учения в Библиотеке. Нужен был кто-то, кто сможет указать ему путь. Вениамин проклял всю систему обучения книжников, при которой знания в головы учеников вбивались усердно и охотно, а умение самостоятельно делать что-то умертвлялось в зачатии. Все, что необходимо было для успешного звания книжника: заучивание текстов наизусть и беспрекословное послушание. Любое неповиновение грозило изгнанием, любое своемыслие каралось отменой аттестации. Чем безвольнее и безжизненнее был маг в процессе обучения, тем выше его ценили. Чем выше его ценили, тем больше он о себе воображал, как о какой-то значимой единице. В итоге, и сейчас это чувствовал Вениамин на собственной шкуре, оканчивал учение идиот, способный пересказывать от и до зазубренные страницы на разных языках, совершенно не способный к принятию самостоятельных решений, и с огромнейшим желанием стать самым главным и важным, бескрайним желанием уважения, однако, совершенно не способный руководить даже собственными дурными привычками.

Как всегда, помощь пришла — откуда не ждали. Борис, находящийся тут же, все еще голодный и с кляпом во рту, чтобы обратить на себя внимание, упал с полки, создав страшный грохот в тишине нерешительных заседателей.

Вениамин воспользовался этим как приказом к началу наступления.

— Друзья мои, какой бы ни был Борис, а он живой человек, а мы, надо полагать, не живодеры. Богдан, будь добр, подай ему каши и молока. Большего не надо. Наша задача не дать ему умереть от голода. Всё же его сведения нам еще пригодятся.

Богдан нехотя и недовольно начал являть еду для Бориса, бормоча себе под нос что-то вроде «нашли прислугу».

Вениамин, почувствовав благодаря покорности приятеля, что набирает силу, расправил плечи и оставил ноготь в покое.

— Друг мой, ты же знаешь, кроме тебя, больше некому, — сказал он по-отечески ласково, тайно наслаждаясь такой простой и легкой победой над ближним.

Он понимал, что нельзя допустить сейчас ни малейшей паузы, ни малейшего перерыва, воспользовавшись которым маги могли бы задуматься и оценить его действия, этого нельзя было допустить ни в коем случае. Сейчас главной задачей Вениамина стало не стремление направить совместную деятельность магов на возрождение искусства в Краю, сейчас главным было — заставить каждого выполнить самое мелкое, пусть даже совсем глупое задания, но, чтобы каждый его выполнил, запомнив навсегда, кто здесь главный. Сейчас важно было — утвердить вот такими маленькими победками и победочками собственную власть.

В ту же минуту он обратился к Миролюбу, так же ласково, как и до этого к Богдану, так же по-отечески дал задание пересказать давешний разговор с Борисом.

— Так что уж, все я рассказал, — засомневался в необходимости такого выполнения задания Миролюб.

Вениамин повторил свою просьбу, все так же ласково, но уже с явным оттенком нажима в голосе, подойдя к Миролюбу ближе и нажимая с усилием на плечо ему, в результате чего обгрызенный палец достаточно неприятно впился в районе ключицы в тело.

Миролюб развел руками и усердно начал повторять вчерашний доклад.

Вениамин наслаждался уже открыто: все, чего он так боялся все утро, все это оказалось так просто. Все! Все, что угодно можно было делать с этими людьми, которых он так боялся. «Захочу — из окна будут прыгать!» Доклад Миролюба не интересен был никому, но все слушали, ибо такова была воля Вениамина. Голова кружилась, палец болел, Вениамин был счастлив. Главной мыслью сейчас было — что он сделает дальше? Конечно, самое простое и естественное — отдельный завтрак, не такой как у всех, и в свою комнату… Кстати, а так ли хороша его личная комната? Может, где-то тут есть лучше?..

— Вениамин? — Миролюб закончил свой рассказ и ждал теперь дальнейших указаний от Вениамина.

Вениамин вернулся с неохотой от приятных мыслей к общему собрания. Конечно, можно было бы прямо сейчас начать обсуждение услышанного, но гораздо важнее было утвердить свою власть на оставшихся членах собрания.