Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Девчонка мешала, тянула юбку к коленям.

Он поднял ее и пошел, прижимая к груди, как ребенка. И все говорил:

- Малахольная. Ну, ты совсем того... Ну, смехота...

Алеша ногой постучал в дверь больницы и, когда открыла ему санитарка, положил девчонку на белый диван.

- Вот, - сказал он. - Происшествие произошло. - Сел к противоположной стене на пол, стесняясь испачкать белую мебель своей грязной одеждой.

Девчонку унесли на носилках в тихие коридоры, в жесткий запах лекарств.

Алешу расспрашивал доктор, что и как было. Записал адрес для передачи в милицию. Когда доктор спросил, зачем Алеша шел в город, Алеша разволновался, вспомнив про свою боль.

- Я же к вам шел, - сказал он. - Страх как болело в животе. Думал, по дороге помру в грязи, а мне в училище поступать, в бронетанковое.

Доктор велел спустить брюки, принялся исследовать, осторожно нажимая на Алешин живот и быстро отдергивая руку. Положил на диван, прижал его согнутую правую ногу к ребрам.

- Больно?

И Алеше вдруг показалось стыдным, что боль прошла, что отнимает он время у занятого человека, которому нужно больных обходить и спасать девчонку. Его охватили злость и досада на то, что нес он ту боль так долго и так бесполезно. Он чувствовал себя глубоко несчастным и опустошенным.

- Хватит, - сказал он, отстранив руки доктора и застегивая штаны. - Я обратно пойду.

Доктор достал таблетки из шкафчика, велел Алеше их проглотить.

- Бывает, - сказал доктор. - Бывает, что приступ кончается. Полежи на диване, потом можешь домой идти. Резать без приступа не будем.

Когда Алеша пошел в коридор, чтобы лечь на диван и вздремнуть до утра, доктор спросил:

- Значит, не знаешь, как зовут эту девушку?

- Не знаю, - ответил Алеша. - Она же кусалась...

Он лег на диван и уснул. Утром его пробудил холод из форточки и ворчание санитарки, которая собирала грязь, осыпавшуюся с него.

- Извините, - сказал Алеша. - Я пойду. На работу пора.

Санитарка словно высунулась из морщин, платков и воротников.

- Ты что же про свою барышню-то не спрашиваешь? Мимоходный ты, что ли? Или ты герой и тебе не интересно?

- Живая? - спросил Алеша.

Санитарка обмахнула Алешины сапоги веником.

- Тьфу на тебя! Короткий срок с костыльком поскачет, а там и плясать сможет. Хорошая девушка.

- А какая она в лицо?

Санитарка посмотрела на Алешу тихими глазами, в которых если и был цвет, то, может быть, тот, каким раскрашена доброта.

- Шатенка, - сказала она, присаживаясь рядом с Алешей. - Ты бы ее навестил. Не чужой, поди.

- Не пустят. Ты ей кто, спросят.

- Как кто? - санитарка даже руками всплеснула, они, как воробышки, выпорхнули из ватных, обшитых аккуратными заплаточками рукавов. - Ты ей спаситель. Дождись дня и ступай. И не геройствуй. Спасенный - что крестник. И спасителя не увидеть - вроде как остаться сиротой.

"Я ей никто. Чего это я к ней пойду? - подумал Алеша, выйдя на воздух. - Живая, и ладно. Оклемается".

Он погулял по городу, не зная, куда себя деть. И все думал: "Шатенка. Это что же, темно-русая, что ли?" Постоял у кинотеатра - рано было. Пошел в баню. Упросил очистить ему одежду и выгладить. Пока чистили, пока гладили, он поддавал жару в парной и гоготал вместе с ранними стариками, которые любят, когда в бане еще не мокро, пар сухой, жесткий и пахнет дымом.

- Эх, хорошо! Дюжий пар. Терапия... - кряхтели всезнающие старики.

За стирку и за глажение Алеша заплатил сверх тарифа рубль. Вышел на улицу щедрый и прибранный, как жених. К кинотеатру пошел. Постоял среди ребятишек, толпившихся возле кассы, поразглядывал рекламные фотокарточки. Девушка, наверное героиня, смеялась, запрокинув голову. Светлые волосы, губы змейкой напомнили ему Зинку - "Танцевать люблю до смерти. Все танцевала бы и танцевала...".

В третьем классе учительница задала написать сочинение - "Кого мы любим". Все написали: маму, папу, любимую Родину. Зинка написала: "Я люблю Алешу".

"И больше никого?" - смеясь спросила учительница.

Зинка ответила:

"Так остальных же само собой..."

Алеша сказал вслух:

- Дура. Вот дура-то...

Маленькие девчонки с косичками сунулись к фотовитрине посмотреть, кого это он обозвал таким образом. Алеша поскреб одной из них тугие волосы на макушке пальцем и пошел в гастроном напротив. Купил напиток "Байкал", шоколадных конфет "Элегия", связку баранок и два пирожных.

В больнице ему дали халат, и другая уже санитарка, тоже старая, провела в палату. Она впустила его и прикрыла дверь - сама не пошла.

Алеша огляделся. На одной кровати лежала женщина лет тридцати, спала. Другая кровать белела глаженой пустотой. На третьей, возле окна, лежала девчонка, таращила на Алешу большие глаза, в которых смешались вместе и радость, и горе, и любопытство, и что-то совсем смешное, вроде детского "я больше не буду", ее осунувшееся лицо и темные волосы были как бы оправой к этим глазам.

Стараясь не шуметь, Алеша положил гостинцы на тумбочку, баранки повесил на оконную ручку, чтобы красивее, - девчонкины глаза смешливо блеснули. Алеша сел на стул, стараясь удержать свой вес в напряженных ногах, чтобы стул не скрипнул, не растревожил белую тишину. Спросил шепотом:

- Как тебя звать-то?

- Оля, - шепнула девчонка.

Имя Алеше понравилось, он почему-то вспотел, как в парной, и принялся считать сучки на половицах от стула и до дверей.

- Чего ж ты бежала-то от меня? Видишь, как получилось, - сказал он, сосчитав наконец сучки и вздохнув.

В девчонкиных глазах дымком прошел вчерашний, еще не остывший страх. Конечно, боялась его, громадного, грязного, качающегося на дороге. Устрашилась его перекошенного лица, заляпанного грязью, ужаснулась хриплого, дикого крика.

- Я ж ведь не пьяный был, - прошептал он. - Я не пью. Я же тебе кричал, чтобы на тебя опереться. Вчера у меня аппендицит был, приступ то есть. Сейчас прошло... - Алеша отвел от девчонки глаза, уставился на пустую койку, пристыженный и обманутый болью. - Страшно мне было. Я в бронетанковое училище поступаю, а тут болезнь. Понимаешь? Если бы вдруг серьезное что... - Он помолчал и заявил вдруг громким, неуместным в этой белой палате, решительным голосом: - Я сейчас на работу пойду, расчет оформлять.

Спящая женщина проснулась, с каким-то птичьим любопытством уставилась на Алешу. Девчонка вдавила один глаз в подушку, другой глаз прикрыла тонкой рукой. Алеша увидел, как между пальцами ее потекли слезы. Они текли быстро и мокро. Девчонка не прятала худых своих плеч, и в широком вырезе больничной рубашки была видна ее маленькая, приподнятая локтем грудь.

"Не стесняется, - подумал Алеша. - А тоненькая-то, прямо травинка". Что-то хрупкое шевельнулось в нем, затеплело. Алеша задержал воздух в груди, боясь выдохнуть пробудившийся в нем едва ощутимый аромат лесного цветка.

- Вы того... Вы не думайте. Вы отдыхайте...

Он смотрел на девчонку, жалел ее, худенькую и раскрытую. Ему стало досадно и неловко от того, что он заговорил с ней на "вы", словно оттолкнул ее от себя. Алеша встал, осторожно тронул пальцами девчонкины волосы.

- Слышишь, - сказал. - Ты не скучай тут одна. Я скоро опять приду. Цветок тебе принесу - майник. - Он подошел к двери, ступая на цыпочках, и, обернувшись, как бы подтвердил обещание: - Ты того, ладно. Ты не горюй. Я скоро... - И, уже закрыв дверь, ощутил вдруг непривычную и оттого неловкую свободную радость - мысль ему пришла в голову: "Зинке я цветов не носил..."

4
{"b":"69622","o":1}