Мы считались боевой единицей весьма условно, выполняя каботажные перевозки вдоль побережья и на острова. Спаренный 14-миллиметровый пулемет на баке, торчащий как гарпун китобоя, вечно зачехленный, да приставленный к нему комендор, матрос Чубуков – вот и вся наша боевая мощь. Не считая, конечно, личного стрелкового и холодного оружия да могучих лап матроса Караваева, нашего кока.

Надо сказать, японцы довольно лихие моряки. Их присутствие у наших берегов чувствовалось от Курил до Чукотки. Прогуливаясь по океанским пляжам в ожидании вельбота и отдыхая после разгрузки, мы постоянно натыкались на выброшенные прибоем дары моря. Это были разнокалиберные бутылки из-под японского виски «Сантори», бутылки из-под пива «Саппоро», оранжевые буйки от импортных краболовок размером с футбольный мяч и прочая мелочевка.

Иногда наши боевые корабли отличались – и арестовывали в родных территориальных водах быстроходные японские шхуны. Но это случалось крайне редко. Арестовать их – всегда большая проблема: мощные моторы «Хонда» позволяли заморским браконьерам спокойно уходить от наших «сторожевиков», даже не отцепляя краболовок и тралов с уловом. Мало того, что у этих японцев был великолепный ход, у них еще и локация была выше всех! У «японца» локатор «видел» на восемьдесят миль, у нас – на шестьдесят. Их шхуны в те времена уже были напичканы такой электроникой, какая нам и не снилась, – а мы все еще работали на ламповой аппаратуре. Ходил в то время такой, как бы японский анекдот: «Мы думали, вы отстали от нас лет на пятьдесят, а оказалось, что вы отстали от нас навсегда!» Тем не менее, точка на японском локаторе еще не означала, что это советский «пограничник». Мало ли кто? Опознать корабль можно было лишь визуально.

Мы только-только проливом Екатерины прошли, – у нас Кунашир был самый ближний остров, потом – Шикотан, следующий – Итуруп. Шла обычная ночная вахта. Старшина первой статьи Александр Нехорошев, радист, как всегда слушал пиликанье кораблей нашей бригады, японское радио да рок-музыку писал на магнитофон (к нему у нас очередь за ней стояла), – одним словом, поддерживал связь команды с цивилизованным миром. Тем временем представители цивилизованного мира чистогана и золотого тельца бессовестно вылавливали нашего краба из наших морей, потому что своего они уже всего хищнически переловили, а у нас он еще оставался, защищенный советским законодательством. Вдруг дверь в радиорубку Саши Нехорошева с грохотом распахнулась, и туда ворвался взъерошенный командир корабля, капитан второго ранга Веня Барков, и сходу заорал:

– Нехорошев, блядь!

Все на корабле знали: если Веня говорил «блядь!», это означало, что всё очень серьезно.

– Нехорошев, блядь! Где твои пленки?

Саша растерялся: чего это командиру взбрело обыск проводить среди ночи? А Веня Барков – свое:

– Где твоя гребаная рок-музыка?

– Какая?

– Давай, что заводишь по кубрикам зимой! Заводи! Чтоб им слышно было!

– Кому, товарищ капитан второго ранга?

– Кому? Да на верхнюю палубу! По всей трансляции! По всем динамикам! На весь мир! На полную мощь! Что у тебя есть? Давай!

Радист обалдел:

– Кому слушать-то, товарищ капитан второго ранга? Ночью же идем!

– Выполнять!

У Сани Нехорошева стояла катушка из дома – самое хитовое в те годы: рок-опера «Jesus Christ superstar». Он и врубил по всем динамикам – прямо с середины, как стояла, – «на весь мир». И полетела над тихими морями ария Марии Магдалины:

«I don't know how to love him.

What to do, how to move him.

I've been changed, yes really changed.

In these past few days, when I've seen myself…»

А Веня Барков полетел по командам, рассыпая приказы:

– Открыть задрайки на всех иллюминаторах!

– Тихий ход!

– Убраться всем с палуб на хуй, кто высунется – убью!

В отличие от боевых кораблей, у нас были иллюминаторы, – гражданская же шхуна! Да и силуэт и мачты и прочее – все выглядело совсем не так, как у боевого корабля. А Веня – дальше:

– Дать всю иллюминацию на верхнюю палубу!

Ночь, луна, тепло, практически штиль; Мария Магдалина голосит, – и тут мы, как парадная люстра. Не корабль, а симфония в стиле Александра Грина!

Яркая иллюминация на верхней палубе не давала возможности разглядеть со стороны борт нашей посудины, создавая световой занавес и скрывая от посторонних глаз то место, где был выведен рукой нашего художника, музыканта, поэта и радиста, старшины первой статьи Александра Нехорошева белоснежный номер нашей боевой единицы – 541.

Под лунным небом, на тихом ходе, с музыкой, с сияющими огнями, в комфортной замечательной обстановке, мы практически вплотную подошли к японской браконьерской шхуне, – подошли так здорово, что она оказалась между нами и берегом. Борт в борт. Места и времени для маневра у них уже не оставалось.

К этому времени матрос Чубуков, наш комендор, расчехлил свой пулемет, способный разнести вдребезги японскую рубку и все, что внутри, и вставил ленту. В случае неповиновения он мог сделать предупредительный залп под корму и под нос. А если они попытаются скрыться, то Чубуков имел полное право, зафиксированное всякими международными конвенциями – теми же японцами в том числе, – полное право имел матрос Чубуков открыть огонь на поражение.

Японцы даже не предприняли попытки куда-нибудь смыться.

По нашему кораблю прошла команда тревоги, – и мы забились чуть ли не в оргазме!

«На абордаж! На абордаж!

Как молния – топор!

Вцепились крючья в такелаж,

И рвет картечь в упор…»

Осмотровая группа быстро оделась в парадку и кинулась получать оружие и спасательные жилеты. Матросам выдали пистолеты «Макарова»; старпом, командир группы получил в руки «Калаш». В осмотровую группу входили командиры всех основных отделений. Старшина первой статьи Саша Нехорошев, командир отделения радистов, должен был арестовать радиорубку; командир мотористов – моторное отделение и так далее. От камбуза попытался выставить свою кандидатуру матрос Владимир Караваев – арестовать японскую кухню, – но его еще раньше забраковал сам командир корабля, капитан второго ранга Веня Барков.

Он был бы хорош на войне, Володя Караваев, но теперь он был бесполезен и страшен. Он руками душил бы фашистов! А еще раньше – хазар, печенегов или половцев. Вот это был бы витязь так витязь! Куда там до него былинным трем богатырям! Васнецов всё это, сказки…

Кстати, ему и свои – тоже были несимпатичны. Но он их не душил – по знакомству. Или из-за устава. Хотя, корабельные офицеры для него – все до единого! – были враги, и он клал им в суп лаврового листа сверх меры. Это было единственное, что он мог себе позволить, не нарушая устав, потому что морякам лаврушка была положена. Он размельчал лавровые листы в порошок и щедро подсыпал офицерам – жрите! Офицеры ели суп, страдали от жестокой изжоги и блевали за борт, не понимая отчего.

Такой кок.

Если ночью после очередной вахты тебе попадался в коридоре матрос Караваев – это было страшно, как столкнуться с электричкой в тоннеле метро: деваться некуда и бежать бесполезно. У него было одутловатое белое лицо и глаза убийцы…

7 дек. 2012 г., пятница

18:53 Сегодня в новостях

Москва

1. Медведев заявил, что не верит в конец света и ждет Нового года

2. Прокуратура проверяет Эрмитаж на экстремизм