Одетый в черного цвета, зауженные джинсы и темно зеленую поло рубашку Эвин ожидал гостей. По словам матери, он выглядел крайне презентабельно. Глаза – хамелеоны были ярко зеленого цвета, цвета северного сияния ярко изумрудного оттенка. Столько жизни передавали эти глаза, хоть порой они были серыми и люди видели в них пустоту они всегда испускали великое ничто, вызывающее облегчение в местах соприкосновения с окружающим миром.

Большой Эвин находился в своей комнате, поправлял воротник своей поло рубашки. «Вот я и прожил ровно 20 лет», мелькнула мысль у меня в голове. Я посмотрел на себя в зеркало и взгляд мой привлекла фотография, отраженная в зеркале и аккуратно висевшая на стене, красиво обрамленная деревянной рамочкой, тогда мне было 12, кажется, что прошла лишь какая-то пара деньков и вот мне уже 20, но к счастью нет, прошли долгие и мучительные годы, не все люди признавали во мне личность, да и в целом живое существо. Так что на хорошее отношение к себе я не жаловался, столько глупых претензий присутствует в некоторых людях…

Вот и живи в этом несправедливом мире предвзятых мнений и необоснованных обвинений. Самое странное, что в период формирования личности из червя в человека каждый второй не сбрасывает кольца предвзятости и пустых обвинений, сращиваясь с этой бессмысленной завистью до конца своих дней, выдвигая обвинения в неудавшемся укладе жизни каждому встречному, а если этот встречный окажется в лучшем укладе жизни чем он, тот с удовольствием заблюет его завистью, с широко открытым улыбающимся ртом полным гнили, извергающимся из жерла этой, не слишком проинформированной об укладе жизни твари.

Я рад что развивался в окружении подобных людей, это мотивировало относиться ко всем иначе, вглядываться в детали их механизмов, быть относительно рассудительным, а также искать в людях нечто приятное, дерьма и без того хватало.

Живя крайне осмотрительной жизнью, деля людей на тех, с кем сделка под названием «дружба» обернется долгим сотрудничеством и тех, кто в камере окажется лишь 1 кадром, дающим определенный опыт съемки я нашел человека, которому решился проявить весь спектр своих эмоций.

Эвин уже поправил воротник, отойдя от мыслей он присел на кресло, опрокинул голову назад и начал сверлить взглядом потолок. Голова была абсолютно пустой, зависая где-то в чертогах своего головного вакуума Эвин услышал шаги, мгновенно пробудившие в нем блаженное чувство того, что все будет хорошо, неважно каким было прошлое, здесь и сейчас все прекрасно. Деревянный кафель немного поскрипывал, однако ножки, ступавшие по нему, были легкими. Аккуратной и стройной походкой, по грации сравнимой только с крадущейся к своей добычи пантерой. Эта дама легонько, но уверенно приближалась к комнате жертвы, обреченной до конца своих дней блаженно растворяться в умиротворении от того, что этот источник дофамина неиссякаем. Да уж, серотонин и дофамин преобладал в избытке при слитии в единое целое этих двух структур атомов, по количеству тепла с ними могли сравниться только пульсары…

Человек с шелковой поступью уже зашел на границу двух комнат и заметив на кресле «ничего» не подозревающую жертву ускорил шаг. Приближаясь все ближе к креслу, хищница приготовилась к последнему рывку, но тут казавшаяся такой уязвимой добыча стала охотником. Хищница сделала выпад в сторону уже подготовившегося охотника и вот, резкий переворот игры. Облокотившись на кресло лежал уже генератор дофамина, прижимая к себе довольного пойманной добычей охотника.

– Так нечестно, – довольно прижимая к себе охотника проговорила хищница.

– А по мне так все получилось справедливо, – заигрывающим тоном произнес Эвин.

Леди прижала Эвина к себе еще сильнее, не показывая удовольствия от такого сдавливания Эвин произнес:

– Полегче Бет, мне еще гостей встречать, с вывалившимися наружу со рта кишками я не буду таким уж приветливым по отношению к ним.

Бетти улыбнулась и слегка ослабив свою хищную хватку поцеловала Эвина в рельеф грудной клетки, заметно выделяющийся под этой поло рубашкой.

– Симпатично выглядишь, – игриво произнесла Бет.

Голос Бет всегда казался Эвину неким магическим элементом ее внешности, он был в меру спокойный, нежный, а самое главное мелодичной, Эвин боготворил в этом человеке все, но голосу он придавал куда большее значение.

Хитро посмотрев на человека, находящегося под собой Эвин приподнял аккуратно за талию до уровня головы свой самый сладкий сон.

Глаза не выдавали всей краски эмоций, формирующейся сейчас внутри у Эвина, это никогда не нравилось Бет, она частенько забывала правило относящееся в такие моменты к ее любимому человеку – каждый проявляет свои чувства по мере своих возможностей.

Дабы хоть как-то компенсировать свое молчание порой он специально пытался подобраться к тому высшему свету, который нельзя было описать просто любовью, было это сияние иным, более равномерным и плавным. Всякий раз, когда Эвин выпивал, он притворялся крайне пьяным, но перед этим постоянно предупреждал Бет, что может нести полнейшую чушь, на самом деле подразумевая лишь ту истину, которой он так дорожил. Оставаясь в уединении с ней после насыщения организма ядом Эвин постоянно руками раскрывал свою черепную коробку, показывая Бет некую важную часть химических реакций, происходящих внутри него. Лежа на кровати он аккуратно, как питон обвивал руками свою Бет и вот, когда расстояние оказывалось достаточным для главного блюда, он нежно целовал ее в шею, так поднимаясь до ее красивого ушка Эвин, абсолютно искренне и без единой запинки, говорил о том, как много значит для него эта мадемуазель, – «Хоть порой мы ругаемся по пустякам и я не так часто говорю тебе то, что ты хотела бы от меня услышать, я искренне обожаю тебя за то, что ты просто рядом, не смотря на все мои внутренние противоречия и огромные комки недоверия, частенько летящие в твой адрес ты всегда со мной, я каждый раз обещаю тебе избавиться от этого проклятия, но я сложный в этом плане и ты понимаешь меня, не отступая даешь шансы и все ждешь изменений во мне, хотя сама прекрасно понимаешь, что этого может и не произойти вовсе, я обожаю тебя, это даже не любовь, что-то выше, чем просто желание размножаться, это болезнь, которой я хочу болеть вечность, назовем ее Эвиет ». Как прекрасно ее тело, хотя она постоянно находила невидимые дефекты в себе, но для Эвина в ней их не было, несмотря на стеб, порой относящийся к Бет по поводу ее внешности. Так якобы пьяной чушью он обвивал ее всякий удобный случай, искренне преподнося все, что выращивается у него внутри. После этих искренних слов Эвин и Бетти проводили крайне чувственные ночи, нравящиеся им обоим. Этими ночами, окунаясь в бури эмоций они вновь и вновь разжигались все ярче, своим жаром пытаясь показать истинную Эвиет.

Но на тот момент глазницы пылали, это сияние могло сильно заворожить человека, они сверкали еще ярче всматриваясь в глаза напротив и понимая то, что в них пылает ничуть не меньшее по своей яркости и излучаемому теплу пламя. Эвин улыбнулся и нежно поцеловал в губы свою возлюбленную.

–Больше всего в этом мире я хочу, чтобы ты и я тонули друг в друге вечность, – серьезным тоном произнес Эвин и продолжил,

– Все то время пока ты меня не покинешь, знай, что в моей голове каждый раз при виде тебя или любой мысли о тебе происходит взрыв нейронов, а если взять во внимание мои бесконечные мысли о нас, порой не дающие мне жить настоящим…

Не успел договорить Эвин как Бетти страстно поцеловала Эвина в губы и добавила:

– Я не могу представить жизнь без тебя, поэтому давай попробуем впитать друг в друга твою так называемую вечность, которую могут предоставить друг для друга 2 человека.

На тот период времени шел уже второй год их отношений, если быть точнее, второй год и один месяц, синхронного существования. По вселенским меркам это конечно же жалкое подобие иллюзии под названием «время», как и для людей, не чающих души друг в друге, какими и были они.

– Хммм, думаю попробовать можно, – немного приоткрыв завесу чувств произнес Эвин.