Декабрь

Вино было приятным на вкус, не терпким, не резким, ароматным и легким. Португальское. Не думала, что в Португалии делают хорошее вино, и что его можно купить у нас в обычном магазине по вполне приемлемой цене.

Спрятаться за бокалом вина, и, делая независимый вид, наблюдать, как его бока окрашиваются малиновым цветом. Почему малиновым, когда цвет скорее бордовый? И что же делать дальше, когда закончится бутылка вина? Как я вообще умудрилась попасть в подобную ситуацию.

Мы пришли с мороза в теплую квартиру, вдоволь нагулявшись под пушистым снегом по декабрьской Москве. Везде уже вывешены гирлянды, сделана подсветка каждого здания и памятника и, чего уж там, каждого куста и дерева на любой мало-мальски туристической улице. Город сверкает и переливается. Хотя иногда складывается впечатление, что это замечают только приезжие. Или отпускники, неведомо как застрявшие в Москве и не сумевшие вырваться за ее пределы на время отпуска. Только те, кто смог оторвать взгляд от навигатора, от планшета, от телефона. Перевести взгляд вовне: посмотреть, что снаружи тоже жизнь, а не вечный внутренний диалог с собой и погруженность в дела – дела – дела, или виртуальный мир общения, обещаний, признаний и рассуждений. Там, на периферии внутреннего и внешнего миров, мы сталкиваемся, ощетиниваемся, если нас вырвали из уютного и привычного бега мыслей по кругу, возмущаемся, если толкнули, и так боимся посмотреть дальше этого круга.

***

У меня трехдневный отпуск. Не отпуск в общепринятом смысле, а освобождение от офисных стен, перемена картинки, благодаря поездке в другой город. Три дня на перезагрузку, а потом снова уход в темный мир сомнений, решений, оценок, размышлений. Снова вечный диалог с самой собой: то ли было сказано, какова причина слов собеседника, что этим письмом хотели сказать коллеги, как получить внятный ответ от начальника, какое решение выбрать, если заведомо оба неверны?

Я, как и все, еду на работы, погруженная в свои мысли, заранее прокручивая возможные варианты разговоров, сценарии развития ситуации, пытаюсь просчитать ходы, спорю и с собой, и с невидимым остальным начальником, коллегой, партнером… В этот момент не существует друзей, нет вокруг ярких бликов реклам, взгляд не останавливается на мерцающих огнях новогодней иллюминации.

Для того, чтобы заметить их, надо было сесть на поезд. И пусть он не высадит меня у моря, но все же позволит сменить обстановку, увезет к незнакомым домам, новым улицам, чужим тропкам.

Я с детства люблю поезда. Запах дыма на вокзале, шум, многоголосье, потоки людей, струящиеся одновременно во всех направлениях. Видимо, в прошлой жизни я была машинистом. Иначе я не могу объяснить, почему меня так привлекает железнодорожный вокзал, так тянет взять билет и ехать, ехать, ехать, глядя в окно. Разглядывать проплывающие мимо небольшие городки, с панельными пятиэтажками, купеческими домами в центре и деревенскими на окраине. Наблюдать, как идет дым из трубы или школьники бодро топают домой. В эти моменты приходит ощущение покоя: жизнь продолжается вне пределов нашего круга, вот она, простая, а может сложная. Но не менее важная и живая, чем та, которая остается за спиной на перроне вокзала.

Психолог скажет, что это желание убежать от проблем и ответственности. И, пожалуй, будет прав. Когда груз ответственности начинает давить на плечи так, что их постоянно сводит, когда ком проблем раздувается и грозит погрести тебя под собой, не лучший ли вариант отойти в сторону. Просто шаг в сторону, и ком прокатился мимо. А ты можешь просто стоять и наблюдать, как он постепенно развалится на составляющие, и вот тогда, возможно, при желании, можно будет взять каждую деталь по отдельности и постараться разобраться с ней. Говорят же, что надо делить проблему на мелкие задачи, подзадачи, подкатегории, подгруппы, под… Что-то еще «под».

***

Когда меня повысили до исполнительного директора представительства компании в Питере, я испытала противоречивые чувства. От гордости и радости, что оценили, заметили, поверили в меня. До страха и сомнений: справлюсь ли я, серьезно ли это назначение, смогу ли я поставить себя в новой должности также, как на предыдущей. Хуже всего было то, что ряд сотрудников, которые до моего назначения были моими начальниками или стояли на одной ступени со мной, теперь стали моими подчиненными. Десять лет назад, могла ли я поверить, что человек, принимающий меня на работу, руководитель отдела, которого все боялись, стенали от его придирок и замечаний, вдруг станет моим подчиненным. Да, неисповедимы твои пути, Господи.

Не могу сказать, что проблем стало больше или меньше с этим назначением. Нет, они просто стали другими, более глобальными что ли. Раньше я думала и измеряла свои поступки в масштабах отдела из двадцати человек, теперь он увеличился до уровня региона. А суть осталась та же. Изменился масштаб, за ним, как на веревочке, потянулись новые лица, контакты, знакомства, иной уровень принятия решений. Стал затягивать круговорот встреч, переговоров, обсуждений, конфронтаций, договоренностей и обязательств.

И еще, наверное, и это главное: ответственность перед первым лицом компании. Прямая и безоговорочная. За каждое решение, поступок, за каждый шаг, как твой, так и всех сотрудников.

Тяжело отвечать за других людей. Это тяжелее всего. Проще, когда несешь ответственность только за самого себя: сделал – молодец. Не сделал – изыщи возможность выполнить должное, исправить ошибки, ну, или живи так как можешь, с осознанием незавершенных дел или со здоровой порцией пофигизма на все это. Пофигизм лично мне всегда давался тяжело.

Отдавал в ребра критикой, а в голову капелью. Капелью из мыслей и упреков самой себе: не сделала, не закончила, не проверила, не успела…

Не все такие, как я. Подойдешь к Лидочке, милой барышне лет сорока: «Лида, ты завела документы, отправила на подпись?».

– Нет, а надо было?

Вот смотришь на нее, такую милую, такую взрослую уже сорокалетнюю девочку и думаешь: «Милая моя, тебе не двадцать лет, не таращи на меня глазенки и не распахивай их так наивно. Ты выглядишь глупо». Но не скажешь ей это в лицо, а лишь отдашь команду сделать немедленно. И не станешь говорить, что это ее прямая обязанность, о которой она должна помнить сама. Без напоминаний и вопросов.

И ведь смотрит так искренне, так жалобно. Первое время я велась и подсказывала, становилась рядом и показывала, что и как надо сделать. Пока не дошло, что милая Лида заняла удобную позицию маленькой, глупенькой девочки, которой надо подсказать, помочь, показать. И раз за разом кто-то выполнял ее работу. В то время как она сидела рядом, мило щебетала и бесконечно благодарила. Удобно: прикинься дурочкой, скажи, что не поняла, не умеешь, не получается, и найдется тот, кто за тебя все сделает. Так и было, пока я в приказном порядке не запретила помогать ей. Вот тут и выяснилось, что и документы мы завести можем, и платежку посмотреть. Да и вообще, она не «блондинка», а просто так ей было удобнее.

А ведь за ее работу я также несла ответственность, она же одна из «моих солдат», «моих детей», моих подчиненных.

Как сейчас помню лицо таксиста, подвозившего меня из одного офиса компании в другой. Я ему рассказывала что-то про работу, про подготовку к празднику и произнесла:

– Сейчас проверю, что там мои двадцать детей делают.

– В садике работаете? – участливо спросил он, подруливая ко входу в офис.

– В садике не то слово, – засмеялась я. – Вон один из моих детсадовских стоит, покуривает, – и кивнула головой на Ваню, вышедшего на перекур.

Таксист ошалело посмотрел на здоровенного Ивана, на меня, на офис и захохотал.

Это был лучший период моей работы, как мне кажется сейчас. С одной стороны, я добилась признания и повышения, занимала одну из серьезных руководящих должностей. Мне было интересно и просто работать. Просто – по той причине, что я знала эту работу с самого низа. И никто из моих сотрудников не мог сказать, что я заняла его не по праву. Я всегда была одной из лучших, стремилась не только отлично справиться со своей работой, но и активно помогала другим. Найдя способ решить проблему, способ ускорить или упростить рабочий процесс, я внедряла его у всех остальных коллег. Да не жалко же. Пусть все знают и умеют.