Маленькая ручка помахала мне.

Я оставил спящую девочку-птичку. Прошел в конец двора и спросил шепотом: "Что?"

"Я-узнал-что-она-вам-сказала", в спешке произнес он, словно одно громадное и страшное слово. В мягком первом свете утра я видел его младенческое лицо. Розовые ладошки крепко держались за верхушку деревянной ограды. Он сказал: "Карен поступила неправильно, введя вас в заблуждение, и я хочу передать свои глубочайшие извинения." Потом он вздохнул и сказал: "Поверьте мне, сэр, нет ни слова правды в том, что она говорила."

В основном я думал, что почему-то совсем не удивлен. Глубоко внутри я даже ожидал чего-то подобного. Наверное, часть меня - тайная часть - не хотела потерять эти последние семь лет, хотя и дурные, какими они казались в то время. Я решил ничего не отвечать. Я просто стоял перед ним, обдумывая все, и он, должно быть, подумал, что я его не понял. Потому что он повторил еще раз, теперь помедленнее. "Никто не может повернуть назад время", сказал он мне, сопровождая паузой каждое слово. "И никто не может совершить ничего из того, о чем говорила вам моя жестокая, ребяческая сестра."

"Может, вы и не можете сделать такое", прямо сказал я ему, "но откуда вы знаете, что этого вообще нельзя сделать? Может, когда вы начнете иметь своих детей и они будут в тысячу раз умнее вас всех вместе, то это будет сделано. Ты когда-нибудь задумывался над этим, паренек?"

Они почти стоили того, эти последние поганые годы. Чтобы вот так просто стоять и смотреть в большеглазое лицо, глядящее на меня, никак не меняющееся, только еще более самодовольное.

Я повернулся и пошел обратно в дом.

Птичка-девочка пошевелилась на подлокотнике кресла, бормоча: "Еще. Еще, еще."

Я оставил ее там.

Я вошел внутрь и уселся на краешек постели, глядя на спящую жену. В конце концов она открыла глаза и я сказал: "Я оказался прав." Я сказал ей: "Не знаю почему, но за ночь все изменилось и, весьма возможно, к лучшему."