Я не знала, почему так быстро на него нажала — на личном телефоне у меня стоял поддельный аккаунт, так что за анонимность можно было не опасаться, — и буквально забыла, как дышать, увидев его очаровательное лицо на экране. Он списал грусть в глазах на усталость и в подробностях рассказал о ходе репетиции с другими участниками группы. Бархатный голос Чимина довел до мурашек, заставив обнять себя руками. И заскучать, безумно по нему заскучать.

— По правде говоря, я кое-что выучил, но немного волнуюсь, — он довольно ухмыльнулся, подставив к себе небольшой синтезатор. В мыслях сразу всплыло воспоминание, где я усердно учила его играть любимую песню, которую Пак, впоследствии, исполнил на одной из трансляций, — надеюсь, что мой английский будет не таким ужасным, ведь я всё ещё практикуюсь в его изучении.

Он нажал на клавиши, абсолютно грациозно, словно пианист, готовящийся исполнить величайшее творение. Тонкие пальцы заскользили по черно-белому полотну.

— Всё, что я знаю, всё, что я зна-а-а-ю, — протянул Чимин, спародировав одного известного исполнителя, чьи песни я частенько включала нам в наушниках во время поездок, — любить тебя — заранее проигрышная игра*.

К глазам подступили слёзы; засранец знал, что я буду смотреть этот эфир, и знал, что смысл композиции приобретет безумно личный подтекст. Теперь я кулаком зажала рот, чтобы подавить волну пробивающихся через край эмоций. Наши отношения — заранее проигрышная игра, в его понимании.

— Это был небольшой сник-пик, — загадочно произнес он шепотом, притянув камеру с подставкой чуть ближе. Чимин демонстративно размял пальцы, растопырив их широко, и положил на две октавы. Его игра должна была быть прерывистой поначалу, с долгим звучанием и резким переходом к следующим аккордам, такая чуть грубая распевка, компенсирующаяся мелодичным и нежным припевом.

— Я потратил всю любовь, которую сохранял.

— Мы всегда были проигрышной игрой.

— Мальчик из провинции в большой игре.

— Я пристрастился к проигрышу.

Он растянул гласные, зажмурившись, взяв весьма высокие ноты, которые характерно давались только ему. Его кавер на эту песню пробил меня, заставив слезы неконтролируемо стекать по щекам, я не сдержавшись всхлипнула, губами подпев болезненные слова. Чимин вытягивал каждую ноту с особым двойным старанием.

— Всё, что я знаю, всё, что я зна-а-а-ю, любить тебя — заранее проигрышная игра.

— Всё, что я знаю, всё, что я зна-а-а-ю, любить тебя — заранее проигрышная игра.

Он красиво закончил, прикусив нижнюю губу, и загадочно улыбнулся прямиком в камеру. Словно, раздумав пару секунд, стоило ли продолжать петь или может наоборот, ещё раз повторить эту часть. Комментарии одобрительно заверещали: им понравилась непосредственность и тонкость голоса, выбор песни и подача.

— Боже, слишком много смайликов с сердечками, — Чимин застенчиво улыбнулся, наблюдая за тем, как ежесекундно сменялись десятки сообщений, — Арми, вы у меня лучшие, — он сложил большой и указательный палец в сердечко и показал на камеру, — это вам. Любить вас однозначно не проигрышная игра.

Я рискнула и начала печатать текст; стерла, а затем набрала вновь. Они ведь сменялись так быстро, вполне возможно, что моя фраза просто прошла бы мимо него и осталась в видеозаписи трансляции. Пальцы чуть подрагивали, нос характерно шмыгал: «Я всё ещё пытаюсь справиться с этим дерьмом, потеряла последние кусочки там, пожалуйста, забери меня, забери меня, забери меня домой…». Это были строчки из самого начала песни, исходившие от души. Мне внезапно захотелось оказаться в его объятиях, покрыть поцелуями родные ключицы.

«Какая же я глупая, что не поняла этого раньше», — врезалось в сознание, — «я люблю его больше, чем ненавижу себя».

Взгляд Чимина проскользил по комментариям, а глаза внезапно округлились. Он протянул ладонь к телефону и в нетерпении начал что-то искать; мой ник все же привлек его внимание.

— Вау, — совершенно обескураженно прошептал Пак, отодвинувшись от устройства и нервно нажав клавишу «Ля». Ему срочно нужно было придумать, как выйти из сложившейся ситуации, — спасибо за это, ребята.

Чимин вновь приблизился к экрану и что-то быстро набрал по нему, а затем откинулся на спинку кресла и, как ни в чем не бывало, продолжил рассуждать о том, какой мелодичный танец получился бы под эту песню, и как Чимин изначально болел за данного исполнителя на прошедшем Евровидении. Я заметила, что у меня мигает значок уведомления и нехотя свернула вкладку. В заветном самолетике лежало сообщение от него:

«Я заберу тебя домой».

~

Мне было страшно открывать дверь; Тэхен проводил к их общей комнате и поддерживающе улыбнулся. Я не знала, что могла сказать или как хотела начать диалог, ведь извинения всегда давались особенно нелегко, в частности сейчас. Мы же практически расстались по моей вине.

Я резко толкнула дверь, когда поняла, что больше пасовать не имело смысла, застав — надеясь, все ещё — своего молодого человека за просмотром какого-то интересного корейского телешоу. Он не сразу, но неловко встрепенулся, когда увидел меня, стойко сжимающую шерстяную ткань свитера у груди.

— Привет. — Сглотнула ком неуверенности, следом одернув клетчатую юбку и осмотрев небольшой беспорядок в типично-мальчишеской спальне, — Чим-чи…

Чимин отложил ноутбук и поднялся с места. Мне стало ужасно стыдно, хотелось убежать от него куда-нибудь в сторону Австралии, вернуться в родные края и навсегда забыть о том, что когда-то существовала Пак Чеён — мировая звезда. Однако всё это прошло, стоило ему заключить тело в любимые объятия, заставить меня свести руки за шеей. Мы вместе чуть покачнулись назад.

— Ещё раз повторится это, и я тебя накажу, — взволнованно сказал Чимин, успокаивающе проведя ладонью по моим светлым волнистым волосам, — посажу в комнату полную гамбургеров и заставлю есть по одному в час…

Я сдержанно кивала, пока мы, как неваляшки, продвигались к его кровати, совершенно не планируя разрывать объятия. Где-то на этом отрезке пути, Пак умудрился даже закрыть дверь из белого дерева в комнату.

Губы Чимина знакомо прикоснулись к моим, дав ощутить его полный контроль над ситуацией. Я не сдержалась и тут же углубила поцелуй, заставив нас упасть на позади лежащий матрас кровати. Он был нежен и деликатен, позволил сесть на его бедра и выгнуться в спине. Руки непослушно изучали моё тело, с ягодиц пробравшись всё выше, стянули свитер, обнажив не только душy. Мой язык легко проник ему в рот, в ногах чувствовалось напряжение.

Чимин несколько отстранился, взглядом смерив мою фигуру, и слегка прикусив пухлую нижнюю губу.

— Если это были извинения, то они приняты.

— Но я же не «договорила», — я откинула длинные волосы от лица и вновь склонилась над ним, опалив своим дыханием его подбородок. Он чуть повернул меня, переместив в правую сторону, и уверенно остановил свои глубокие глаза на мне.

Его средние пальцы без проблем могли сомкнуться на моей талии, и это, кажется, смутило.

— Чеён, я хочу серьезно с тобой поговорить, — сообщил Чимин, приподнявшись на локте и отведя от моей щеки пару волнистых прядок, — переспать с тобой, я, конечно, тоже хочу, но для начала мы должны кое-что прояснить.

Я насупилась, приблизившись к нему, и выразила полную готовность во взгляде.

— Ты ведь собираешься принять предложение доктора о реабилитационном курсе, верно? — опасливо спросил он.

— Я боюсь, — тут же призналась, стойко выдерживая непростую правду от себя же, — мне страшно от того, что я стану какой-то широкой. Более полнее, чем сейчас. Знаю, что с этим нужно бороться, но это так невероятно больно… Принять себя. Ощутить весь этот негатив со стороны других.

— Чеён, ты — это не цифры твоего веса, — спокойно пояснил Чимин, нежно проведя пальцем по моей коже, — ты всегда хороша, и неважно, что там говорят остальные. Да, в нашей профессии, фигура играет не последнее дело, но даже при таких высоких стандартах, сейчас это смотрится не красиво, а болезненно.