Катя смотрела на неё, и её сердце сжималось от жалости к маме. Она была готова согласиться на отъезд, но не могла уехать без Христины. Подруга была для неё всем: сестрой, старшей наставницей, путеводной звездой. Катя не могла её оставить, особенно после клятвы следовать друг за другом.

А мать плакала да причитала:

– Ты у меня одна, убьют же маленькую, не пощадят!

Слова матери больно терзали душу. После потери мужа её мама действительно осталась одна. В Кишинёве у неё не было родни, всей её жизнью был отец Кати. И когда тот ушёл в мир иной, одна только Катя и поддерживала жизнь в Веронике Николаевне. Катя знала об этом, поэтому вместе с матерью страдала всем сердцем. Но как оставить Христину, ведь именно старшая подруга поддержала Катю, когда отец умер. Подруга днём и ночью была рядом, заботилась, согревала в своих объятиях по ночам, когда Кате снились кошмары. Ближе Христины у неё никого тогда не было. Мама – Христина – Катя, замкнутый треугольник. Что же делать? Кате предстоял трудный выбор: или оставить мать, или Христину.

Христина твердила, что пойдёт воевать с немцами, что много их уничтожит, пусть только сунутся к ней домой, а Катя невольно упрекала себя за трусость. Именно так она воспринимала свою неуверенность и желание сопровождать маму в Москву. Глядя на задор Христины, Катя невольно заражалась патриотическими настроениями. И сердилась на себя за одолевающие сердце сомнения.

***

А лето тем временем набирало свои обороты. Июнь уже перевалил за половину. Деньки стояли жаркие. Молодёжь беззаботно купалась в реке, стрекотали цикады на деревьях. Ночи стояли тёплые, лунные, было даже видно Млечный Путь. По выходным во всех скверах всё так же работали танцплощадки, и все отплясывали джаз пуще прежнего, словно не верили, не желали верить, что где-то там, за рекой, собирается грозовая туча.

22 июня 1941 года глубокой ночью Христина и Катя лежали в своих постелях. Было воскресенье. Вчера они славно наплясались на танцплощадке в сквере и теперь спали крепким сном, «без задних ног», как говорят в народе. Ночь выдалась жаркая, все окна были распахнуты. На улице стояла мёртвая тишина, не стрекотали цикады, не пели птицы, словно притаились в ожидании чего-то неведомого. Вдруг раздался оглушительный гул, грохот, вся земля словно содрогнулась. Все проснулись.

– Что это? – ошеломлённая Катя подскочила на кровати.

– Война, война! – закричала Вероника Николаевна, вбегая в спальню дочери.

Словно безумная, она схватила дочь за руку и потащила за собой из постели. Катя не сопротивлялась, она бежала за матерью, как в полусне. Где-то что-то постоянно громыхало и свистело, бабахало. Стёкла в окнах постоянно угрожающе дребезжали. А мать всё время тащила Катю за руку. Вот они уже бегут по лестничной площадке. Все соседи повыскакивали из квартир, в чём спали, кто-то выбежал вообще нагишом. И вся эта масса соседей слилась в один неистовый людской поток, кричащий, орущий, стонущий, зовущий своих родных. Все устремились вниз по одной-единственной лестничной площадке. Катю сдавили со всех сторон. Вероника Николаевна крепко, как могла, держала дочь за руку, но толпа бегущих соседей всё-таки их разлучила. И тут раздался оглушительный взрыв. Людской поток швырнуло к перилам, а стёкла с дребезгом вылетели из окон, осыпав пригнувшихся мелкой острой крошкой. Люди завизжали, закричали. Катя закрыла уши, оглушённая внезапным взрывом. Всё происходило словно во сне. Людской поток потащил её вниз по лестнице. Она даже не шевелила ногами, а что-то несло её вниз. И снова оглушительный взрыв, снова крики. Катя тоже закричала, ей было безумно страшно. Мама, где её мама?

Толпа вынесла её на улицу. Стиснутая со всех сторон на узкой лестнице дома, Катя наконец-то вдохнула свежий воздух. Все вокруг с визгом мчались кто куда, вокруг что-то свистело и бабахало.

– Мама, мама! – сквозь слёзы кричала Катя. Она была, как беспомощный котёнок, посреди этой глубокой ночи, брошенная всеми.

Вдруг кто-то крепко схватил её за руку.

– Катя, бежим! – крикнула ей в ухо мать и потянула за собой.

Сердце девушки подпрыгнуло от счастья. Она не одна, мама рядом, она жива! И две женщины побежали куда глаза глядят, подальше от этих оглушительных звуков.

Катя даже не оглядывалась на свой дом, ужас и паника несли её вперёд за матерью. Вероника Николаевна уверенно тащила дочь за собой, словно знала, что делает. Они прибежали к небольшому продуктовому магазинчику.

– Быстрее, быстрее! – кричал им хозяин магазина.

Две женщины залетели внутрь. Хозяин открыл крышку в полу и скомандовал:

– Бегом вниз!

Они чуть ли не прыгнули в открывшуюся яму. Это был подвал, надежное сооружение с очень прочными стенами, где хранились всевозможные продукты и товары. Здесь уже находились несколько семей, прятавшихся от бомбёжки. Катя впервые слышала звуки разрывающихся бомб. Её сердце выпрыгивало от страха, грозясь разорваться при каждом новом взрыве. Хотя здесь, в подвале, взрывы были менее слышны, потолок каждый раз сотрясался, словно грозился обрушиться на укрывшихся людей. Люди прижимались друг к другу, словно котята, беззащитные перед новой страшной угрозой.

Для Кати эта ночь стала сплошным кошмаром. Уткнувшись в грудь матери, она нервно вздрагивала при каждом взрыве. А Вероника Николаевна крепко-крепко сжимала дочь в своих объятиях. Ни один мускул не дрогнул на её лице, только брови нахмурились, а взгляд был полон решимости. И для Кати мама сейчас стала единственным островком спасения, её ангелом-хранителем. Какая же она была глупая, когда не соглашалась на отъезд в Москву, как же она сейчас жалела, что не послушалась тогда, не уехала!

Наступило утро. Громыхавшие всю ночь взрывы утихли. И люди стали потихоньку покидать свои убежищ. Вероника Николаевна вместе с дочерью тоже выбрались на улицу. Катя не узнала свой город. Кишинёв, прежде прекрасный, цветущий, сейчас лежал в руинах. Повсюду виднелись обломки полуразрушенных зданий. Катя не могла поверить своим глазам. Какая сила сделала такое с её любимым городом! Словно ураган налетел и разметал всё вокруг.

– Некогда смотреть, нам надо как можно скорее убираться отсюда, – и Вероника Николаевна уверенно потянула дочь за собой прочь из развалин. А Катя огромными глазами смотрела на свой город, точнее, на то, что от него осталось. Она не могла поверить в происходящее. Она в кошмарном сне, это не может быть правдой. Но твёрдая рука матери постоянно напоминала ей, что нужно торопиться.

Катя полностью подчинялась своей матери: куда Вероника Николаевна, туда и она. От её матери сейчас исходила такая незнакомая прежде сила, что девушка невольно восхищалась её хладнокровием. Катя семенила за ней, словно послушный щенок за хозяином. Она во всём на неё полагалась.

Мать ненадолго остановилась и переговорила о чём-то с пробегавшим мимо мужчиной.

– Так, – повернулась Вероника Николаевна к дочери после пары слов с незнакомцем, – вокзал разрушен, железное полотно тоже. Немцы знают, куда бить. По самым важным объектам, – она словно разговаривала сама с собой. – Пойдём в пункты эвакуации.

И Вероника Николаевна решительно оторвала кусок ткани от подола своей юбки и крепко скрепила узлом свою руку с рукой дочери. Катя удивлённо на неё посмотрела.

– Чтобы не потерялась, – произнесла мать, потянув дочку за собой.

Они быстро пересекали город. Катя спешила за матерью, привязанная, словно собачка на поводке, не совсем осознавая, зачем мама это сделала, но когда увидела пункт эвакуации мирного населения, сразу всё поняла. Это был огромный человеческий муравейник. Сотни, тысячи людей пытались куда-то прорваться, кричали, визжали, плакали. На эвакуирующих грузовиках была давка, яблоку негде упасть. Катя от страха невольно сжала руку матери.

– Не переживай, прорвёмся, – успокаивала её мать твёрдым голосом, – и не такое видели. Главное, Катя, запомни: если потеряемся, если разлучимся, даже не думай искать меня, садись в первый попавшийся грузовик и уезжай куда глаза глядят. Выберешься из Молдавии, езжай в Москву. Там найдёшь мою сестру, твою тётку Марию, она живёт на Партизанской. Разыщешь её, поняла?