Младшую дочь Веры Федоровны и Егора Константиновича звали Альфией. Причем Коноваловы были русскими от головы до пят, просто в деревне, где когда-то родилась Вера Федоровна, жила татарка по имени Альфия и отчеству Мансуровна. Маленькая Вера запомнила ее на всю жизнь. Девочке казалось, что краше черноволосой и черноглазой молодой женщины никого на свете нет. А красивая, значит, счастливая. Это нехитрое утверждение отложилось у Верочки в подсознании.
Первых двух дочерей Егор Константинович басурманским именем называть не дал. А когда родилась третья девчонка, неожиданно сдался, и Вера Федоровна исполнила свою мечту.
Крошку нарекли Альфией… Егоровной.
Альфушенька стала для супругов светом в окошке. Если старших – Зойку и Наташку – родители гоняли, то младшенькой позволялось практически все. Любимица ведь!
Альфия Коновалова на свою тезку из далекой деревни похожа не была.
У девочки были русые жидкие волосы, острый маленький носик и плохое зрение – с самого раннего детства она носила очки. Вере Федоровне еще и поэтому было невыносимо жалко младшую дочку, которой безжалостные окулисты заставляли заклеивать то одно, то другое стекло сложенной слоями марлей.
Старшие дочери Коноваловых очков не носили и вообще вышли девицами ладными – кровь с молоком. Поэтому когда Зойка и Наташка подросли и по-женски округлились, родители старались держать руку на пульсе: с мальчишками стоять в подъезде не разрешалось, а за возвращение домой после девяти вечера можно было отхватить отцовского ремня.
Но даже несмотря на это, девушки сумели хлебнуть мужского внимания и осознать, что пользуются спросом. Старшая дочь Коноваловых Зоя была особенно хороша, даже по-своему красива. Русая от природы она красила волосы «Басмой», а губы красной помадой. Не заметить стройную и синеглазую Зойку было невозможно. Парни сворачивали головы, провожая ее взглядом, а то и свистом. Когда отец понял – дочь выросла, лупить ее пятую точку почем зря перестал. В какой-то момент махнул рукой, мол, что выросло, то выросло. А выросло расчетливое и жадное до хлеба и зрелищ существо.
Семья Коноваловых была зажиточной. Егор Константинович работал водителем и возил на представительской черной «Волге» большое партийное начальство. Частенько он доставлял в обком молодых и сочных дам на подозрительные вечерние собрания, а ближе к утру развозил хмельных посетительниц и раскрасневшихся членов партии по домам. Водитель прекрасно понимал, что за устав «изучали» в ночных кабинетах его начальники, и умело этим пользовался на следующий день.
Утром некий Григорий Кузьмич с трудом загружал свое полное тело в служебную машину, и Егор Константинович как бы невзначай заводил речь на нужную ему тему. Начальник, испытывающий муки похмельной совести, вникал в просьбу водителя и обещал помочь.
И помогал, разумеется. У Веры Федоровны появлялись крутые болоньевые плащи, зонты «Три слона», а у девчонок американские джинсы и югославская обувь. Пол и стены квартиры Коноваловых были устланы коврами, сервант ломился от хрусталя и китайского фарфора, а однажды под Новый год глава семьи принес домой детище вильнюсского радиотехнического завода – катушечный стереомагнитофон «Айдас-9М».
Одним словом, девочки Егора Константиновича ни в чем не нуждались, разве что в теплых взаимоотношениях. Но вся нежность и любовь супругов, как сказано выше, была посвящена Альфушеньке, а старшие дочери просто росли рядом – в модных шмотках и родительских придирках. Между собой старшие девчонки ладили, точнее не конфликтовали, а еще точнее, относились друг к другу с безразличием. Младшая сестра для обеих была как мебель, ее Зойка и Наташка в равной степени презирали, немного ревновали, хотя без особого фанатизма.
Аленький цветочек, как нежно называла дочку мама, посещала всевозможные кружки, играла на аккордеоне, приносила из школы пятерки и семимильными шагами приближалась к золотой медали.
–-Марлен Дитрих из сельпо
По ночам Вера Федоровна, лежа в кровати, мечтала о дальнейшей судьбе своей кровиночки, которую видела замужем за иностранным дипломатом и живущую в трехэтажном особняке на берегу бирюзового моря. Мать грезила о той жизни, которой у самой не получилось.
Когда-то школьница Вера мечтала выйти замуж за Павла Кадочникова, популярного актера советского кино. Но в деревне, где жила девушка, артисты не встречались. В селе были только трактористы, машинисты и прочие представители рабочего класса. Местные парни на симпатичную Верочку заглядывались, но они были ей не нужны. Девушка жаждала переехать из опостылевшей деревни в город и стать там богатой и знаменитой, как Марлен Дитрих.
Фотокарточка зарубежной кинодивы в мехах и с сигаретой, которую Вера всеми правдами и неправдами выпросила у хромой почтальонши Надьки Кротовой, была прикреплена английской булавкой над ее кроватью. И каждый день немка вызывала советскую барышню на незримый бой: мол, а тебе слабо?
Верочка злилась, гневно топала ножкой, показывала сволочной Марлен язык и брела в местное сельпо, где работала продавцом.
Распорядок дня был известен. До тошноты. Трое или четверо покупателей за весь день, а в обеденный перерыв прибежит влюбленный в нее машинист Сашка, потопчется у прилавка, ничего не купит и испарится. Разнообразие случалось, когда привозили товар. Но это было редко.
Вера скучала и ждала перемен. Точнее, верила, имя обязывало. И когда на пороге магазина появился незнакомый фронтовик, замшелая рутина в девичьей душе дала трещину.
После войны Егор устроился работать водителем, специальность получил еще в 40-м. Сначала возил председателя колхоза, затем предложили место в районе. Жениться парень не спешил, девушки были, но ничего серьезного.
В тот особый для обоих день Егор привез своего начальника в гости к местному председателю, а сам зашел в торговую лавку купить папирос. Так и познакомились.
Молодой Коновалов похож на Кадочникова, конечно, не был, но тоже был хорош: большой, с русыми кудрями, синими глазами и кокетливой ямочкой на подбородке. В городе у фронтовика была отдельная комната, вдобавок он водил автомобиль, пускай и казенный, что делало его в Верочкиных глазах сказочно богатым принцем.
Продавщица Егору понравилась. Особенно ее милые веснушки. Спустя несколько дней он наведался в деревню снова, потом еще раз и еще…
Деревенские бабы Верке завидовали. После войны мужиков не хватало катастрофически, а тут заезжий и упакованный кавалер. Да и вернулся парень с войны с руками и ногами, хотя три раза горел в танке и был ранен, от чего на лодыжке у него остался большой шрам в виде распустившегося цветка.
Когда Егор предложил Верочке пожениться, она, не раздумывая, согласилась. Мать покачала головой и поинтересовалась: «Любишь ли?»
Но настаивать, чтобы дочь осталась в деревне и подумала еще годок-другой, не решилась. В доме было еще шесть ртов: пятеро детей и выжившая из ума бабушка. Верочкин отец пропал без вести на фронте.
Так Вера стала Коноваловой. Мужа она не любила, но была довольна, что любят ее. Егор Константинович увлекался фотографией и по ночам проявлял снимки с молодой женой в темнушке. Стены в комнате были увешаны Верочкиными портретами, и это ей очень нравилось. Ну чем не Марлен Дитрих!
Как-то раз Верочка одолжила у соседки пальто с песцовым воротником, достала где-то сигарету, сделала томный взгляд и попросила мужа запечатлеть ее в таком образе. Отомстила поганой немке!
Работать в городе Вера не захотела. Егор зарабатывал хорошо и старался исполнить любой каприз супруги. Женщина много гуляла, ходила в кино.
По вечерам они с мужем слушали грампластинки, обсуждали новости, вместе готовили ужин. Начали копить на телевизор, собирались поехать в Ялту. Новая жизнь в городе Верочке очень нравилась, но все изменилось, когда родилась Зойка.
Новорожденная орала дни и ночи напролет как потерпевшая. Только спустя несколько недель пожилая соседка объяснила молодой и вымотанной мамаше, что у девочки на спине так называемая «шерстка» – мелкие волоски, которые доставляют ей массу неприятностей. По совету женщины Вера начала смазывать спинку дочки подсолнечным маслом, и благодарная Зойка проспала 12 часов, не просыпаясь. Вера смотрела на конверт со спящей дочкой с сожалением. Этот ребенок забрал ее женское счастье. Прощай, телевизор. Ялта, до встречи!
