Раз нанес удар! Еще секунду назад он лежал, пытаясь дотянуться до своей сабли, – а теперь, вскочив, рубанул ведьму по шее. На долю секунды она оказалась беззащитна. Она даже не видела приближавшийся клинок – так была поглощена своей кошмарной работой. Однако удар не достиг цели. Бросившись между ней и Разом, офицер остановил его своим прямым мечом. Она отлетела в сторону, и я увидел, как ее голень с треском переломалась пополам в тот самый момент, когда дхассийцы, утратив остатки присутствия духа, бросились бежать.
Во дворе задержалась только маленькая девочка, увязавшаяся за своей матерью, когда та присоединилась к этому обреченному штурму. От матери осталось лишь почерневшее тело, однако девочка продолжала идти вперед. Она была слишком шокирована, чтобы что-то понять. Ведьма заметила лишь движение и нанесла удар. Я видел, как ее глаза расширились. Она отчаянно попыталась остановить свое заклинание, но было слишком поздно. Вид ребенка нарушил ее концентрацию – она дернулась тогда, когда делать этого было нельзя, – и последствия были ужасными: пламя охватило ее собственные руки. Она рухнула коленями на песок, глядя широко раскрытыми глазами, как ее руки превращаются в почерневшие кости.
Взвизгнув, ребенок бросился прочь. Это отвлекло офицера, и Раз нанес удар ему в живот, пробив кольчугу и пронзив рондийца насквозь. Раз выдернул клинок и издал вопль триумфа. Офицер рухнул на землю. Ведьма обернулась к нему. Ее взгляд был безумным, а руки напоминали обгоревшие ветки. Она должна была быть в агонии, но каким-то образом собралась с остатками сил, исходившими из самой ее души. Ее руки оставались бесполезными, однако глаза вспыхнули и из них полился огонь – две воронки ужасающего жара и пламени, отшвырнувшие Раза назад. Его одежда загорелась.
Это вывело меня из оцепенения. Спрыгнув вниз, я помчался, перепрыгивая заборы, к этой жуткой арене. Ведьма стояла на коленях, склонив голову. Ее плечи тряслись, а от скрытого волосами лица шел дым. Офицер, держась за живот, пытался доползти до своего меча. Раз катался по земле, подергивая руками и ногами. Я бросился к нему, держась от офицера как можно дальше. Услышав меня, ведьма подняла голову, и я едва не закричал: на месте ее глаз были лишь почерневшие впадины. Она выжгла свои собственные глаза, нанося последний, ужасающий огненный удар. Всхлипнув, она произнесла имя: Ванн. Вероятно, так звали ее офицера, потому что тот схватил меч и подполз к ней. Он указал мечом на меня. Угроза была вполне недвусмысленной – но я хотел лишь помочь Разу. Бросившись на него, я стал колотить по его горящей одежде, пока он не замер. Я взглянул на него. Зрелище было ужасным, однако он был жив. Герой, которого некому было восславить. Перевернув его, я стал искать что-то, что могло бы ему помочь. У стены стояла поилка с водой. Я пополз к ней, сложил руки лодочкой и, хотя боль в моей левой руке была все такой же чудовищной, донес ему несколько капель. Все это время офицер смотрел на меня, обнимая одной рукой ведьму. Ее губы двигались, и вокруг ее рук и почерневших глазных впадин начинали формироваться нити бледного света. Помню, какой ужас я ощутил, подумав, что, залечив свои раны, она вырвет мне руки и ноги одну за другой, но она этого не сделала и просто прислонилась к рондийцу.
К моему удивлению, он говорил по-кешийски. «Вот, – сказал он и, сняв свой шлем, бросил его мне. – Для воды». Я был ошеломлен, но наполнил его и промыл ожоги Раза. Сделав это, я попил сам, а затем, повинуясь какому-то импульсу, вновь наполнил его и поставил так, чтобы рондиец мог до него дотянуться, сам не понимая, почему это делаю. Он напоил девчонку-ведьму, которая прошептала что-то, странно глядя на Раза. Она сказала слово, которое не было мне известно: «Доккен». Потом я узнал, что на их языке это означает «темно». Что она имела в виду, осталось для меня загадкой.
Позови я на помощь, их бы обоих захватили, но я почти уверен, что это стоило бы жизни и мне, и Разу. Я не герой вроде него, потому сидел тихо как мышь. Единственное, на что мне хватило смелости, это спросить офицера: «Почему?» Он лишь пожал плечами. «Приказ». Приказ. Меня затошнило. Они имели не большее представление о том, зачем убивали нас, чем мы сами. Я в ужасе глядел на него, а он смотрел на меня в ответ, явно испытывая страшную боль – рана в его животе была из числа тех, что убивают за несколько часов или дней. «Прости, – пробормотал он наконец. – Мне жаль». Затем ведьма что-то сказала, и его внимание вновь переключилось на нее. Она не могла унять дрожь, однако паутина света продолжала распространяться по ее телу и лицу, и я увидел, что порезы и ссадины исчезают, а кости на ноге срастаются. Меня это почему-то ужаснуло. Она коснулась его живота, распространяя свет и на него. Его дыхание стало менее отрывистым. Затем она осела и остановилась, лишь грудь медленно вздымалась. Ее рот был открыт, и из него со свистом вырывалось дыхание.
Рондиец вновь бросил шлем мне. «Еще воды. Пожалуйста». Я хотел отшвырнуть его прочь, ударить офицера – однако вместо этого наполнил шлем и отнес ему. Будь я героем, я, возможно, смог бы выхватить у него меч и сразить их обоих – но я этого не сделал. Я помог ему напиться, и мы немного поговорили. Его звали капитан Ванн Мерсер; он был сыном торговца и приезжал сюда в детстве вместе с отцом, продававшим меха. Он спросил меня о моем доме. Я ощущал нереальность происходящего. Говорить с врагом о доме, пока вокруг нас рушился город. Однако в тот момент мы были одни в целом мире, единственные выжившие. Он сказал мне, что ведьме было всего восемнадцать и что она, скорее всего, останется слепой на всю жизнь. По его голосу я понял, что он был влюблен в нее и станет заботиться о ней несмотря ни на что.
Наконец на нас упала тень. Это был еще один ялик, и, прежде чем я успел что-то понять, двор заполонили рондийцы, поднявшие ведьму и капитана на борт. Я думал, что они убьют меня и прикончат Раза, но капитан сказал им что-то, и они нас не тронули. Ялик взмыл ввысь и скрылся из виду…
Рамита с Гурией переглянулись, и каждая из них поняла, что другая плачет. Затем они вновь посмотрели на Испала. Раньше он не рассказывал им ничего подобного; та история о нем и Разе, которую они знали, была яркой и веселой. Однако именно этот жуткий рассказ казался правдой.
Испал оценивающе взглянул на девушек.
– Я рассказывал вам разные варианты этой истории, чтобы защитить вас, однако именно это – правдивый рассказ о том, как мы с Разом стали братьями. Я увез их с собой на юг – Фалима, несмотря на ужасные ожоги, его не бросила. Она вышла за него замуж и родила ему детей. Она была такой же героиней, как и он, Гурия. Твои родители любили друг друга любовью, возвышающейся над нами, смертными. Будь их достойна.
– Рамита, – заговорил он вновь, – я рассказал вам эту историю, чтобы почтить память моего друга, моего брата Раза Макани. Но еще я рассказал ее для того, чтобы ты знала, что допустил твой будущий муж. Не считай его злом, однако он позволил злу свершиться, и его это терзает. Он хочет искупить свою вину перед миром. Ты должна ему в этом помочь. Уважай его, но не бойся. Помни и то, что, как сказал капитан Ванн Мерсер, было причиной этого подлого нападения. «Приказ». Дочь моя, ты встретишь людей, которые отдают «приказы». Бойся их, молю. Люди совершают самые худшие злодеяния, когда им не приходится брать на себя за них ответственность, когда они могут обвинить в них других. И в-третьих, я хочу, чтобы ты запомнила, что эти феранги, несмотря на все свое могущество и странность, тоже люди. В капитане и других, кого я встретил с тех пор, было столько же хорошего и плохого, как и в каждом, кого я знаю здесь, в Баранази. Осуждай злодеяния, но знай, что редкий человек является чистым злом. Большинство лишь выполняет «приказы».
Испал покачал головой.
– Надеюсь, этот рассказ поможет вам немного понять мир. Он сложен и способен сбить с толку. Здесь может произойти что угодно, и иногда бывает трудно даже понять причину случившегося, не говоря уже о том, чтобы вынести из него моральный урок. Иногда я задумываюсь, не слепы ли все боги. – Он посмотрел на луну. – А возможно, луна свела всех их с ума.
