– В палате кто-то был, – сказала я, опережая их.

Доктор Логан кивнул, а мама сразу взяла меня за руку. Папа отошел от кровати, начал мерить шагами палату.

– При повреждении мозга галлюцинации вполне возможны, – пояснил доктор.

У мамы из уголка глаза выкатилась слеза, стекла по щеке, шлепнулась на плечо, растеклась мокрым пятном на шелковой блузке.

Доктор Логан указал пальцем прямо мне на лоб.

– В ближайшее время мы узнаем, что у нее там происходит.

День тянулся медленно. Меня перевели этажом ниже в палату с голубыми стенами и душем. Уже сам по себе этот факт вселял надежду, ведь яркий и жизнерадостный цвет стен предполагал, что я могу их видеть, а значит, нахожусь в сознании и худо-бедно соображаю. И кто знает, вдруг мне даже понадобится душ. Я чувствовала все то же напряжение, тело тянуло сразу во всех направлениях – вверх, вниз, вправо, влево, – но не так сильно. Вернее, натяжение то ослабевало, то становилось сильнее. Тогда я обхватывала себя руками, будто пытаясь не дать себе разорваться на кусочки, но ощущение не проходило.

После уроков пришел Деккер. Сел у кровати. Сел так, чтобы быть как можно ближе, но не касаться меня. Мы вместе молча смотрели телик – и это было хорошо. Мы знали друг друга достаточно давно, поэтому разговаривать было вовсе не обязательно. Тем более ни мне, ни ему этого особо не хотелось. Затем меня увезли на тесты, только они ничего общего с обычными тестами не имели, потому что сама я ничего не делала: я просто лежала, а приборы жужжали, гудели, пикали и фотографировали мой мозг.

Вечером пришла Мелинда. Поставила новую капельницу.

– Сегодня доктор назначил тебе дозу поменьше, детка, – сообщила она, сунула мне в рот таблетку и поднесла к губам стакан с водой, как накануне. А потом эта милая женщина, нашептывая какие-то успокаивающие слова и гладя меня по голове, привязала меня к кровати.

Утром меня отключили от всех трубок. Какой это был день? Суббота? Очень хотелось сориентироваться во времени. Снова появилось разрывающее тело напряжение. Тянуло вниз, тянуло из палаты. Новая медсестра, даже не улыбнувшись, высыпала мне в рот пригоршню таблеток и залила водой. Я скучала по трубкам – успела к ним привыкнуть.

Зашел, кивнув родителям в знак приветствия, доктор Логан. Щелкнул выключателем – загорелся белый экран на стене. Несмотря на болеутоляющие, каждый вдох и выдох отзывались в сломанных ребрах. Но еще хуже, что экран на стене издавал монотонный, хоть и тихий гул. И этот гул впивался мне в самую середину мозга. Доктор Логан прикрепил на экран большой кусок плотной пленки.

– Так, Дилани, давай смотреть. Вот это МРТ обычного мозга, – пояснил он, указывая на снимок в поперечной проекции, который был расчерчен сеткой три на три клетки. Хоть в крестики-нолики играй. Мозг на снимке напоминал какой-то разрезанный пополам плод, снятый на черно-белую камеру: переходы и наслоения серых пятен разной интенсивности.

Затем доктор Логан прикрепил на экран еще кусок плотной пленки.

– А вот это – результаты твоей томографии.

Мой мозг в разрезе оказался гораздо занятнее. Серый фон был испещрен массой белых пятнышек разного размера и формы. А в одном из квадрантов даже виднелось пятно, напоминающее мазок кисти художника. Я молчала. Честно говоря, мой снимок мне нравился больше, только вот вряд ли он относился к категории обычных. А необычный мозг – так себе новость. Мама сжала мою правую руку. Папа сделал глубокий вдох и со свистом выдохнул.

– Как мы видим, мозг сильно пострадал. Белые пятна означают поврежденные участки, и они повсюду. – Доктор Логан подвигал нижней челюстью, тяжело вздохнул. По правилам должно было последовать «но». Например, «…но выходит, что ты обходишься без этих участков мозга».

Однако он произнес:

– И совершенно удивительно, что ты полностью пришла в сознание, без нарушений памяти, без нарушений речи. Ты вообще в полном порядке, можно сказать. – Он сунул руки в карманы халата. – И я понятия не имею, как такое вообще возможно.

Я коснулась кончиками пальцев лба, линии роста волос.

– У меня поврежден мозг? У меня не в порядке с головой?

– И да, и нет. Технически да, поврежден. Но какие-либо симптомы повреждения отсутствуют.

– Тогда что с ним не так?

Доктор Логан задумчиво провел рукой по тронутой сединой челке.

– Если верить МРТ, с твоим мозгом многое не так. У тебя должны быть проблемы с памятью, как с кратковременной, так и с долговременной, – но их нет. У тебя должны быть нарушения речи, проблемы с восприятием информации, должна быть нарушена координация – но ничего этого нет. Честно говоря, ты должна до сих пор находиться в коме или в вегетативном состоянии.

Мне стало страшно. Внутри все сжалось так, что заболели ребра. Но я обрадовалась физической боли, потому что она отвлекала от ранящих мыслей. А что, если все временно? Если природа осознает ошибку и вернет меня в состояние комы, а тело останется пустой физической оболочкой?

Я коснулась рукой макушки.

– Я умру?

Доктор Логан подался вперед, покачал головой. Но не стал отрицать.

– Скажу честно, науке очень мало известно о человеческом мозге. Поразительно мало.

Если он хотел меня поддержать, то у него не вышло. Такая фраза из уст специалиста-невролога вселяла ужас.

Мне требовалась ясность.

– Я умру?

Доктор Логан хлопнул в ладоши и посмотрел вверх – будто ждал, что оттуда прозвучит ответ. А когда его не последовало, произнес:

– Точно не сегодня.

Я не поверила в разыгранный спектакль. Но он продолжил:

– Понятия не имею, как твой организм функционирует с такими обширными повреждениями. Похоже, здоровые области мозга компенсируют пострадавшие.

Мама заговорила. Каблуком она отбивала по полу ритм – в два раза быстрее, чем слова.

– То есть, – цок-цок-цок, – она будет здорова. – Цок-цок-цок.

Ее ладонь легла мне на лоб. Губы доктора Логана чуть изогнулись в улыбке – по такой не понять, что у него на уме.

– Как только подготовим документы, начнется реабилитация. Тогда и посмотрим.

Папа убрал со лба прядь волос. Он тоже был блондин, как и я. Без единого седого волоса. В этот момент он, слегка взлохмаченный, в помятой одежде, вполне мог сойти за классного родителя. Только это не соответствовало действительности.

Увидеть папу без прилизанной прически можно было только в отпуске, и то если мама забывала прихватить его гель для волос. А так каждое утро он мазал волосы гелем, зачесывал их назад, обувал лоферы, повязывал галстук и отправлялся на работу – в свою бухгалтерскую фирму. Вот так выглядел и вел себя мой настоящий отец. А помятый взъерошенный тип у больничной кровати – самозванец.

Раньше отец работал в крупной аудиторской компании, по выходным проводил выездные аудиторские проверки. А когда я пошла в младшую школу, уволился и открыл собственную фирму в соседнем городке. В ней было всего два сотрудника: он сам и секретарша. В нашей части штата Мэн не было серьезных клиентов, чтобы отец разбогател, но на оплату счетов его прибыли хватало, и к тому же вечера и выходные он проводил дома, с семьей. Его такое положение дел вполне устраивало.

– Медицинская страховка покроет расходы на лечение?

Вот теперь я узнавала папу.

– Этот вопрос решайте с нашей бухгалтерией, – ответил доктор Логан, собирая снимки.

Я снова почувствовала странный зуд в голове. Интересно, это ощущение происходит из поврежденной части мозга или из той, которая работает вместо нее? Может, оно возникает из-за жужжания приборов? А может, дела мои так плохи, что нейроны гибнут один за другим, – мне кажется, что в мозгу возникает зуд, а на самом деле его нет?

– Со мной все в порядке, – сказала я вслух, хотя мое тело разрывалось на части, а снимок моего мозга напоминал фотку салюта на День независимости. – Со мной все в порядке, – повторила я, будто слова должны определить реальность.